он ударит меня, чем вас, — ответил Филипс. — Похоже, он бьет свою жену?
Эта мысль никогда не приходила мне в голову. Я испугалась, что Филипс прав.
— О, не думаю.
Необъяснимо, но мне почему-то хотелось защитить Эдвина.
— Это было только один раз, и тогда был плохой день, ну а потом я сама виновата — разозлила его…
Филипс недоверчиво смотрел на меня. Я умолкла.
— В любом случае. Неважно, — спохватилась я. — Посмотри на эту комнату.
Но Филипс не отводил от меня взгляд.
— Как и сказал, сначала я хотел спрятать ваши работы, чтобы однажды вы смогли взять их. Но после подумал, что вам нужно место, где вас никто не найдет.
Под его проницательным взглядом мне стало неловко.
— То есть мои работы…
— Они здесь. — Парень показал на угол. — Вспомнил, как однажды вы попросили свернуть их. Я убрал картины подальше от окна, чтобы они не поблекли. Куда не доходит солнце, я проверял. И краски ваши тоже там.
В противоположном углу стояли аккуратно сложенные палитра, кисти и краски.
Я ахнула. Все картины были на месте. Все, кроме «Марианны» и нескольких набросков Эдвина, которые я успела спрятать в шкафу на другой стороне чердака.
— Я сожгу мольберт и некоторые рамы, — продолжил Филипс, — чтобы у вашего отца не осталось сомнений. То же самое я сообщил мистеру Форресту. Он хотел заполучить некоторые из картин.
— Правда?
Интересно, не для клубной ли галереи? Возможно, таким образом, он хотел помочь мне, так же, как и Филипс.
— Значит, у него ничего нет?
— Нет. Не видать ему ваших картин!
Филипс вздумал принимать решения за меня. Я почувствовала легкое раздражение.
— В любом случае, это все. Но вам не стоит часто подниматься сюда.
— Отчего же?
— Приходите, если только очень нужно. Будете часто здесь появляться, пойдут домыслы. Люди догадаются. И петли на дверях проявятся, если их постоянно открывать.
— Ты действительно все продумал. Все ради меня?
Филипс опустил глаза.
— Я мало что смыслю в искусстве. Ваши картины мне понравились. У вас даже лицо меняется, когда вы рисуете. Я сам видел. Все очень несправедливо, — он усмехнулся. — Терпеть не могу, когда несправедливо.
Я шагнула и взяла его за руку:
— Спасибо.
Он улыбнулся.
— Филипс, даже не знаю, чтобы делала без тебя. Ты хороший друг.
Он смущенно поддел меня локтем. Я потянулась и поцеловала его в щеку. Затем, вспомнив, как Эдвину нравятся мои проявления признательности, обвила шею парнишки руками и притянула его голову так, что наши губы соприкоснулись. На секунду его губы ответили, но затем Филипс резко отпрянул.
— Нет, Вайолет. Я не такой, как он. Я сделал это не для того, чтобы вы…
Он отвернулся. Мои щеки пылали от стыда.
— Я сделал это, потому что вы заслуживаете.
— Прости, — прошептала я.
Филипс покачал головой:
— Не извиняйтесь. Никогда передо мной не извиняйтесь.
— Я хочу сказать, что Эдвин… — начала я, желая все объяснить этому парню, этому замечательному человеку, моему единственному другу.
Но Филипс поморщился:
— Он — не тот. Вайолет, я знаю, вы думаете, что любите его или что-то вроде того. Но он не тот, кто вам нужен.
— Он не так плох, как ты думаешь.
Произнеся слова, я тут же почувствовала их пустоту. Филипс абсолютно прав. Эдвин — не тот. Он поднимал руку на меня, насиловал. Вероятно, так же издевался и над Фрэнсис.
Я, застонав, прислонилась к стене. Затем сползла на пол и села, обхватив голову руками.
— Ох, какая же я дура! Эгоистичная, глупая дура!
Филипс присел рядом.
— У вас не было шанса. Этот человек втянул вас. У него дар убеждения. Мне кажется, он ненавидит, когда ему отказывают.
— У него жена! — взвыла я в отчаянии. — Она предупреждала меня держаться от него подальше, а я не послушала.
— Вайолет, вашей вины нет.
Я наморщила лоб.
— Есть. Я так отчаянно хотела стать художницей, что согласилась на все. Он подписал мои картины своим именем. Подписал и продал их.
Филипс был в шоке:
— И рассказал вам?
— Я сама узнала.
— И что теперь делать?
— Понятия не имею, — призналась я. — Избегать Эдвина? Извиниться перед Фрэнсис? Выйти замуж?
— Не прекращайте рисовать. Обещаете?
Я улыбнулась:
— Обещаю.
Он снова мягко толкнул меня локтем.
— Не думайте, что вы одиноки в этом мире и никому не нужны.
Я могла бы выйти замуж за Филипса и начать новую жизнь далеко отсюда. Но так не будет. Я знала.
— Буду благодарна тебе за все, пока живу, — сказала я. — И, наверное, дольше.
Филипс обнял меня за плечи и поцеловал в висок.
— Пойдемте. Пора выбираться отсюда.
Глава 55
1855
Фрэнсис
15 сентября 1855 года
Эдвин в Лондоне уже неделю, а я ничего не слышала о нем. Мне все равно, я не скучаю по нему. Последние дни почти не выхожу из дома, ожидая, пока исчезнут синяки, и спадет опухоль с лица. Агнес ухаживает за мной с такой заботой и нежностью, что первое время я все не могла привыкнуть. Я позабыла прикосновения, наполненные любовью, а не гневом. Такая доброта почти невыносима и даже причиняет боль.
Кровотечения не было, спазмы в животе прекратились. Но в глубине души я чувствую, что моего ребенка больше нет. Эдвин забрал его у меня. Агнес спросила, на каком я месяце. Услышав ответ, она помрачнела: я уже должна чувствовать движения. Она тоже думает, что ребенок мертв, хотя ничего не сказала…
Громкий звон дверного колокольчика потревожил тишину в доме. Фрэнсис оторвала взгляд от дневника. Она слышала, как Агнес с кем-то разговаривала приглушенным голосом. Затем постучалась в гостиную.
— Мисс Харгривс, мадам, — сказала Агнес. — Я сказала, что вы не принимаете, но она очень настойчива.
Фрэнсис встала. Даже спустя неделю движения доставляли боль. Сердце колотилось. Она заставила себя улыбнуться.
— Конечно, Агнес.
Как домашняя кошка, Вайолет мягко скользнула в комнату. Она смотрела на Фрэнсис широко открытыми глазами. По щекам девушки бежали слезы. Худая и бледная. Даже волосы утратили блеск.
— Я пришла повиниться, — ее голос дрожал. — Я по глупости совершила непростительное. Мне стыдно.
— Присядьте, — с участием предложила Фрэнсис, показывая на диван.
Вайолет села, Фрэнсис мягко опустилась рядом. Она дала девушке носовой платок, которым та промокнула глаза. Наступила короткая, неловкая пауза. Фрэнсис замешкалась.
— Я знаю мужа, — начала она. — Поверьте, знаю его хорошо. У вас не было выбора.
Вайолет протянула руку и очень нежно коснулась синяка на челюсти Фрэнсис.
— Это он! — произнесла девушка. То был не вопрос.
Они смотрели друг на друга. Фрэнсис приподняла рукав и показала Вайолет перевязанное запястье.
