Айна поверила, засомневалась, задавая уточняющие вопросы:
— И, когда ты успел?
— Я тайком рисовал! Три дня угробил, расписывая стены пещеры. Здесь недалеко. Полдня идти. Рванули?!
— Фальгус! — топнула ножкой Айна. Браслеты на лодыжке звякнули.
— А, что я такого сказал? — обиделся великан. — Не пойдете, что ли?
— В другой раз, — пробормотал я.
— Ты же знаешь: другого раза не будет. Ладно, прощайтесь. Только быстро, а то мне не по себе.
— Отойдешь? — предложила девушка.
— Нет. С вами постою. Молчать буду. Вы на меня внимание не обращайте. Прощайтесь, словно меня и нет. Я могу глаза закрыть. — И он закрыл, а сам подглядывал в щелочки. — Вот. Так лучше?
Я вздохнул.
Айна нерешительно улыбнулась. Еще раз дернулась в объятиях мужа, пытаясь вырваться, но ничего не получилось. Я протянул руку, хотел погадить девушку по щеке, но Фальгус моментально открыл глаза:
— Без рук!
— Ясно.
— И это. Я, что еще хотел сказать: все дети от древнего рода, а не от инопланетников!
— Ясно, — снова сказал я. Не хотелось сориться. Ничего не хотелось.
— Может заткнешься уже? — предложила Айна своего спутнику.
— Я просто хотел внести ясность!
— У тебя получилось, — признался я.
— Отойди на два метра, — грозно сказала Айна Фальгусу. Тот покривился, но подчинился. За ее спиной вытянул палец, тыкая мне в голову, потом показал топором точку в небе, куда мне следовало немедленно улетать, и одни губами прошептал:
— Помни!
Я помнил. Теперь я всё помнил. Такое не забыть.
— Дальше, — капризно сказала Айна, не оборачиваясь. Дикарь прошептал что-то обидное для меня и присел на камень. Стал точить новый топор. Сосредоточился на работе. Вжик, вжик-вжик: точильный камень замелькал в руке. Тоже мне художник.
— Он у тебя веселый.
— Правда?
— Зря на него наговаривала. Хороший парень и оказывается рисовать умеет.
— А я и не наговаривала.
Я качнул головой:
— Точно. Ты и не говорила о нем никогда.
— А зачем? Чтобы это изменило?
Я натянуто улыбнулся.
— Действительно ничего. Так ведь предписывал род? Верно? Летопись точно отразила ход времени? — Предположение само слетело с языка.
— Очень точно. Теперь будем прощаться? Дальше каждый своей дорогой?
Я промолчал. В горле застрял комок. Попытался сглотнуть и не смог.
— Прощай, — сказала Айна, протягивая мне узкую ладонь, сурово хмуря красивое личико, прямо как мой погибший капрал. Я смотрел на эту руку, на тонкие подрагивающие пальчики и думал, когда они успели внедрить в свой мир этот жест? Вроде бы недавно произошло, а теперь все поголовно жмут другу руки. Даже противно: хоть бы понимали торжественность момента.
Я осторожно сжал узкую ладошку и не хотя отпустил. Девушка резко повернулась и быстро пошла к камню. Фальгус поднял голову, перестав точить топор. В глазах его читалась тревога.
— Инопланетник! — позвал он. Я кивнул. — Нож отдай. Теперь, когда лезвие его попробовало кровь саама — он стал нашей реликвией.
— Артефактом? — спросил я, чувствуя, как во мне закипает ярость. — Очень ценным и важным артефактом?
— Ага.
— Не отдам.
Фальгус опешил от такой наглости. Потом зашипел в ярости, двинулся на меня, угрожающе помахивая топором. Айна остановила порыв. Я скрестил руки на груди, ждал. Девушка, так и не повернувшись ко мне увела, мужа.
Они растаяли в воздухе. Тропа рассыпалась в ярких розовых вспышках. Портал исчез.
— Не отдам, потому что нож нужен самому, — шепотом сказал я. Надо было решить дело, но сначала прощальный визит.
19.3
Я дождался пока мать племени набьет трубку свежим табаком и раскурит. Потом спокойно вышел из полумрака хижины. Кивнул женщине и вытащил трубку из цепких пальцев. Она сопротивлялась секунду. Смотрела на меня зло, безнадежно опустив руки на колени.
Я кивнул и сказал:
— Я готов.
Мать Айны гневно раздула ноздри и открыла портал легко, и, непринужденно, выгоняя меня из своего мира, как надоевшую муху из комнаты. Ухмыляясь, и не сводя со старой женщины напряженного взгляда — мало, что удумает напоследок я шагнул в неизвестность.
Вышагнул на поляну и чуть не выронил трубку. Чертыхнулся не злобно, сетуя на свою нерасторопность: не хватало затушить. Обошлось! Наконец-то покурю. Счастливая улыбка промелькнула по лицу и тут же утонула в печали. Я стал подносить мундштук к губам, когда поляна неожиданно заиграла светом и на ней появился титан, снявший защитный зеркальный купол. Возле его ног покоился цилиндр.
— Раб? — Титан стал снимать остроухий собачий шлем с головы — тоже модник. Видно только прилетел. Я такие собачьи и птичьи шлемы у многих молодых господ замечал, не мог только объяснения найти и не спросить. Такие не ответят. Капсулы не видно. Да и как я мог увидеть то, что сокрыты от глаз простых смертных. — Ты откуда?
— Оттуда, — махнул резным мундштуком за плечо и сунул трубку в зубы. Жадно затянулся и закашлялся, сгибаясь. На глазах выступили слезы.
Легкие раздирало. С трудом выплюнул из себя горечь.
Надо же, а я оказывается и не курил никогда. Как я мог забыть? Не в детстве, не в училище, не на корабле. Никогда. Даже не пробовал.
А тот видно, Ваня, курил. И теперь дурманил мне мозг своим желанием.
Трубка снова потянулась к губам по мимо воли, и я сдался. Да, пускай покурит. Что с меня убудет? Вряд ли я продолжу карьеру, как подводник.
Я жадно затянулся. И второй раз не закашлялся. Жаль, что трубка не слишком большая.
Титан откинул шлем в траву, вытянул руку, призывая к себе. Он сразу понял откуда я. От такого не утаишь.
— Ты, не минер, раб?
— Нет. — Я с наслаждением затянулся. Табак пьянил и успокаивал, имея необычный вкус трав чужого знойного мира. — Я — водолаз. — Я немного лукавил — сварка под водой и минирование объектов — это то, что мне в жизни удавалось
