— Батюшко Петр Сергеич изволят в бассейне купаться, — говорит Сидор. — А чего ж ты спишь так долго? Уж петушок пропел давно… Завтрак на кухне.
— Слушай, мне бы похмельнуться…
— Ты в углу посмотри, — советует Сидор. — Я там бутылки составлял, в некоторых много еще оставалось.
Коля идет к бутылкам. Отобрав те из них, на дне которых задержалась жидкость, разыскивает стакан и сливает в него остатки. Выдохнув, выпивает буроватую смесь.
— Хорошо, — говорит он. — Но мало.
Посмотрев еще раз бутылки и убедившись, что в них ничего не нет, Коля секунд десять смотрит на генеральскую сокровищницу, решается и идет к бару. Достав пузатую черную бутылку, он откупоривает ее, наливает полный стакан и залпом его осушает.
— Отличная штука! Эй, Эныч, — подъем! Труба трубит, сержант зовет в поход. Вставайте, граф, рассвет уже полощится. Э-ныч!
Он принимается расхаживать по комнате, время от времени ударяя Эныча по голой пятке. Рассказывает:
— Эх, скажу я тебе, вчера и денек был! Как с утра начали квасить, так до самой ночи не просыхали!.. И где мы только с дядей Лукой не были! По всему городу прошвырнулись. Но главное — Паруса! Вот это кино было! Если б ты видел, какой Молекула концерт устроил — закачаешься! Я с дядей Лукой и ребятами участие принял! Меня капитаном выбрали! Знаешь, какой я там порядок навел — ого-о! А главное — приз выиграли, ящик водки «Столичной», экспортной! Половину я народу раздал, а другую половину тебе вез, да по дороге дядя Лука, пенек аляповый, тормознул неудачно… А еще я на шарике воздушном покатался, «Абитуриентио» называется. Большой, красивый, а город наш — с кулачок. Но я свое Мазилово успел разглядеть. Так вот!.. Нет, здорово было, что ни говори. Давай сегодня отпросимся у генерала — и под Паруса! Да, слышь, Эн Эныч, я там между прочим, твою Риту вчера видел. Хорошо выглядит. Привет тебе передавала. Спрашивала, когда домой собираешься… А Семен-то хохмач! Знаешь, что выкинул напоследок! Нашел на заводе какую-то пугалу и ну с ней прямо в цеху заниматься. Потом их ее полюбовник Митька-горновой накрыл и обоих в печь закинул. Представляешь… Наверное, суд будет. А еще я очки нашел. Золоты-ые! — Коля достает из кармана очки, надевает их, подходит к зеркалу. — Хму-у… Погляди-ка, да я в них прямо настоящий интеллигентный дядек! Нет, в самом деле, погляди Эныч, — похож?
Носком ботинка Кувякин тычет друга в бедро.
Эныч вздыхает, открывает глаза.
— Похож-похож, — говорит он и переворачивается на другой бок. — Вылитый МАДНАВОХ.
Генерал вылезает из воды, обтирается, надевает халат, закуривает и садится в кресло-качалку. Резмеренно текут мысли.
«Пьянство пора прекращать. Оно ни к чему хорошему не приведет. Тому много примеров. Петр Первый, Барбаросса, Ричард Львиное Сердце, Чан Кайши, Каддафи, Саддам Хусейн и почти все остальные завоеватели загнулись или еще загнуться из-за пьянки раньше положенного срока. Не следует повторять их ошибок. А я вчера основательно перебрал. Потерял над собой контроль. Страшного, конечно, ничего не произошло, но все-таки неприятно. Так нельзя… Ладно. Нужно оценить сложившуюся ситуацию. Первый этап генеральной перестройки человечества, по-видимому, завершен. Необходимо проверить и изучить полученные результаты, после чего, учитывая все возможные факторы, переходить к следующему этапу… Да, поистине все простое — гениально. Ни Маркс, ни Ленин, ни сам Дядя, если бы он был, никто из них так и не смог решить проблемы освобождения человека и только потому, что не подумали о возможностях обратной эволюции, которую так наглядно продемонстрировал под моим началом Эныч, а именно: от высшего к низшему. Вот — основа основ, ведущая в царство равенства и равноправия… И самое главное. Теперь у человечества есть настоящий, живой, невыдуманный Дядя — Он, Плухов Петр Сергеевич. Это, конечно, налагает огромнейшую ответственность, но думаем, что справимся».
Плухов покидает кресло-качалку и идет вокруг бассейна, делая на ходу руками гимнастические упражнения.
«Сегодня — день отдыха, а завтра с утра — к делу. Надлежит лично совершить облет мира по маршруту: Дача — Москва — Париж — Нью-Йорк — Дача. С собой обязательно надо взять Эныча на случай какой-либо накладки».
Генерал возвращается в кресло и закрывает глаза. Раскачиваясь, охватывает мысленным взором панораму нынешнего человеческого бытия. Видит, как на Елисейских полях, на Бродвее и Красной площади, на улицах и площадях Рио-де-Жанейро, Мельбурна, Кейптауна, Мюнхена и Катманду, в Гайд-парке и возле Ниагарского водопада, у подножия Статуи Свободы и средь колонн Акрополя бессмысленно копошатся самые разнообразные твари.
Плухов затягивается сигаретой. Поглаживает грудь. Посидев, предаваясь сладким видениям еще две-три минуты, он встает. и бодрым шагом направляется к дому. У крыльца генерал весело поддевает ногой оказавшийся на дорожке камушек. Тот закатывается под ступеньки.
— Ой, — раздается оттуда.
— Кто это там? — спрашивает генерал. — Вы, Волохонский?
— Да, Петй Сейгеич, я, — откликается слабым голосом старший лейтенант. — Пьестите меня, Петй Сейгеич. Я вчейя был стьяшно непъяв.
— Ладно, — миролюбиво произносит Плухов. — Я уже забыл. Вылезай. Замерз поди, всю ночь под крыльцом сидючи. Пойдем завтракать.
На ступеньку вползает лейтенант Волохонский. Складывает тело кольцами. Преданно смотрит в глаза генералу.
В комнате при появлении Плухова и Волохонского раздаются радостные Колины крики:
— Дядя Петя! Дядя Лука! Помирились! Ну, слава Дяде. Это дело надо обмыть.
Генерал видит рядом с Эном Эновичем какое-то нетрезвое, держащее в ворсистых лапках бутылку «Наполеона», животное. Плухов хмыкает.
— Это что? Кувякин?
— Кувякин, — отвечает Эныч.
— Дядя Петь! — удивляется Коля. — Ты что, не узнал меня? Это, наверно, из-за очков. У меня в них совсем другой вид.
Одной из множества лапок Коля поправляет очки.
— Сидор! — генерал садится за стол. Рядом с ним устраивается солитер Волохонский.
На пороге образуется Сидор. Подобострастно глядя на Плухова, ожидает распоряжений. Генерал некоторое время раздумывает, потом говорит:
— Мне, пожалуйста, парочку жаворонков с изюмом, омлет из перепелиных яиц и кофе. Сначала омлет… Волохонский, а вы что будете?
— Если не тъюдно, — просит лейтенант, — будьте добъи, Сидой, ггьинесите мне тьи-четые съедних язмейов кусочка свиной пече-ночки. И бутылочку минеяльной воды.
Коля отрезает большой ломоть хлеба, намазывает его толстым слоем масла и накрывает вареным коровьим языком.
— Мне сегодня клевый сон приснился, — говорит он, накладывая в тарелку салат, ветчину, икру, маринованные огурцы, сало. — Дядя Петь, подавай свою рюмашку… Эныч, подвигай свой стакан… Как будто пошел я в цирк. Наро-оду — битком. Яблоку упасть негде, — Коля хватает огромное красное яблоко, откусывает половину. Жуя, продолжает рассказывать — А вы, как будто, оба — воздушные гимнасты. Под куполом работаете. Эныч во фраке, а вы, дядя Петь, в серебристом трико, но спина у вас почему-то голая. Музыка играет, барабаны бьют; вы, дядя Петь, кричите «але-оп», и оба вы с одной качели на другую перепрыгиваете. В воздухе соеди-нятесь и разъединятесь. Вдруг меня — как серпом резануло: с арены в вас кто-то целится из двустволки, но я не могу разобрать кто — то ли Володька-солдат, то ли какой-то другой человек, тоже вроде бы генерал. Я, конечно, как зверь кинулся. Но не успел. Он выстрелил, и вы оба на арену попадали. Лежите и не дышите. А публика как будто ничего и не замечает. Газеты читает, мороженое жрет. Я к вам подбегаю и делаю искусственное дыхание. Сначала вам, дядя Петь, а потом Энычу. Очень долго вас откачивал. Даже устал. Потом вы очнулись, и вы, дядя Петь, говорите таинственным голосом: «Молодец, Кувякин. Награждаю тебя Золотой Звездой Героя». Обнимаете меня и целуете…
Плухов поперхивается.
— Сон-то цветной был? — интересуется Эныч.
— Спрашиваешь! Как в кино! Дядя Петь, вы водички выпейте. Сразу кашель пройдет. А лучше водки.
— Не надо, — говорит генерал. — Уже прошло.
— Дядя Петь! Я сегодня рано поднялся, пошел в садик погулять. Хотел в бассейне поплавать — вода холодная. Возле бассейна с Сидором познакомился — интересный чудик. Мохнатый, щупо-лок много, а голова одна. Он мне сказал, что по ночам сырыми трупами питается. Весе-елый! Кто он, дядя Петь? Ваш садовник?
— Садовник, — у генерала поднимаются уголки губ. — Понравился тебе, значит, мой Сидор?
— Понравился, — Коля смачно чавкает. — Мы с ним за жизнь поговорили: он мне поведал как уши солить на зиму, а я ему про Володьку-солдата рассказал. Дядя Петь, хочешь, я тебя познакомлю с Володькой-солдатом? Мировой парень! Что угодно может достать. Тебе, дядя Петь, для дачи ничего не надо? Цемент, доски, кирпич…
