Петя мог бы стерпеть любое отношение: пусть срывают занятия и оставляют кляксы на альбомных листах. Делают водяные бомбы из бумаги и обстреливают ими случайных прохожих из окон во время урока изо. Передразнивают учителя под дружный хохот одноклассников. Сыплют на его лысину бумажки. Он мог бы стерпеть что угодно, лишь бы
она не видела его в таком унизительном положении, лишь бы
она ни о чём не догадывалась. Но ещё в детстве любой ребёнок познаёт горькую истину: всё тайное рано или поздно становится явным.
В тот самый момент, когда ученики совершенно разбушевались и каждую робкую реплику учителя встречали звонким смехом, дверь в кабинет открылась. Петя вздрогнул от неожиданного скрипа, но никого не увидел на пороге, и в отчаянии воззвал к детям:
– Пожалуйста, успокойтесь! Давайте просто продолжим урок!
Но они ничего не замечали и отказывались слушать; самый старший из них изобразил глупую гримасу и передразнил учителя с таким мастерством, что все прыснули.
Трофимов почувствовал, что уже не владеет собой. Он принялся искать носовой платок, чтобы вытереть пот с измученного лица. И вдруг заметил: на столе не было сумки! Кто-то вытряхнул из неё бумажник и связку ключей, которые Петя сразу же спрятал в карман. Но сама сумка с кистями, гуашью и папкой для черчения исчезла! Видимо, один из милосердных учеников заступился за неуклюжего учителя, поэтому у него всё ещё были деньги на еду и ключи от комнаты. Однако несчастный не чувствовал облегчения: бумагами и красками он дорожил гораздо больше. И если бы Петя владел всеми богатствами мира, то с радостью отдал бы их ради той самой папки с рисунками. Он снова писал портрет Ассоль, которая теперь превратилась в сильную женщину-воительницу с блестящими глазами и морщинкой на переносице.
Она появилась в ту самую минуту, когда учитель был готов выпрыгнуть из окна вслед за бумажной бомбой. По классу пронёсся испуганный шёпот:
– Кира Васильевна!..
Молодой педагог обернулся – она держала над головой пыльную, изрезанную ножом сумку.
– Кто это сделал? – ледяным тоном спросила Кира.
На глазах учителя неуправляемые волки тотчас же превратились в ягнят. Они не смели поднять головы, потому что боялись увидеть нахмуренные брови воспитательницы. Тогда Петя впервые подумал о том, что эта грозная женщина с низким голосом стала двойником своей матери.
– Если никто не признается, тогда я высеку весь класс, – тоном, не терпящим возражений, заявила она. И Петя не сомневался, что воспитательница сдержит обещание.
В конце концов два мальчугана застенчиво выступили вперёд. Это был двухметровый парень с прыщавым лицом и вихрастый тощий мальчишка с восхищённо испуганным взглядом. Первый больше всего на свете любил плевать себе под ноги, а второй всегда выглядел таким удивлённым, как будто заблудился в гастрономе. Любитель плевков оказался намного благороднее: он взял всю вину на себя и попросил не трогать несчастного товарища.
– Высеките меня за двоих, – юноша склонил голову перед беспощадной властительницей судеб.
Петя презирал любое рукоприкладство: такой способ воспитания был противен его скромным педагогическим взглядам, поэтому он не стал описывать эту жестокую сцену. Кира говорила потом, что за каждое преступление должно последовать наказание, а если проявишь сочувствие и откажешься от угроз – тебя перестанут уважать. Но всё-таки за этим напускным безразличием и свирепым взглядом скрывалась маленькая ранимая девочка с лучистыми глазами.
После того случая воспитательница позвала учителя в свой кабинет. Он чувствовал себя почти так же неуютно, как и несколько лет назад, когда в этом самом месте впервые столкнулся лицом к лицу с будущим отцом. Та же трещина на потолке, зарешёченное окно и деревянный стол, похожий на угрюмого инвалида. Правда, на жёлтых, выцветших обоях вместо нелепых картин с птицами висел спасённый портрет Ассоль. Петя не смог сдержать удивлённого возгласа: значит, эта надменная женщина с вечно нахмуренными бровями знала, кто он на самом деле. Быть может, втайне посмеивалась над его беспомощностью или злорадствовала, пока вертела в руках статуэтку Фемиды. Но Петя нисколько не обижался и не чувствовал себя уязвлённым, хотя и немного стыдился самого себя. Прошло столько времени, что, кажется, сменилась не одна эпоха, и Ассоль превратилась в Снежную королеву, а он не смог даже приблизиться к идеалу – настойчивому и целеустремлённому Грэю.
Кира с шумом отодвинула стул, поставила статуэтку, которая нервно закачалась, как будто грозилась упасть и расколоться на части, вытащила из сумки блестящий портсигар и бросила на собеседника вопросительный взгляд. Он поспешил отказаться, потому что признавал только отцовский табак, сел на краешек стул и почти сразу вскочил. Нет, Петя не мог сидеть напротив этой женщины, в то время как его колени бились в безумных конвульсиях. В ту минуту он совершенно забыл о существовании самоконтроля, и его противоречивые чувства вырывались наружу, даже не спрашивая разрешения у глупого хозяина.
– Думаешь, я не догадывалась? – наконец спросила она. Пете казалось, что Кира держит в руках острый нож, который режет тишину на куски.
– Наверное… этот портрет… – юноша никак не мог собраться с мыслями и только указывал на свой последний рисунок. Воспитательница заключила его в рамку-тюрьму. Только за какие провинности этот портрет сделали пленником?
Кира злилась на друга. Она поджала губы и оглядела его сверху вниз.
– Я в первую же секунду знала, что это ты. Тогда, когда ты стоял у меня за спиной, как… приглашённый на казнь, – она не докурила сигару и пренебрежительно бросила её в пепельницу. И Пете показалось, что на какую-то долю секунды он сам превратился в эту недокуренную сигару. Юноша задрожал и весь сжался, точно стал маленькой запятой в середине нескладного предложения.
– Прости. Я думал, что будет лучше не признаваться, – промямлил учитель.
Кира запрокинула голову и расхохоталась; Петя подумал, что именно сейчас настал час расплаты и теперь он в аду. Демоны читают сценарий его жалкой жизни и высмеивают каждую строчку.
– Я действительно ненавижу тебя. И мне больно видеть, что ты до сих пор не умеешь постоять за себя. Да ещё и эта жуткая дикция… Не припомню, чтобы у тебя раньше были с этим какие-то проблемы.
Петя не знал, что ответить; каждое слово впивалось в его сердце острым шипом. Наблюдал за размеренными движениями богини и думал, что она похожа на азартного игрока в дартс. Точность броска поражала: дротик презрения попал прямо в яблочко, и мишень взвыла от невыносимой боли.
Кира приблизилась к юноше. Он чувствовал её дыхание, видел седые завитки на висках и родинку на левой щеке. Она наклонилась, потому что всё ещё была
