— Эй, сестрёнка, ты девственница что ли? — довольный собой, с неподдельным интересом, развернулся ко мне всем телом Джеймс.
— Некорректные вопросы — это про тебя! — заливаясь краской, всё же выдавила из себя я, а он не унимался.
— Да ладно… — то ли смеялся, то ли он задыхался, я так и не поняла. Но его постоянное веселье уже порядком начало раздражать. — Неужели, ещё остались такие девчонки? Ты откуда взялась, Бэмби? С луны свалилась?
— У тебя нерв лицевой защемило? — рявкнула я, надувшись от злости. — Хватит лыбиться, дибил!
— А ты докажи, что я дебил.
— Это аксиома. Она не доказывается.
На какое-то время Джеймс замолчал, но я была уверена, что о нашем разговоре в мыслях он возвращался неоднократно. Потому что его мерзкая ухмылочка не раз возвращалась, стоило ему кинуть на меня мимолетный взгляд. Я видела боковым зрением, как часто он это делал и всячески пыталась задеть его локтем или ногой в самые болевые точки, чтоб негодяю не было так сладко этим вечером. Правда, кажется, его это только забавляло.
Все тело было максимально скованным и напряжённым. Разные мысли лезли в голову и не самые благоприятные. Но стоило замечать его короткие взгляды и улыбку, как мышцы расслаблялись, и в груди разливалось какое-то неведомое тепло. Рядом с Джеймсом, несмотря на его ужасный характер и самовлюбленные замашки, было тепло. И я понимала, как это плохо. Но не могла перестать поддаваться искушению. Мне нравилось чувствовать то, что во мне возникало.
И это было чертовски проблематично.
Глава 29
Pray For Me — The Weekend, Kendrick Lamar
Джеймс
Её залитые краской щеки и предупреждающий сощуриный взгляд не девали возможности остаться невозмутимым. Улыбка не сходила с моего лица, пока сводная была рядом. Я давно ни с кем так не разговаривал. Свободно, легко, обо всем и ни о чем. Точнее, ни с кем из девушек. Обычно, разговоры были последним, чего девчонки хотели от меня. Да и я ненавидел их болтовню. С Эрикой все было иначе.
Я видел, как она тоже разглядывала меня. Но это были не те взгляды. Без намека на продолжения, без попыток соблазнения. Потому что чаще всего в дополнение ее взгляда шел вздёрнутый подбородок и недовольно сдвинутые брови. Она отождествляла собой маленький протест, бунт, нежелание соглашаться, даже если была не права. С ней было не так, как с остальными. Она отличалась от других девушек, и ее детская непосредственность заставляла что-то внутри теплом разливаться, перерастая в желание постоянно быть рядом.
Что-то, в наших вечных спорах и обменах колкостями, было. С Эрикой было приятно цапаться. А ещё увлекательнее было наблюдать за ее смущением, краской на щеках, когда я заговаривал о чем-то интимном, и раздражением, которое искорками вылетало из больших оливковых глаз, врезаясь со всей своей горечью.
Что за внезапные непонятные порывы возникали у меня в голове? Я даже не собирался их обдумывать, поэтому резко заглушал голос непривычных мыслей, и вновь превращался в бесчувственную самодовольную сволочь. Да, я не отрицал, что мне, возможно, хотелось эту девушку. Хотя бы коснуться теплой нежной коже, вдохнуть свежий запах пушистых волос… Не просто, как в то утро поцелуя — неожиданно. А почувствовать. Почувствовать Эрику полностью. Рядом. Её кожу. Её тонкие длинные пальцы. Полные губы. Её дыхание. Её тепло. Её саму.
— Почему, вам, парням, так сложно признаться в чувствах к девушке самим себе?! — с набитым ртом, возмущенно бухтела она себе под нос, недовольно фыркая. Это стоило видеть со стороны. — Неужели крутым парням, вроде вас, статус «влюбленного» наносит урон по репутации?
— Ты считаешь меня крутым парнем? — услышал я совершенно не то, что следовало. Её, как и меня, вопрос удивил. Какого черта я не мог держать язык за зубами? — Ты считаешь меня крутым парнем! — ухмыльнулся я, расплываясь в улыбке от её неожиданного, вновь прилившего жара к щекам.
— Я об этом ни слова не сказала!
— Это был риторический вопрос, который не требует ответа.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ты слышишь только то, что хочешь слышать, а не то, что до тебя пытаются донести на самом деле! — озлобленно зашипела сводная, не желая встречаться со мной взглядом. — В этом и есть вся твоя проблема. Есть только ты, а остальные…
Она вдруг обернулась, и злость, обиженность и напряженность ушла с лица девчонки. Она смотрела на меня так открыто и наивно по-настоящему, что я, казалось, забыл, как дышать. Чертов воздух больше не поступал в легкие. Только её глаза, большие и оливковые, каких я никогда в жизни не видел. И та надежда, которая таилась в её зрачках.
Ее милая детская непосредственность больше не вызывала насмешки, теперь, ее исключительность, ее индивидуальность, все, что было в ней — притягивало ещё больше.
— Ты не тот, за кого пытаешься себя выдавать. Твоё окружение не знает тебя настоящего. Ты и сам отвык быть собой. Иногда, мне кажется, ты и вовсе не понимаешь, когда и как стоит выйти из образа.
— Давно ты заделалась в психоаналитики?
— Ты злишься, потому что я права. — она просто пожала плечами. Невинно, осторожно улыбнулась краешками губ, а я сжал кулаки из всех сил, потому что не понимал, что во мне происходило, глядя на неё.
— По-твоему, людям нужна чертова искренность? — ухмыльнулся я, закидывая руки на спинку дивана, и пытаясь поймать взгляд Эрики, которая теперь, упорно избегала моего.
— Я привыкла судить людей по себе. А мне важна личность человека. Настоящая. Такая, какая она есть. Без масок и напыщенного самодовольства. — голос девушки звучал тихо, нежно и гладко. Чертовски приятно. Как мёд.
— В этом твоя главная ошибка. Возлагать большие надежды на людей и судить всех по себе. — и прежде чем я подумал, слова следующие слова сами вырвались наружу. Как будто Эрика медленно начинала влиять на меня своими психологическими трюками и блеском необыкновенных глаз. — Ты не такая, как все. Таких, как ты, мало. Я не встречал.
Её взгляд неуверенно оторвался от экрана, скользнул к окну, всё ещё избегая меня, а потом, осторожно встретился с моим. И это была безмолвное противостояние. Её глаза говорили многое, а мои, казалось, ничего. Во мне давно была пустота и черствость. Я был уверен, что она ничего не поймет, не вывернет меня наизнанку.
Мимолетное молчание затянулось. Как и наши безмолвные гляделки. Мои мышцы всё больше напрягались, слоило подумать о миниатюрной фигуры Эрики, её улыбки и пухлых губах, который упрямо твердили о своём. Эта девчонка определенно могла свести с ума любого, стоило ей захотеть. И меня чертовски злил тот факт, что ублюдок в клубе воспользовался случаем. Коснулся её, по-свойски целовал и касался кожи, прижимал к себе и думал о продолжении. Я видел в его похотливом взгляде желание, как мерзко и откровенно он обводил её хрупкую фигуру взглядом и облизывался, как сытый кот.
Я не желал подпускать её к себе близко. Но и не мог позволить кому-то приблизится к ней.
Эрика была слишком невинна. Она была словно глотком свежего воздуха. Тёплого, порывистого, оживляющего. После взгляда на неё хотелось без причины улыбаться. А после разговора, верить, что вся её сказочная чепуха — правда. Эта девушка чертовски сводила с ума.
Но я поклялся противостоять этому.
Я был не тем, кто должен быть рядом с ней. Моя жизнь была хаосом, смерчем, сносящим на пути всё живое. А она хрупкий стебель, слепо верящий в добро и искренность людей. Во мне ни осталось ничего святого. А в ней всё пылало светом. Я чертовски хотел оградить её от нашего мира, в котором мы погрязли, но…это порывистое желание было настолько явным, что я упорно отрицал его.
— Ты никогда не задумывался, почему у вас с отцом такие напряженные отношения?
И всё былое желание говорить, оттаять и позволить ей увидеть во мне человека, как рукой сняло. Были грани, которые переходить не стоило. И тема моей семьи не касалась ни её, ни кого-либо другого.
— Тебя это не касается. — через чур грубо бросил я.
