Я попросила Л. предупредить Луизу и Поля, чтобы они не волновались, что от меня нет вестей. Она сказала, что уже сделала это.
Время стало неразличимым.
Я и теперь не знаю, сколько это продлилось: два дня, четыре, шесть?
Как-то ночью я проснулась и поискала свой телефон. Я посмотрела вокруг: его не было.
В тот момент я поняла, что Л. держала его при себе, и у нее было достаточно времени, чтобы прослушать все файлы. Я скопировала их в компьютер, чтобы сохранить, но не стерла в телефоне.
Волна страха охватила меня.
Разумеется, Л. знает.
Разумеется, она поняла.
Но было слишком поздно. Слишком поздно для всего.
У меня уже не было сил рассказать ей про книгу, которую я хотела написать. У меня уже не было сил убедить ее или извиниться.
Как-то вечером в полусонном состоянии я услышала звонок у входной двери. Кому-то удалось пройти через ворота и оказаться возле дома. Звонок раздался несколько раз, я услышала шаги Л. по коридору, прямо перед моей дверью. Она несколько минут постояла, но не открыла.
Возможно, Франсуа поставил в известность какого-нибудь друга или соседа. Кто-то забеспокоился. Кто-то пришел посмотреть. Наверное, заглянул в окно. Мог заметить следы нашего присутствия.
Если только Л. не закрыла все ставни.
В тот же вечер мне не удалось выпить принесенный Л. бульон. Тошнота была такой сильной, что я не могла глотать. Она настаивала, и я расплакалась. Я умоляла ее, говорила, что не могу, она должна мне поверить, это не от нежелания. Л. смягчилась.
Ночью я почувствовала себя менее одеревенелой. Я встала, чтобы дойти до туалета, и заодно попила. Струйка воды текла из крана, я прильнула к нему на несколько минут.
Я проснулась очень рано и встала до прихода Л. Я немного лучше держалась на ногах. Потренировалась ходить возле кровати. Мелкими шажками. Теперь я безболезненно могла опираться на шину. Услышав приближение Л., я снова легла. Голова немного кружилась. Она вошла в спальню с подносом. Поставила его передо мной и села на кровать. Я выпила всего несколько глотков шоколада, сославшись на то, что он просится наружу. Я сказала, что у меня болит живот, и заметила недовольство в глазах Л. Я попросила ее оставить чашку возле меня и пообещала выпить, как только смогу.
Чуть позже я услышала, что Л. разговаривает по телефону. Воспользовавшись этим, я вылила шоколад в унитаз. Мне удалось бодрствовать часть утра.
Именно тогда я поняла, что Л. меня отравляла.
Весь день я отказывалась поглощать то, что она мне приносила. Я сделала вид, что очень слаба, чтобы вытянуться и проспать до вечера. Лежа с закрытыми глазами, я мысленно искала выход. Я вспомнила, что Франсуа хранил запасную связку ключей в кухонном ящике, и там я могла найти ключ от ворот. Но туда еще надо было добраться. Но как сбежать, чтобы она меня не заметила? Чтобы не догнала?
Вечером Л. пришла с новым подносом. Она приготовила суп-пюре из тыквы. Она приподняла меня, чтобы я оперлась спиной о подушки. Тоном, мягкость которого не скрывала угрозу, она попросила меня сделать усилие. Держа в руке глубокую тарелку, она попробовала накормить меня.
Ловким, уверенным движением она, как ребенку, подносила ложку к моему рту. Тут я заметила, что она снова пользуется правой рукой. Притворство закончилось.
Мы перестали быть двумя похожими существами со множеством совпадений, с похожими историями, перестали быть подругами, чьи поступки подчинялись одним порывам, совпадали. Нет. Мы были совершенно разными людьми, и одна была во власти другой.
Как если бы она читала мои мысли, Л. прошептала:
– Я сделала все, чтобы помочь тебе. А ты все испортила.
Я проглотила пару ложек супа и сказала, что больше не могу. И больше не открыла рот. Л. оглянулась вокруг, будто искала приспособление, чтобы разжать мне челюсти. Мысль засунуть мне в рот ложку врезалась ей в мозг, я была уверена. И еще ей очень хотелось дать мне пощечину. Она злобно выдохнула, взяла тарелку и вышла. Я подумала, что она сейчас вернется с десертом или травяным чаем, но в тот вечер я ее больше не видела.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Л. не станет долго терпеть мое сопротивление. Если я буду продолжать, она найдет другой способ лишить меня сил. При этой мысли меня захлестнуло чувство страха.
Я не могла ждать.
Мне необходимо было выбраться из дома.
Мне необходимо было добраться до ворот.
Оказавшись на улице, я остановлю первую попавшуюся машину.
* * *
Уже давно наступила ночь, когда пошел дождь. Сильный, яростный, он молотил по плитам двора. Из спальни я слышала порывы ветра и вдали – шум хлюпающих по лужам шин. Не знаю, снились мне эти машины или я их слышала. Я не знала, смогу ли преодолеть расстояние, отделявшее нас от деревни. Закрыв глаза, я представляла себе свой промокший силуэт с поднятыми руками посреди дороги в свете фар. Я представляла, как остановится машина, откроется дверца, и я буду свободна.
Я нечаянно заснула.
Когда я снова проснулась, все стихло. Я не представляла, который час, но думала, что Л. уже легла. Как все предыдущие ночи, она оставила открытой дверь своей спальни, чтобы слышать малейший шум.
Вероятность того, что мне удастся встать и дойти до кухни, не разбудив ее, была ничтожной. Я это знала. Шина стучала по полу, а костыли исчезли.
Вероятность того, что мне удастся достать ключи из ящика, выйти из дома и открыть ворота так, чтобы она не проснулась, была равна нулю. Но выбора не было.
Поверх футболки, которая была на мне, я натянула свитер. Под рукой не оказалось никакой другой одежды. Чемодан, в котором мы привезли мои вещи, исчез. Л. забрала все.
Я села на кровати и просидела так несколько минут, почти не дыша. Я не решалась даже сглотнуть слюну. А потом собралась с силами и встала.
Я дошла до кухни, открыла ящик, взяла ключи. Я слышала собственное дыхание, сбивчивое и болезненное.
Я вышла, почувствовав ледяной дождь на своих бедрах. Шина погружалась в асфальт с металлическим скрежетом. В считаные секунды мои волосы промокли и хлестали по лицу. Мне было трудно идти против ветра. Я попыталась бежать, но боль была слишком сильной.
Я добралась до ворот. И в тот же момент поняла, что машины Л. нет. Я оперлась о стену, чтобы отдышаться. Под порывом ветра шумно зашелестели листья ивы. Будто посыпалось битое стекло.
Не оборачиваясь в сторону дома, я отперла ворота, хромая, вышла на дорогу и направилась в сторону деревни.
Л. непременно сидела в машине где-то, заглушив двигатель, и поджидала меня. Я была уверена, что с минуты на минуту услышу, как тронется ее автомобиль, появится из тьмы и двинется на меня.
Так вот каков был ее план. Позволить мне сбежать полуголой, поймать меня в свет своих фар и сбить, как кеглю.
Я шла вдоль дороги, несмотря на усиливавшуюся с каждым шагом боль. Из-за дождя я ничего не видела, кроме горящего вдали окна, выделявшегося в темноте.
Я уже была в нескольких метрах от первых деревенских домов, когда упала в канаву, вырытую для канализации на обочине дороги. Я ничего не помню, кроме грязи и ощущения обвала. Я потеряла сознание.
Я сохранила смутное воспоминание о поездке в скорой помощи. Сегодня я представляю только спасательное одеяло[16], золотистое и сверкающее в свете мигалки. Ощущение носилок под моей спиной. Скорость пикапа.
Я очнулась в палате больницы в Шартре. Вскоре вошла медсестра. Она рассказала мне, что произошло. Она сказала, что «мой муж» уже едет или, скорее, летит, его кто-то предупредил.
Под утро меня обнаружил один из рабочих с муниципальной стройки. Врач сказал, что упала я, без сомнения, незадолго до того, как он нашел меня, иначе мне было не выжить. Я находилась в состоянии опасного переохлаждения.
