Император против мафии
Слава Богу, информация о ненормальностях в Черноморском флоте дошла до сведения Императора. «Воспользовавшись “еврейско-греческой войной” на Черном море, он решил положить конец обеим финансовым группировкам и освободить отечественную внешнюю торговлю от всесильного черноморского “рэкета”.
Император Николай I начинал самую настоящую войну, исход которой предопределить было пока сложно. Огромные деньги, связи с зарубежными торговыми кругами и российским купечеством делали обе финансово-этнические партии крайне опасным противником даже для самого Российского Императора. И Николай это прекрасно понимал. Перед началом этой необъявленной войны он несколько раз посещает черноморские порты, чтобы еще раз убедиться в том, насколько далеко зашла коррупция, которую во имя безопасности и благосостояния России необходимо было выкорчевывать как можно скорее».
Как пишет капитан Шигин: «“черноморская мафия” была второй после декабристов по значимости опасностью для России.
Для начала этой борьбы надо было, прежде всего, ослабить позиции старого руководства Черноморского флота и портов, давным-давно сросшегося с представителями греческого и еврейского капитала. Именно поэтому новым начальником штаба Черноморского флота и был назначен с Балтики контр-адмирал М.П. Лазарев, человек, в чьих организаторских и, главное, личных качествах Император не сомневался».
Для уточнения временного расклада скажем, что М.П. Лазарев получил назначение в феврале 1832 года, в июле того же года приступил к исполнению обязанностей начштаба ЧФ. Со 2 февраля по 22 июля 1833 года командовал Босфорской экспедицией ЧФ. В августе был назначен сначала исполняющим обязанности, а затем с 8 ноября 1833 года главным командиром Черноморского флота и портов и военным губернатором Николаева и Севастополя.
Через фок-мачту проткнули железный шомпол насквозь
Контр-адмирал Лазарев, учитывая политическую обстановку, сложившуюся на Ближнем Востоке в связи с начавшейся турецко-египетской войной, сразу же по прибытии в штаб флота в Николаеве начал проверку кораблей и состояния баз флота. Знакомиться, так сказать, с обстановкой.
Ознакомившись с обстановкой на Черноморском флоте, создавшейся в результате 16-летнего командования им честного адмирала А.С. Грейга, моряка и ученого, астронома и экономиста, одним словом плавучей помеси Исаака Ньютона с Адамом Смитом и прочими выдающимися деятелями прошлого и настоящего, Лазарев пришел в ужас.
Спокойнее он чувствовал себя среди льдов Антарктики и под ядрами Наварина.
В письме своему другу А.А. Шестакову Михаил Петрович писал, что Севастополь как главная база флота не укреплен и не защищен. На флоте большой некомплект личного состава, боевой подготовкой никто не занимается{118}. Корабли почти не плавают, да по своему состоянию уже почти и не способны на это: «“Париж” совершенно сгнил, и надобно удивляться, как он не развалился… “Пимен” кроме гнилостей в корпусе имеет все мачты и бушприт гнилыми до такой степени, что через фок-мачту проткнули железный шомпол насквозь!.. А фрегат “Штандарт” чуть не утонул…
В доведении до такого состояния лучшего — при адмирале Ф.Ф. Ушакове — флота Российской Империи Лазарев совершенно резонно обвинил А.С. Грей-га, которому все наскучило, ко всему он “сделался равнодушным” и “намерен запустить флот донельзя”»{119}.
Многие бы тайны сделались известными!
Обстановку на флоте лучше всего характеризует письмо М.П. Лазарева от 14 января 1833 года Начальнику Главного Морского Штаба А.С. Меншикову, полностью воспроизведенное в статье Шигина. В трехтомном собрании приказов и писем Лазарева это единственное письмо адмирала в своем роде. Прочитав его, можно представить, насколько тяжелым было положение нового начальника штаба флота, когда он его писал. Сколько боли и сарказма вложил в него Лазарев!
«За желание успехов в любви прелестной Юлии я благодарен, но признаться должен, что по неловкости своей вовсе в том не успеваю. Доказательством сему служит то, что на другой же день отъезда моего из Николаева она, собрав совет, состоявший из Давыдки Иванова, Критского, Вавилова, Боглановича, Метаксы, Рафаловича[67] и Серебрянного, бранила меня без всякой пощады: говорила, что я вовсе морского дела не знаю (!?), требую того, чего совсем не нужно, и с удивлением восклицала: “Куда он поместит все это? Он наших кораблей (!?) не знает, он ничего не смыслит”, и проч., и проч.
Прелести ее достались в удел другому; они принадлежат Критскому, который в отсутствии…[68] по несколько часов проводит у ней в спальне. Она тогда притворяется больной, ложится в постель, и Критский снова на постели же рассказывает ей разные сладострастные сказочки! (Я говорю со слов тех, которые нечаянно их в таком положении заставали.)
И как же им не любить друг друга? Все их доходы зависят от неразрывной дружбы между собой. Критский в сентябре месяце, выпросив пароход, ходил в Одессу и, положив в тамошний банк 100 тысяч, хотел подать в отставку, но министр двора здешнего Серебрянный[69] и прелестница наша уговорили его переждать, рассчитывая, что по окончании всех подрядов он должен получить 65 тысяч. И так как Критский громко везде говорил, что он оставляет службу, то Серебрянный столь же громко уверял, что это неправда, что он не так глуп, чтобы отказаться от 65 тысяч, и что он готов прозакладывать в том не только деньги, но даже бороду свою!
Что ж, наконец, вышло? Министр, к стыду своему, столь много славившийся верными своими заключениями и расчетами, ошибся. Хотя Критский в отставку не вышел, но получил пятью тысячами менее, нежели как сказано было, т.е. досталось на его долю только 60 тысяч!!! Вот вам тайны двора нашего…
А хорошо бы, если бы Государю вздумалось (подобно тому, как в Кронштадте) прислать сюда генерала Горголи[70] или равного ему в способностях, который взял бы к допросу министра Серебрянного и некоторых других: многие бы тайны сделались известными!»
Совершенно очевидно, что М.П. Лазарев в конце письма, зная близкие отношения Меншикова с Императором, намекает тому о ходатайстве перед Николаем I о присылке на Черноморский флот опытного и честного ревизора.
Из письма следует и то, насколько Лазареву было сложно среди враждебного окружения. Именно поэтому он добивается разрешения от Морского Министра о переводе к себе на Черное море офицеров, на которых он мог бы положиться. Именно так были переведены с Балтики на Черноморский флот… П.С. Нахимов, В.А. Корнилов, В.И. Истомин и многие другие балтийцы».
Честного же Грейга тем временем без лишнего шума — дабы не будоражить тогдашнюю общественность — отозвали в Петербург на почетную сенаторскую синекуру. Но это случилось только в октябре 1833 года, после Босфорской экспедиции и гибели Казарского.
«Азов» и «Меркурий»
Последние месяцы жизни А.И. Казарского пришлись как раз на начало деятельности на ЧФ М.П. Лазарева. Именно на Казарского пал выбор Николая I как на ревизора, которому первому предстояло разворошить воровское гнездо на Черном море. Почти одновременное появление на Черном море и Казарского и Лазарева было частью единого плана Николая I по наведению порядка и искоренению воровства и коррупции на Черноморском флоте.
Символично, что наведение порядка Император доверил командирам кораблей, первыми в русском флоте заслужившим Георгиевский флаг: линкора «Азов» и брига «Меркурий».
Недвижимого имущества не имеет
«Выбор на должность императорского ревизора по Черноморскому флоту определялся, в первую очередь, высокими личными качествами Казарского. Характеризуя А.И. Казарского как человека, современники наряду со всеми другими высокими качествами, присущими ему, единодушно отмечали честность и неподкупность. И это при всем том, что Казарский был весьма беден. В его “Формулярном списке о службе и достоинствах” в графе “Имеет ли за собою, за родителями или, когда женат, за женою недвижимое имение” значится лаконичный ответ: “Не имеет”»…
Играло свою роль и то, что, будучи Флигель-Адъютантом Императора на Черном море, Казарский подчинялся только М.П. Лазареву, имевшему к тому времени звание Генерал-Адьютанта.
Смерть в Николаеве
По существу, посылка Казарского, наделенного особыми полномочиями, в главнейшие порты Черного моря с независимой ревизией была объявлением Николаем I войны местным «олигархам», войны, в которой капитану 1-го ранга Казарскому предстояло выполнить роль авангарда. В.В. Шигин говорит, что именно Казарскому удалось преодолеть саботаж флотских интендантов и оказать Лазареву существенную помощь в подготовке Босфорской экспедиции. Но 2 февраля 1833 года Лазарев вышел во главе своей эскадры из Севастополя на Босфор, и Казарский остался, как мы сказали бы сейчас, «без крыши». «Олигархам» следовало торопиться…