— Бздят, — многозначительно констатировал я. — Не было там никакого карантина. Местный доктор такого бы не допустил.
— Ну и лексикон у вас, ваше сиятельство, — хмуро отозвался подполковник. — Небось, от этого сброда нахватались?
— Я и есть этот сброд. И люди там разные. Не все попали туда по своей воле.
— Это я и хочу доказать, — проворчал он и шагнул вперед.
Одетый в странный прорезиненный костюм человек замахал руками.
— Стойте! Карантин! Опасная зона. У нас вспышка антракса!
Самойлов остановился. Я заметил, как всего на секунду по его лицу пробежала тень сомнения.
— Что такое антракс? — тихо спросил я.
— Сибирский карбункул. Язва, — пояснил за моей спиной брат Луций. — Особо опасная бактериальная инфекция.
Я нервно проглотил слюну. Что? Сибирская язва? Серьезно?!
— Как думаете, — темный брат подошел к Самойлову, — им могло хватить наглости в действительности распространить заразу?
— Насчет наглости — черт его знает, Луций, — ответил подполковник. — Но вот в том, что они тянут время, я более чем уверен.
И в этот момент небо за спиной облаченного в защитный костюм оратора на миг ярко вспыхнуло. Затем раздался грохот. Такой силы, что, казалось, даже тысячелетние камни застонали. Мы инстинктивно отпрянули и зажмурились, прикрывая головы руками — и вовремя: нас обдало взрывной волной, принесшей щепки, пыль и крошку.
А затем все стихло. Не просто стихло — казалось, вообще все звуки мира перестали существовать.
Я осторожно разлепил глаза и вытер пыльное лицо. Главный корпус — роскошный белый фасад… Горел.
— Твою же мать, — не сдержался Самойлов.
— Воистину, — прошептал брат Луций.
Глава 26
Вот же дерьмо. Директор явно решил подойти к вопросу заметания следов масштабно. Рвануть здание… Как ему могло это прийти в голову? Совсем людей не жалко?
Неужели он настолько боялся последствий, если подпольную тюрьму все же найдут? Может я видел и узнал лишь малую часть того, что там происходило. Если все было гораздо страшнее и жестче, чем мне показалось?
Ну да, в таком случае замять явно не удастся. Особенно с учетом того, что Самойлов уже получил официальную санкцию и ждал прибытия Великого князя. И если император не конченая сволочь, то он точно велит покарать всех причастных по всей строгости.
Потому что дети — это святое. И уж тем более одаренные. Такое не прощают.
Вероятно, этого и боялся граф Баранов. Судя по этому взрыву, он не собирался идти на сотрудничество с «десяткой». Но почему? Из идейных противоречий? Или настолько боялся Лазаря и его могущественных патронов, что предпочел такой исход?
— К зданию! — рявкнул Самойлов, прокашлявшись от пыли. — Быстро, вашу мать! Пошли, соколики, шевелите ляхами!
Судя по всему, облаченный в защитный костюм сотрудник сам не ожидал такого сценария. Он поднялся с земли, растерянно озираясь по сторонам, выронил громкоговоритель…
— Но… Как же карантин… Антракс… — глухо промямлил он из-под маски.
— Х…якс, — проворчал Самойлов в рифму. — С дороги!
Я бросился было вперед, но подполковник крепко схватил меня за плечо.
— Где может быть мой человек?
— Понятия не имею.
— Тогда думайте! Где вы виделись в последний раз?
— У третьего корпуса, в мастерских. Но он должен был оттуда уйти — там небезопасно. Потом собирался смешаться с остальными охранниками…
— Проклятье…
Я осторожно вырвался из хватки Самйолова.
Мансуров же умел смотреть чужими глазами. Да, ему для этого требовались какие-то особые манипуляции, но они же были знакомы с Романом. Интересно, этого могло быть достаточно?
— Есть идея, как его найти, — сказал я. — Тоже с помощью дара. Но для этого мне сперва нужно отыскать одного своего товарища…
И не только его. Катерина, Мансуров — они оба были в большой опасности. А ведь еще оставались те, кого мы так и не вызволили из подвала. Даже если Лазарь промыл им мозги, их все равно следовало вытащить и выяснить, как они вообще там оказались.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Но эти заключенные были первыми кандидатами на устранение, потому что слишком много видели своими глазами. А легальные воспитанники, их надзиратели и прочий персонал, кто был не «в теме»… Ими ведь тоже решили заодно рискнуть.
Что же здесь за тайные такие хранили, что решили пустить в расход все учреждение, лишь бы Самойлов ничего не узнал…
— Я найду их, — заявил я, бросившись вперед.
— А ну стоять! — рявкнул Самойлов. — Стоять, Оболенский!
Я раздраженно обернулся.
— Ну чего вам еще? Вы же видите — корпус горит! Там рядом жилые палаты. Здесь ребят под сотню наберется. И лазарет, там вообще лежачие были… Всех могло задеть. Нужно людей спасать!
Холодная ладонь легла мне на плечо.
— Мы не можем рисковать вами, ваше сиятельство, — мягко сказал брат Луций. — Вы сейчас единственный свидетель того, что там происходило. Вы осознаете, настолько важны для расследования и всего дела? Если предположить, что мы опоздали… Что все, кто что-то знал…
— Даже думать об этом не смейте, — отрезал я. — И я их не брошу. Я обещал им, что вернусь.
Брат Луций вновь печально улыбнулся.
— Вот вы и вернулись. С подмогой. Теперь предоставьте нам выполнять свою работу, ваше сиятельство. Вы и так уже сделали гораздо больше, чем можно было надеяться…
Я решительно замотал головой. Ноги налились силой и пружинили, готовясь сорваться и побежать в любой момент. Тело снова переходило в «боевой режим», а ведь это было неспроста. Значит, ещё не все кончено. Значит, еще есть с кем сражаться. И кого спасать…
— Да в жопу вас всех, — сказал я и рванул с места.
Я бежал, почти не касаясь ногами земли. О последствиях этой выходки подумаем как-нибудь позже, если это еще будет иметь какое-то значение. Я не знал и половины того, что могли рассказать Катерина и Мансуров с позиции заключенных. А Роман мог дополнить картину — к тому же он был прислан сюда, чтобы выяснить детали. Наверняка и у загнанного в угол, но отважного лекаря Тимофея Викторовича было что сказать. Все они были важны. Мой рассказ без их свидетельств ничего не стоил.
Потому что одного меня можно было легко оговорить, устранить, обезвредить… Спишут все на травму головы, на помутнение рассудка, да на что угодно, лишь бы обесценить мои слова. Я ведь не знал, с какой силой столкнулся и кому перешел дорогу. Но столько голосов никакой Лазарь не заткнет. Поэтому я должен был вытащить их всех. Вытащить — и дать этому делу самый громкий резонанс.
Моя миссия была лишь в том, чтобы привести помощь и спасти свидетелей. Несомненно, очень важная и в чем-то даже ключевая. Но это было не все. И я собирался расшибиться в лепешку, но сделать все возможное, чтобы граф Баранов заливался соловьем в застенках казематов «десятки».
И я хотел привести Катерину за руку на Сенатскую площадь — или где там нынче устраивали публичные слушания и приводили наказания в исполнение — привести, чтобы она присутствовала на процессе, чтобы видела, что за нее отомстили.
А потом… А потом разберемся.
— Оболенский!
— Стойте!
Я слышал, что брат Луций и Самойлов что-то кричали мне вслед. Темный маг даже побежал за мной, но быстро отстал, ибо явно был лишен даров воина. А я припустил во весь опор, благо организм действительно быстро восстанавливался.
Взбежав на холм, где полыхал некогда прекрасный в своей строгости белоснежный главный корпус, я оглядел масштабы бедствия. Рвануло явно изнутри. Очаг возгорания был сильнее на первом этаже, но огонь уже подобрался ко второму, кое-где даже лизал крышу. Не знаю, сколько там было в тротиловом эквиваленте, но бахнуло очень мощно.
— И ведь рванули именно тогда, когда поняли, что мы рядом, суки такие, — выдохнул я.
— Значит, не успели все убрать. Или убрали не всех, — запыхаясь, прохрипел позади меня брат Луций.
