С того дня он скрывался от Чари. Ему было приятно слушать ее, видеть ее, ощущать рядом стройную страстную молодость — поэтому он не имел на все это права. Ссылался на занятость, когда она звонила, говорил скупо и отчужденно. Прятался. Выдуманная юная влюбленность, как и следовало ожидать, не протянула и десяти дней; Чари пропала. Ринальдо знал: уже на кого-то другого, притягивая, смотрят ее глаза, чьей-то другой руки ждет и просит ее чуткая кожа; он был этому горько рад.
Заработает связь, думал он.
Не объясняя цели, он уже поручил специалистам Меркурианского астрофизического центра просчитать якобы чисто теоретическую задачу: количество энергии, необходимое для разрушения в околосолнечном пространстве нейтринного фона с учетом концепции Стюарта — Саранцева. Робко, как бы из-под полы он перенацелил сразу несколько лабораторий экологической службы с практической задачи ограничения нарастающего заражения регионом Южного тропика на поиск возможностей в обозримом будущем погасить это заражение полностью, и профессора, имеющие допуски к сверхзакрытой информации, но ничего уже не понимающие в скачках намерений и планов правительства, привычно и мужественно выражали неуверенность в существовании таких возможностей. Ринальдо и сам не знал, зачем отрывает до предела занятых, надрывающихся людей от конкретного дела ради мечты, которую всерьез даже боялся планировать осуществлять. Иногда в нем вдруг просыпалась немощная, необъяснимая надежда, и он суетился, посылал рекомендации и указания, проводил консультации… Не объясняя. Как бы ни для чего. Но в глубине души он твердо и безнадежно знал, что все это действительно ни для чего, и по ночам, оттесняя маленькую горячую Чари в мрак, над ним нависало и медленно падало, с хрустом проламывая дымящиеся ребра базальтовыми плитами букв, докрасна раскаленное слово «поздно», — и он кричал. И, просыпаясь, думал: заработает связь. Тогда я позову его. Мы сядем друг напротив друга и еще раз спокойно все обсудим. Еще раз. Обсудим спокойно. И будем друг другу доверять во всем. И все исправим. И его будет любить его жена. И я смогу смотреть людям в глаза. Он ждал, но как заведенный непреклонно и точно выполнял свой долг: корабли уходили уже дважды в сутки, начальный запас техники был уже перечелночен на Терру, и оттуда с обратными рейсами сообщали о нормализации положения колонистов; Совет ежедневно получал скрупулезные и точные сводки, которые Ринальдо полностью составлял сам; растекание отходов в Южном полушарии было практически приостановлено, и многократное просчитывание на моделях давало надежду, что по крайней мере в течение двух с половиной месяцев границы зоны заражения не будут расширяться, так что председатель Совета Ромул Нгоро, поздравляя экологов с этой почти невероятной победой, посетил их плавбазу в море Уэдделла и на пресс-конференции ни с того ни с сего решился заявить, будто очаг распространения военных ОВ удалось, кажется, локализовать наконец, — а Ринальдо, услышав это, вынужден был начать прикидывать, что месяца через два нужно будет, чтобы объяснить неизбежный прорыв заграждения, придумать какое-нибудь полуторавековой давности глубоководное захоронение радиоактивных отходов, растревоженное предыдущей катастрофой; он делал это и многое другое, но как во сне. И по утрам, усталый и обессиленный после нескольких часов маетной дремоты, он просыпался в ужасе от наваливающегося дня, тяжко наполненного ненастоящим; пока суета очень нужного и очень срочного ненастоящего не захватывала его с головы до ног и не отвлекали от беспросветной утренней тоски частные успехи — корабль загрузили на три часа раньше планового времени; силы безопасности накрыли фабрику наркотиков в высокогорной пещере на территории Таиланда; заводам на Венере удалось поднять выпуск рабочего вещества почти на два процента, а значит, можно либо отправлять к Терре один дополнительный корабль в тридцать семь дней, либо почти на два процента снизить убийственный выпуск рабочего вещества в Антарктиде, и надлежало срочно и безошибочно выбрать, что предпочесть, — пока он не тонул во всем этом, ему хотелось биться об стену головой. Он шел к стоянке орнитоптеров, летел в Совет, вокруг были по-доброму возбужденные этими успехами сильные люди, и Ринальдо, пряча глаза, шептал: заработает связь.
Родные, замечательные, ну подождите еще месяц. Я попрошу его вернуться, мы сядем друг напротив друга и все спокойно обсудим. Совсем все, клянусь вам. Совсем все.
Чари— Ой, да брось ты дурить, — проговорил Аскольд почти ласково, но с каким-то ленивым пренебрежением. — Ты же сама хотела.
Чари сердито поправила платье.
— Сама хотела, сама и расхотела, — ответила она. — Шагай, шагай, бычок. Руки загребущие, а целоваться не научился. Цвет лица мне помнешь.
Аскольд презрительно фыркнул и двинулся было вновь ее обнять — нефритовая буддийская свастика с внутренним подсветом тяжело мотнулась на серебряной цепочке по его обнаженной груди. Чари отпрянула и, продолжая пятиться, поднялась на ступеньку крыльца.
Ступенька скрипнула.
— Хоть бы каменюку снял сначала, — сказала Чари, успокаиваясь.
Аскольд ласково погладил холодный дымчатый нефрит.
— В ней — вся сила, — добродушно ответил он.
— Ну вот иди своей силой гвозди заколачивай, а до живых девушек не суйся.
— По-моему, — убежденно сказал, Аскольд, — ты сумасшедшая.
Она помолчала, соображая, и вдруг виновато согласилась:
— Наверное. Я даже не знала… то есть я знала, только не знала, что это так навсегда. Самой удивительно. Совсем весь мир изменился. Ты правда, Аскольдик, пожалуйста, иди уже. Ничего тебе тут не обломится. А мне ничего там не обломится. И ничего не поделаешь.
Он несколько секунд завистливо и восхищенно вглядывался ей в лицо, а потом засвистел нечто модное, повернулся с видом «не больно-то и хотелось» и вразвалочку пошел прочь по лесной тропинке. Его широкая загорелая спина в свете сентябрьского заката светилась чистой медью, но скоро пропала в золотом месиве листвы и бликов. Чари долго стояла на ступеньке, водя пальцами по бревенчатой стене и кончиком языка проверяя губы, и собиралась с духом — сердце колотилось так, что уши глохли. Потом напоследок втянула носом пахнущий сухими листьями воздух и вошла внутрь. Комната матери тонула в половодье осенних цветов.
— Мам, — сказала Чари небрежно, — позови Ринальдо в гости. Он ведь очень по тебе скучает, я знаю.
Айрис окаменела в плетеном кресле у окошка — и книга, которую она только что спокойно читала, казалось, тоже окаменела и потеряла текст. Сколько веснушек у нее на плечах, подумала Чари. Интересно, когда он ее обнимал, их было сильно меньше?
— Ну что ты так смотришь, мама? — тихо спросила она.
МэлорЧжуэр был раздражен и зол.
— Мэлор Юрьевич, — с нескрываемым беспокойством сказал он, когда на пульте селектора зажегся знак контакта. — Ваш эксперимент идет уже пять часов. Я поднял всю документацию, переговорил с технологами — такого мы не планировали и даже не обсуждали. Лаборатория перерасходовала энергию на две недели вперед. Почему вы заперлись? Я настоятельно прошу вас объяснить происходящее.
— Хорошо, что вы позвонили, — раздался жесткий, заледеневший голос Мэлора, и Чжуэр невольно подобрался. — Я как раз хотел. Эксперимент идет уже пять часов, и через сорок две минуты, если не ошибаюсь, стартует очередной порожняк на Землю.
— Да, действительно.
— Потребуйте отмены старта. Дело в том, что на старте корабль взорвется. Пространство перенасыщено декваркованными нейтрино. Я блокирую на Терре все находящиеся здесь корабли и все корабли, которые будут прибывать. Только, Чжуэр, не вздумайте, например, пытаться отрезать меня от энергии. Посмотрите на счетчики. Перерасход относится к первым полутора часам, а сейчас я почти ничего не беру от реактора, потому что присосался непосредственно к звезде.
Чжуэр оправил ремни комбинезона. Он даже не стал переходить к пультам контроля.
— Я ничего не понимаю, — сдержанно сказал он.
— Это хорошо, — ответил голос Мэлора. — Это значит, что вы будете слушать внимательно. Я, видите ли, нашел способ стабилизировать земное Солнце, доложил об этом вашему Казуазу, но тот, боясь уж не знаю чего — очевидно, что я спасу Землю и тогда вся его грязная история всплывет, — отправил меня с глаз долой. Но он не учел одного. Надпространственные каналы и есть надпространственные каналы, и то, что до Солнца отсюда шестьсот с лишним парсеков, не играет никакой роли. Аппарат связи, который мы смонтировали, вполне пригоден для того, чтобы отсюда взять Солнце в энергетический кокон. Расстояние требует только некоторого увеличения энерговооруженности, но эту проблему я решил. Я уже сказал, что качаю прямо из ядра звезды. Звездой пришлось пожертвовать, и через месяц с небольшим — уточненные данные я вам, разумеется, сообщу — она коллапсирует. Но к тому времени у нас скопится достаточно арестованных кораблей, чтобы, вырвав у них все лишние потроха, вывалив грузы, эвакуировать колонию обратно на Землю. Ведь ни машины, ни продовольствие везти не понадобится — они домой полетят… домой. Где все уже хорошо.
