Наверху, на ступеньках, Меф увидел худые джинсовые ноги Варвары и рядом с ними переминающиеся лапы черного пса. Только ноги — остальное отрезалось козырьком перехода. Буслаев приблизился к ним, добавив к шести ногам еще две.
— Ты видел его? Он с тобой разговаривал? О чем? — спросила Варвара с надеждой.
— Да так. О физкультуре, — уклончиво отозвался Меф.
Варвара не уловила иронии. Для простуженных и уставших юмора не существует. Они смотрят на жизнь серьезно.
— Какой-то он… не такой. Мягкий. Ты почувствовал? — нащупывая слова, сказала Варвара Мефу.
— Угум. Натуральная сиротка, — буркнул тот. Меф двинул в универ, но не доехал. Вышел на «Воробьевых горах» и остановился над рекой, не выходя из метро. Его толкали. Гремели, скрываясь в тоннелях, поезда. Все, чем он до сих пор был занят, казалось путаной ложью и бессмыслицей. Зачем он всю осень зубрил этот бред про планктон и молекулярные цепочки? Пройдет всего два с половиной дня, и его тело займет место в деревянной коробке, а эйдос… кто его знает, как все будет?
Меф позволил очередному человеческому потоку внести себя в вагон и вернулся в общежитие озеленителей. Грузовичок с откинутым брезентом все еще стоял у входа. Баран в нем был только один. Меф так и не понял — какой: тот, что шарахался от руки, или тот, что позволял себя гладить. Озеленители кучковались на баскетбольной площадке, откуда уже тянуло дымком. Поискав глазами, Меф нашел на асфальте под левым баскетбольным кольцом белое, с красным подворотом, пятно шкуры.
«Как все просто! — подумал он. — Значит, со среды на четверг… Ну и замечательно!»
Дафна ждала Мефа на кухне, которая одновременно была и частью комнаты. Депресняк шипел под диваном, показывая, как с ним несправедливо обошлись.
— Свой обед возьмешь у него! — сказала Даф, толкая диван ногой.
Меф плюхнулся на стул и застыл с остановившимся взглядом, какой бывает у людей, с трудом доплетшихся домой. Дафна присела рядом с ним на корточки и взяла его руки в свои. Ладони у Мефа были теплые, а пальцы ледяные.
— Видел Арея? Да, знаю, что видел… Зачем же я, глупая такая, спрашиваю? — торопливо продолжала Даф. — Ты что-то хочешь мне сказать, да?
Меф покачал головой.
— Я хочу сказать много. А много — это все равно что ничего.
Даф отпустила его холодные, как у мертвеца, пальцы.
— Значит, ничего?
— Да, ничего, — отозвался Меф.
— Да, — запоздалым эхом откликнулась Дафна. — Много — это все равно что ничего.
* * *
По подземному переходу тек нескончаемый поток. Тысячи ног, шаркая, стирали плиты. Варвара лежала с закрытыми глазами и представляла, что она на океанском берегу. Рядом с ней лежал Добряк, пахнущий украденной шаурмой. Он не прекращал налеты на покупателей пищевых точек Нового Арбата даже и теперь, когда Варвара все никак не могла выпутаться из похожих на столики «п» слова «грипп».
Арей, сидя в кресле, неотрывно смотрел на Варвару. Она ощущала его плотный взгляд даже через одеяло.
— Я подыхаю! У меня все болит! Микробы гадят мне в мозг, — не открывая глаз, хрипло пожаловалась она.
— Ничего. Все, что нас не убивает, делает нас сильнее. Резерв жизни у тебя колоссальный, — спокойно отозвался Арей.
— Откуда вы знаете?
— Если я погонюсь за тобой с ножом, ты побежишь от меня? Значит, сил вагон. Опять же — всегда можно вырастить новый вирус и получить от Лигула премию.
— Лигул — это ваш друг, который никогда не спит? — уточнила Варвара и сразу, без перехода, врезала Добряку локтем. — Не стягивай одеяло, болонка!
С каждым следующим часом человеческий поток в переходе редел. Город закрылся на ночь, вывесив таблички созвездий на подвижных гвоздиках спутников. Метро остановилось. В половине третьего снаружи, совсем рядом, подрались два наркомана. Третий целеустремленно колотил ногами в дверь.
— Ну если ты так хочешь, я открою, — устало откликнулся Арей.
Он встал, собираясь выйти, но Варвара удержала его.
— Не надо! Он сейчас сам уйдет! Скажите мне «спокойной ночи»! — потребовала она сквозь одеяло.
— Спокойной ночи! — послушно отозвался Арей.
— Хоть бы вы уже делись куда-нибудь из моей жизни. В другое место бы переехали, что ли? — сказало одеяло.
Арей вздрогнул.
— Почему? — спросил он у одеяла.
— Потому что я к вам начинаю привыкать. Скоро я буду такая же, как и вы.
— А тебе это не нравится? — небрежно спросил Арей, не выдавая голосом волнения.
— Ну не то чтобы не нравится. Просто же это уже не буду я. — Варвара решительно придвинула к себе Добряка и дала ему подзатыльник, чтобы он стал послушной подушкой.
Глава 20. Выпей йоду!
Настоящая вечность начинается, когда человек растворяет свои интересы в других. Тогда жизнь мало-помалу заполняется чужими радостями, которые воспринимаются как собственные. Все радости мира — твои, и все горести мира — твои. Только так, и никак иначе.
Эссиорх
Вечером Меф пришел домой. Ему хотелось не то чтобы попрощаться, но внутренне подвести итог жизни. Все его близкие были дома, и все на кухне.
Похудевший Эдя смотрел в хрустальный шарик, промахиваясь печеньем мимо открытой банки с кабачковой икрой. Рядом на одном стуле сидели Зозо и Игорь Буслаевы и кормили друг друга шпротами, вылавливая их пальцами за хвостики. Тоже из консервной банки. Мытьем посуды, как занятием бесконечно пошлым, никто не заморачивался.
— Поворотись-ка, сынку! Я посмотрю, вырос ли у тебя хвост! — заорал Игорь Буслаев.
— Хвост у Дарвина, — отозвался Меф.
Буслаев-старший шутки не понял, и Меф сообразил, что хвост имелся в виду тот, что на голове. Он сел на свободный стул и отобрал у Эди банку с кабачковой икрой. Еще месяц назад Хаврон разорался бы, что надо самому работать и он никого кормить не намерен, а теперь даже не заметил. Печенье продолжало слепо тыкаться в стол, где, как предполагал Эдя, все еще находилась банка.
— Он ничего не слышит! И ничего не видит, кроме своего шара! Аня ему недавно звонила, так он даже трубку снимать не стал. Он в полной отключке! Смотри! — Зозо протянула руку и помахала ладонью у брата перед глазами.
Эдя дернул головой вначале в одну сторону, потом в другую. Ладони он, видимо, вообще не видел, только понимал, что что-то отгораживает его от шара.
Зозо пальцами сняла с губ у мужа прилипший шпротный хвостик.
— Мне кажется, что Эдька… ну как бы сказать… уже не здесь! Он в шаре! — озабоченно продолжала она. — А ведь у красотки его вместо зубов цепная пила!
— Чего? — шепотом переспросил Меф.
— Ну да, — спокойно подтвердил Игорь Буслаев. — Да ты не бойся громко говорить! Сказано же тебе: не слышит! Он тут вчера заснул на полчаса, так мы в шар посмотрели! Вместо зубов у нее пилы, и в разные стороны ползут!
Мефодий осторожно обошел дядю со стороны окна. В шарике у него была все та же потребительская идиллия — дом, спортивная машина, розовый садик. На крыльце стояла манекенщица и приветливо манила Эдю пальчиком. Губы у нее были пухлые, а вот зубов не разглядеть. Она зачем-то закрывалась ладонью.
Рядом с ней на крыльце Меф увидел прозрачную тень с уже начавшими оформляться контурами. Он понял, что это Эдя. Его дядя мало-помалу засасывался шаром. Меф, достаточно поработавший мраку, догадывался, что произойдет дальше. Тело останется здесь — или мертвое, или лишившееся разума. Эйдос же окажется там, в шаре, который возьмет и исчезнет.
Меф с трудом оторвал взгляд от шара. Это было почти больно. Хотелось смотреть еще и еще. Шар заманивал. Прощупывал сознание Мефа, соображая, какую картинку нарисовать для него. Научные успехи? Десять кокетливых блондинок? Строй водочных бутылок? Или, может, марширующий строй верных, преданных до самозабвения солдат, а он, Меф, их вождь и император?
В детстве Мефодий из любопытства лизнул на морозе полозья санок. Язык примерз, и, боясь боли, он, как дурачок, стоял, медля отдернуть. Хорошо еще, нашелся товарищ, давший ему подзатыльник.
Меф подумал, что его родителей спасла от шара великая купидонья любовь. Зачем им призраки, когда так увлекательно кормить друг друга шпротами?
— Отвлеките Эдьку! Мне нужно, чтобы он оставил меня с шаром! — потребовал Меф у матери.
— Как отвлечь? Он его не выпускает! Мне, знаешь, совсем не хочется, чтобы он табуреткой стал размахивать! — забеспокоилась Зозо.
Игорь Буслаев подмигнул сыну.
— Погоди! Есть способ!
Он вышел в коридор, открыл входную дверь, настойчиво позвонил в звонок, а потом вернулся и громко крикнул на ухо Хаврону:
— Эдя! Сосед снизу ругаться пришел! Говорит, у нас ванна опять протекает!
Лицо у Эди стало маниакальным. Он встал и взял с мойки топорик для разделки мяса.
— Я сейчас вернусь, дорогая! Останься здесь — это не для женщин! — сказал он синими губами, обращаясь к манекенщице, и, натыкаясь на стены, пошел в коридор.
