Впрочем, куда больше меня беспокоили другие вещи. Слова, которые они использовали — «Король», «программа», «Восемь». Лупан неосмотрительно упомянул, что Блэкуордс знал о Когнитэ, и что это сообщество каким-то образом причастно к падению Зоны Дня.
Я полагала наиболее вероятным, что все происшедшее со мной было последствием какой-то важной операции Ордоса, частью которого была Зона Дня, и о которой ни Секретарь, ни Мэм Мордаунт не сообщали никому из нас. Теперь, когда они оба скрылись в неизвестном направлении, не у кого было выяснить детали, но похоже, Зона Дня была замаскирована — так, чтобы ее принимали за то, чем она не являлась в действительности. И, кажется, Секретарь избрал стратегию, в рамках которой Зона Дня и ее кандидаты выглядели как некое секретное, тайное общество… возможно даже как секретное тайное еретическое общество — но все это было сделано, чтобы раскрыть и обезвредить настоящих еретиков.
Если мне повезет, и я смогу проникнуть в ближайшее окружение Понтифекса Урба, возможно, мне удастся проверить его и, если я пойму, что он не стал отступником — рассказать, кто я такая. Тогда можно будет установить связь с Инквизицией, и это положит конец всей этой мрачной истории.
Если я пойму, что он не стал отступником.
Конечно же, я была бы полной дурой, если бы не понимала, что возможно множество других, различных истолкований последних событий — и многие из них могли быть более чем тревожными — и я не была дурой.
Но некоторые вещи, которые я слышала, были настолько неясными, что это сбивало с толку — ведь, если все это соответствовало действительности, мне предстояло полностью пересмотреть практически все, что я знала, и чему меня учили всю мою жизнь.
Глава 23
Базилика Святого Орфея
Лупан вел меня вниз.
Я вымылась и надела вещи, которые он дал мне. Защитный костюм оказался нужного размера, как и платье. В этих одеяниях я ощущала себя монахиней или послушницей — кроме того, Лупан настоял, чтобы я надела капюшон. Коричневая шерсть была жесткой и колючей. Впрочем, я смогла, по крайней мере, избавиться от стесняющего движения, а теперь еще и покрытого грязью костюма Лаурели Ресиди. Сейчас я чувствовала, что окончательно освободилась не только от костюма, но и от нее самой.
Когда я вышла из комнаты, он провел меня по внушительному коридору с расписанным фресками потолком, позолоченными люстрами и каменным полом. В стенах коридора на каждой стороне располагались двери, но все они были закрыты. Вокруг не было ни души, в прохладном воздухе витал слабый аромат ладана. Вдалеке я слышала колокольный звон — он несся с высоких башен, созывая верующих на молитву.
Я знала, что могла бы разобраться с Лупаном, когда он пришел, чтобы забрать меня — но он прихватил с собой одного из телохранителей-мужчин. И я решила, что не буду оказывать сопротивление.
Коридор заканчивался огромной круглой площадкой; оттуда мы спустились по лестнице на два этажа и вышли в вестибюль, где нас ожидал Балфус Блэкуордс. Здесь же находились еще три телохранителя и два облаченных в мантии исповедника из Адептус Министорум.
Один из них, которого, как я поняла, звали Хоуди, смерил меня взглядом с головы до ног, а потом снял с моей головы капюшон, чтобы разглядеть мое лицо.
— Это и есть то, что сотворил ваш Король? — спросил он, с явным сомнением. Он был малопривлекательным седоватым мужчиной с нечистой кожей и редкими зубами. Его белоснежное одеяние было украшено золотой вышивкой, поверх нее красовалась епитрахиль из алого атласа.
— Он не «мой» Король, святой отец, — ответил Блэкуордс.
Хоуди бросил на него быстрый взгляд, а потом вернулся к изучению моей персоны.
— Она — нечто большее, чем то, что видят ваши глаза, — продолжал Блэкуордс. — Программу совершенствовали в течение весьма продолжительного времени. Они знают, что делают. Это — редчайшая возможность…
Хоуди снова перевел взгляд на него.
— Торговля, сын мой. Вы всегда торгуетесь. Но взгляните на эту обитель. Она — дом божий. Деньги не имеют здесь никакого значения. Нас ждет великое дело. Из наших рук это дитя получит участь, которую Король не в силах вообразить даже своим восхваляемым всеми разумом.
Он помолчал.
— He глядите с таким изумлением, Блэкуордс. Вы получите достойное вознаграждение, в соответствии с условиями нашего договора. Мне лишь больно иметь дело с такими, как вы — с теми, кто не понимает, что их труды ради собственного спасения — сами по себе вознаграждение, которое превыше всех суетных благ.
Блэкуордс кивнул. Было заметно, каких усилий ему стоит сохранять смиренный вид.
— Вы сможете доставить к нам остальных? — спросил другой исповедник.
— Надеюсь, что да, — ответил Блэкуордс. — Мы как раз проводим расследования и ищем их.
— Может быть, она знает, где можно найти других? — задал вопрос второй исповедник, взглянув на меня.
— Не знаю, — без обиняков заявила я.
Блэкуордс помрачнел. Исповедники переглянулись, и их лица осветились улыбками.
— Она с манжетом? — спросил Хоуди. — Ее можно контролировать?
— У нее есть ограничительный манжет, — ответил Блэкуордс.
Хоуди подошел ко мне, взял мое запястье и поднял его, чтобы осмотреть манжет. Манжет был включен. Он осмотрел приспособление и отпустил мою руку.
— Не отключай его, — произнес он, обращаясь ко мне. — Вряд ли те, кто соберется сегодня в медной комнате покое, оценят твою «пустоту». Поняла?
Я кивнула.
Хоуди взглянул на своего товарища-исповедника.
— Я провожу ее, — произнес он. — Потом ты приведешь остальных.
Он развернулся, чтобы вывести меня из помещения.
— Я не отпущу ее, пока сделка не будет совершена! — заявил Блэкуордс, делая шаг вперед.
Хоуди повернулся и смерил его презрительным взглядом.
— Вы обвиняете Церковь в намерении обмануть вас? — поинтересовался он. — Вы считаете, что мы способны на мошенничество?
— Этот товар принадлежит мне, пока сделка не будет исполнена, — ответил Блэкуордс.
— Она — не товар, Балфус. — произнес Хоуди. — Она — шанс на спасение от того, что подстерегает всех нас. Советую вам задуматься об этом, сын мой — мы терпим ваше участие в этом деле, потому что вы имеете возможность оказать нам помощь, но вы должны радоваться и ценить, что мы позволили вам зайти так далеко.
Блэкуордс выглядел подавленным — ему недвусмысленно дали понять, где его место. Я готова была поклясться, что заметила выражение удовлетворения, промелькнувшее на лице Лупана.
Исповедник Хоуди взял меня за руку и направился к нескольким огромным позолоченным дверям, богато изукрашенным резными барельефами, которые повествовали о славе и величии Бога-Императора. Увидев его, служители распахнули одни из дверей, чтобы мы могли пройти. Эти служители были привратниками и смотрителями храмовой территории — проповедники и младшие клерики, которые ухаживали за святыней и охраняли ее от воров. Они носили блекло-серые одеяния, их лица закрывали раскрашенные маски, выполненные в виде ликов святых.
Миновав двери, мы оказались в огромной мраморной зале — и нас охватили звуки, суета и яркий свет. Эта зала была, в сущности, мостом, связывавшим странноприимный дом с огромной базиликой. От улицы, располагавшейся несколькими этажами ниже, сюда вели широкие лестницы, по которым мог подняться каждый желающий, а пересечения этих лестниц с переходом обрамляли высокие колонны, каждая — в виде статуи святого или аллегорического изображения одной из добродетелей. Дневной свет падал со всех сторон, щедро освещая помещение. В воздухе висел неумолкающий, гул доносящихся отовсюду голосов. Мы пересекли помещение, петляя между групп прихожан и паломников.
Меня охватил трепет. Базилика Святого Орфея была одним из самых крупных и самых важных зданий в Королеве Мэб, настоящим средоточием Имперской Веры в этом уголке мира и почитаемой святыней. Я не посещала ее уже много лет, и успела забыть ее величие. Помещение, которое мы пересекли, было лишь одним из многочисленных входов в собор. С этого моста я видела несколько других мостов, также ведущих внутрь церкви. Громадный фасад базилики возвышался перед нами, как утес, и мы вошли в его тень.
Внутри было огромное пространство, наполненное тьмой и тишиной. Паломники рядом с нами почтительно понизили голоса, перейдя на шепот. Я почувствовала легкое головокружение — от толщины стен, окружавших нас, и высоты потолка. Нас окружал могильный мрак, который лишь слегка рассеивали огоньки спускавшихся с потолка паникадил. Наши голоса терялись в пространстве, возвращаясь приглушенным эхом.
Но это был лишь притвор храма, где паломники могли омыть свои руки и ноги холодной водой из каменных бассейнов и очистить свой разум, готовясь к молитвенному отрешению. Хоуди даже не замедлил шаг, продолжая тащить меня за собой. Мы приблизились к дверному проему напротив выхода с моста — это был раскрытый рот огромного барельефа в виде человеческого лица, занимавшего всю стену. Громадные глаза без зрачков пристально смотрели вверх с выражением мольбы. Казалось, лицо заходится в беззвучном крике — но еще больше было похоже, что его рот раскрыт в религиозном экстазе. Стена и лицо на ней были выполнены из кованой меди — и, в обступившем нас мраке я поначалу даже не заметила формы этого входа… пока мы не оказались совсем близко от него, и я не обнаружила, что вот-вот буду поглощена этой распахнутой пастью.
