Он снова посмотрел на французов. Любому дураку понятно, что сейчас произойдет: мощные колонны прорвут хилые линии обороны британцев, словно разъяренный бык, идущий в атаку на ограду из хрупких веточек. Талавера будет отрезана, испанцев станут гонять по улицам города, точно крыс, а солдаты на Меделине, и Южный Эссекский в том числе, окажутся в самом невыгодном положении. Те батальоны, что находятся возле Талаверы, имеют возможность добраться до моста и начать долгое позорное отступление, но Южному Эссекскому и другим суждено быть отрезанными от своих, им остается только сдаться.
— Мы не сдадимся.
Лейтенант Гиббонс подъехал поближе к дяде. Ему не приходило в голову, что они могут сдаться, но он уже давно понял, что самый простой способ завоевать благорасположение сэра Генри — во всем с ним соглашаться.
— Именно, сэр.
— Это будет самая настоящая трагедия, Кристиан, трагедия. — Симмерсон закрыл подзорную трубу. — Армия прекратит свое существование.
Племянник согласился, и Симмерсон вот уже в тысячный раз подумал о том, как несправедливо судьба обошлась с Гиббонсом, которого давно следовало повысить в чине. Его племянник так разумно рассуждает на военные темы! Бог наделил юношу самым настоящим талантом, он прекрасно понимает проблемы сэра Генри и соглашается с его решениями. И если уж дядя не может обеспечить Кристиану столь заслуженный им капитанский чин, он, по крайней мере, убережет его от этого проходимца Шарпа и использует в качестве своего доверенного лица и советника.
На французском рубеже появился еще один батальон и занял позицию напротив Южного Эссекского. Симмерсон вновь раскрыл подзорную трубу и принялся изучать солдат противника.
— Странно.
— Сэр?
Симмерсон передал трубу племяннику. Солдаты, шагающие со стороны Каскаджала, были одеты в белые куртки с красными воротниками и отворотами. Симмерсон еще ни разу не видел такой формы.
— Майор Форрест!
— Сэр?
Симмерсон показал рукой на новый батальон, который строился в колонну.
— Ты знаешь, кто это такие?
— Нет, сэр.
— Выясни.
Полковник проследил глазами за Форрестом, который пришпорил коня и поскакал вдоль линии британской обороны.
— К Шарпу отправился. Думает, тот все знает. «Теперь уже недолго, — подумал Симмерсон. — Эта битва покончит с военными авантюристами, вроде Шарпа и Уэлсли, армия снова поступит в распоряжение разумных и дальновидных людей — таких, как полковник сэр Генри Симмерсон».
Он стал наблюдать за тем, как разрываются снаряды среди воинов немецкого легиона и гвардейцев. Батальоны залегли, и снаряды, не причиняя никакого вреда, пролетали у них над головами. Впрочем, время от времени над рядами британцев поднимались клубы дыма, сержанты оттаскивали изуродованные тела погибших и быстро закрывали образовавшиеся бреши. Авангард британцев, рота легкой пехоты лежала в высокой траве на берегу речушки — пустые предосторожности перед лицом надвигающейся неизбежной гибели.
— Майор?
— Капитан Шарп говорит, что это немецкая дивизия, сэр. Возможно, голландские батальоны.
— Немцы сражаются против немцев! — рассмеялся сэр Генри. — Ну и пусть убивают друг друга!
— Капитан Шарп просит разрешения легкой пехоте выступить вперед, сэр. — Форрест сохранял серьезность. — Он считает, что голландцы атакуют часть нашей линии обороны.
Симмерсон молчал. Он наблюдал за французами и, конечно, за голландцами, если они таковыми являлись, — те строились напротив Южного Эссекского. За первым батальоном встал второй, но Симмерсон решил, что не позволит своему батальону принять участие в самоубийственной схватке, затеянной Уэлсли. Королевский немецкий легион может сколько душе угодно драться с голландцами из немецкой дивизии, но Генри Симмерсон спасет своих людей от гибели.
— Сэр? — подал голос Форрест.
Симмерсон отмахнулся. У него родилась восхитительная идея, которая принесет сладостные плоды в будущем, — но все зависит от того, что он сделает сейчас. Сэр Генри с наслаждением наблюдал за тем, как расцветает в его сознании эта великолепная, замечательная, потрясающая идея. Армия обречена, тут нет никаких сомнений. Через час силы Уэлсли будут уничтожены, но Южному Эссекскому незачем принимать в этом участие. Если полковник отведет свой батальон подальше от Меделина и займет позицию в тылу, их не окружат французы. Более того, он сможет собрать под свое крыло всех, кому удастся спастись, и тогда Южный Эссекский, целый и невредимый, единственный полк в армии Уэлсли, сумевший избежать истребления, вернется в Лиссабон, а потом и в Англию. Такой поступок обязательно должен быть вознагражден, и Симмерсон уже представлял себя в роскошных позолоченных кружевах и треугольной генеральской шляпе.
Сэр Генри в волнении вцепился в луку своего седла. Все совершенно очевидно! Не такой он дурак, чтобы не понимать, что потеря знамени в Вальделаказа позорным пятном легла на его репутацию. Впрочем, в своем письме полковник весьма уверенно и безоговорочно обвинил в неудаче Шарпа. Если удастся спасти хотя бы часть этой армии, все забудут про Вальделаказа, и военному министерству в Уайтхолле придется признать военный талант сэра Генри Симмерсона и соответствующим образом его вознаградить.
Командир Южного Эссекского полка чувствовал себя все лучше и лучше. В какой-то момент его уверенность в себе была несколько поколеблена — когда он смотрел на суровых парней, что сражались в этой войне, однако они поставили армию в ужасающее положение, и только он, полковник Симмерсон, знает, что нужно сделать. Он выпрямился в седле.
— Майор! Повернуть батальон кругом, образовать колонну и отойти налево! — Форрест замер на месте. Полковник пришпорил коня. — Давай, Форрест, у нас нет времени!
Форрест был потрясен. Если он сделает то, что приказывает Симмерсон, Южный Эссекский отойдет назад и в линии британской обороны образуется брешь, сквозь которую французы проведут свои войска. А французская армия уже начала наступление! Вольтижеры стекались к реке, барабаны завели свою боевую песнь, снаряды дождем посыпались на немецкий легион, стоящий ниже Южного Эссекского.
Симмерсон хлопнул лошадь Форреета по крупу и заорал:
— Давай, пошевеливайся, приятель! Это наша единственная надежда!
Приказ был отдан, и Южный Эссекский принялся неуклюже разворачиваться. Меделинский холм с левого фланга остался открытым врагу. Движение началось от роты Шарпа, солдаты в ужасе оглядывались назад, на приближающегося врага. Первая линия обороны уже вступила в бой, Шарп слышал мушкетные и ружейные выстрелы, а в трехстах ярдах за рекой появились Орлы. Эта атака была не только многочисленнее первой — неприятель готовился пустить в дело еще и полевую артиллерию. А Южный Эссекский отступал!
Шарп, спотыкаясь, пробежал вдоль разворачивающейся колонны.
— Сэр!
— Капитан Шарп! — Симмерсон, так и не спешившийся, посмотрел на него сверху вниз.
— Ради всех святых, сэр! В нашу сторону идет колонна...
Его перебил драгунский лейтенант из штаба генерала Хилла, который так резко остановил своего коня, что из-под копыт полетела земля. Симмерсон бросил на гонца короткий взгляд.
— Что случилось, лейтенант?
— Генерал Хилл передает вам свои наилучшие пожелания, сэр, просит оставаться на занимаемой позиции и выдвинуть вперед линию обороны.
Симмерсон важно кивнул.
— Мои наилучшие пожелания генералу Хиллу, скоро он поймет, что я делаю все абсолютно правильно. Продолжайте!
Шарп хотел было возразить, но понял, что это бесполезно. Он быстро вернулся к своей роте.
— Что происходит, сэр? — Харпер с сомнением посмотрел на командира.
— Мы идем вперед, вот что происходит. — Шарп пробежал вдоль рядов легкой пехоты. — Рота! Стройся! За мной!
Он помчался вниз по склону, за ним последовали солдаты. Будь проклят Симмерсон! Стрелки в белых куртках перешли реку и обходили немецкий легион, который отчаянно сражался с противником, в два раза превосходящим его числом, на склонах уже лежало множество погибших и раненых солдат. Рота Шарпа бежала изо всех сил, солдаты задыхались, ранцы колотили по спинам, им мешало оружие, сумки для патронов и провизии, но они устремились навстречу врагу, перебравшемуся через реку. Повсюду рвались снаряды, и, оглянувшись, сержант Харпер заметил, как у него за спиной упало двое солдат, однако сейчас ими было некогда заниматься. Он видел, как Шарп вытащил из ножен палаш, и понял, что капитан собирается ворваться прямо в ряды французских стрелков и оттеснить их на другой берег реки.
Харпер сделал глубокий вдох:
— Штыки! Штыки!
Солдаты с мушкетами в руках вряд ли могли успеть закрепить штыки вовремя, но стрелки Шарпа и не пытались это сделать. Штык от ружья Бейкера был длинным, с удобной ручкой, совеем как сабля; французы увидели их и остановились.
