Раз приехал…
Его пальцы потерли синий ворс. Катя подумала, что если их разговор затянется, то на коробочке появятся залысины.
– Приехал, потому что не привык нарушать слово…
Когда он ушел, Катя со злостью похвалила вслух:
– Молодец! Все сделал, чтоб я не чувствовала себя виноватой.
Она осторожно стянула нарядное платье и надела брюки со свитером. Инстинкт самосохранения требовал, чтоб она со всех ног бежала к человеку, который сумеет взглянуть на нее с тем восхищением, без которого женщина может увянуть и в двадцать лет.
– У каждого должен быть такой человек, – бормотала она, надевая короткую дубленку, в которой даже сама себе казалась моложе. – Я найду его. Я его найду!
Катя выскочила на мороз, уже слегка опьянев от забродившего в крови веселья. От него покалывало под волосами и хотелось запеть.
– Арни, – прошептала Катя, воровато стрельнув глазами. – Ты ведь устроишь мне праздник? Нам.
Никто не желал веселиться с нею вместе: и небо, и снег были одинаково серыми, а голуби дулись на весь мир за то, что одной отрадой для них остались крышки канализационных люков. Только неугомонное Катино сердце колотилось, сбиваясь с ритма…
«Я вела себя с ним не лучше, чем Борис со мной, – думала она об Арни. – Такой же занудой была. Почему он вызывал у меня страх? Сейчас я ничего такого не чувствую… Почему я так легко сдалась, когда у меня отобрали Ксюшу? Может, только этого и ждала?»
Ей вдруг представились качели: на одной стороне был Арни, на другой – Ксюша. То ее лицо, то его взлетало над Катей, хотя она понимала, что на деле это невозможно. Как ни встань, все равно будешь видеть только кого-то одного или обоих – в профиль. Но воображение позволяет испытать многое из того, что в реальности недоступно, и Катя как данность приняла эти возникающие перед ней лица людей, которых любила.
Но вот на этом слове она споткнулась: любила? Арни? Ей нравилось называть его именно так, и даже приходило в голову, что, пожалуй, она сама могла бы придумать такое имя. И еще возникала неоправданная ревность к той, чья фантазия родила его. Но разве желание произносить про себя чье-то имя можно назвать любовью?
«Тебе-то почем знать? – заговорила она с собой по-другому. – Тебе ведь только понаслышке известно, что это такое…»
– Вот за этим я к нему и иду. Чтоб узнать…
Хотелось побежать, потому что теперь пошел другой отсчет времени и то, что раньше она терпела годами – свое одиночество, свою недохваленность, недоласканность, – теперь жгло уже так, что было невмоготу. И хотелось закричать: «Арни!», чтоб он выбежал ей навстречу.
Ее удивило, почему в «Обжорку» заходит столько взрослых людей, ведь это кафе все-таки считалось детским. Потом бросилась в глаза табличка «Закрыто». Но Катя вошла вместе с остальными и увидела на стене большой портрет с черной лентой на уголке.
– Юрка, – вырвалось у нее, и Катя испуганно оглянулась.
Рядом вполголоса говорили о том, как трудно хоронить зимой и дороже обходится. И о том, что «мог бы хоть мать пожалеть, раз себя не жалко». И прошелестело имя Арсения – так быстро, будто перелистнули страницу, и Катя не успела разобрать, что именно говорили о нем.
Выискивая взглядом Наташу, она прошла в зал, где уже усаживались за длинный поминальный стол. Но ее здесь не оказалось, и было неловко спросить у чужих, что же стряслось с Юркой и при чем здесь Арсений. Или это какой-то другой Арсений?
Опасаясь быть изгнанной, ведь на похоронах она не была, Катя все же решилась пройти в служебное помещение и быстренько свернула к кухне. Но на пороге столкнулась не с Наташей, а с Юркиной женой, имя которой почему-то забылось.
«Вдовой», – исправила Катя про себя и скованно произнесла, глядя под ноги:
– Сочувствую. Это такое горе.
Та почему-то смотрела на нее с ужасом, который казался неподдельным, как будто именно Катю только что оставили в могиле, а она снова оказалась среди гостей. «Наверное, у нее шок», – подумала Катя и, сделав виноватое лицо, постаралась побыстрее просочиться на кухню.
– Наташа! – Она бросилась к ней как к матери, способной защитить от всего на свете. – Что тут случилось?
– Передозировка, – машинально выдала Наташа заученный ответ и с изумлением воскликнула, перестав смешивать кутью: – А ты что здесь делаешь?
– Вообще-то… – замялась Катя. – Я надеялась… Может, ты мне подскажешь, где найти Арни?
Подобрав выпавший из миски изюм, Наташа не спеша прожевала его и только тогда спросила:
– А зачем?
– Не знаю, – откровенно ответила Катя. – Мне просто хочется его видеть.
Наташа заговорила неожиданно сердито:
– Мне тоже, представь себе! Только никто из нас понятия не имеет, где его носит. Исчез, и все тут! Это он, видите ли, таким образом смерть брата переживает!
– Брата?
– Черт… – Наташа охнула и закусила губу.
– Юрка с Арсением – братья?!
В сердцах швырнув большую ложку так, что красная ручка высунулась из раковины буйком, предупреждающим о мели, Наташа также рассерженно проговорила:
– Видно, придется нам все прояснить, раз уж я проболталась. У меня просто голова кругом с этими похоронами… До сих пор не верится… И Арни пропал! А у дочки ветрянка, значит, и вторая заразится. – Подхватив большое блюдо, на которое вывалила кутью, она распорядилась: – Спускайся в подвал, туда, кроме Арни, сто лет никто не заглядывал. Кстати, он хотел сделать там джаз-кафе. Для тебя, между прочим.
Катя уже не удивилась. За несколько минут мысли спутались в клубок до такой степени, что ей не удавалось найти хвостик хотя бы одной из них. Ощущение бреда, которое преследовало ее весь день, стало обволакивающим, и Кате все казалось, что если она оступится на подвальной лестнице, то упадет в нечто вязкое, затягивающее, и тогда Наташа может не успеть. Катя решилась взяться за грязную стену и каждую ступеньку пробовала ногой.
Но ничего не произошло. Ступив на цементный пол, Катя для верности притопнула и лишь тогда решилась пройти вглубь.
Присев на брошенный ящик, Катя сняла шапку, вложила в нее перчатки и приготовилась ждать хоть до вечера. Но Наташа пришла чуть ли не следом за ней. Она что-то держала в руке, похожее на маленькую книжку, но подвал был освещен слишком слабо, чтобы Катя могла разобрать.
– Ну не знаю, – сказала Наташа с сомнением и, подтащив такой же ящик, уселась напротив. – Выдержишь?
Катя и не заметила, как напряженно у нее вытянулась шея, а Наташа узнала это движение и улыбнулась.
– Мне хочется думать, что ты все та же, – сказала она. – Тогда
