— Пошли вон! — скомандовал князь. — Живо!
Прислуга застыла в недоумении, ожидая команды от Марьи Алексеевны.
— Оставьте нас, — произнесла она глухо.
Все вышли.
— Ну, князь, — медленно начала княгиня, — вы известный наглец, но такого хамства даже я от вас не ожидала. Вы вломились в мой дом среди ночи, избили слуг, проникли в мою спальню да еще угрожали расправой! Я надеюсь, вам есть что сказать в свое оправдание.
— Вы должны немедленно увезти Анастасию из столицы.
— Я — должна? Я не ослышалась? — В елейном голосе княгини промелькнула тень холодной иронии.
— Вы не ослышались, — ледяным, полным ненависти и презрения тоном ответил Петр Андреевич. — Если вы не хотите искать ее по всей Европе вплоть до Ла-Манша, немедленно увезите ее отсюда.
— Вы намекаете на то, что этот молодой человек, имени которого у меня нет ни малейшего желания произносить, строит коварные планы…
— В этом случае я бы с удовольствием помог бы ему, сударыня, — усмехнулся Петр Андреевич. — Однако, увы, он изменил свои планы.
— Вот как?
— Он собирается обручиться с некоей леди… впрочем, имя не имеет никакого значения, — сказал молодой князь. — Куда важнее то, что он просил позаботиться об Анастасии, утешить ее.
— Тогда необходимо сейчас же рассказать ей правду! — заключила княгиня.
— Вы не посмеете.
— Я — не посмею? — Марья Алексеевна была просто в бешенстве. — Не слишком ли много вы себе позволяете, юноша?
— Я позволяю себе ровно то, на что имею право, — бесстрастно отозвался князь. — Но я знаю, что вы любите Анастасию. И вы не станете причинять ей новую боль. Я уверен, вы хотите, чтобы она была счастлива.
— Разумеется, я хочу. Но это не означает, что вы можете дерзить мне, Петр Андреевич. И я имею полное право устраивать счастье Анастасии по своему усмотрению.
— Так что вы предпочтете? Открыть ей правду? Рассказать, что человек, которому она подарила свою первую любовь, оказался настоящим мерзавцем? А что, если она будет любить его до конца своих дней? Вы любите ее. А потому, как и я, считаете, что она заслуживает большего, нежели просто жалость и панегирик по утраченным иллюзиям несбыточного счастья с любимым. Пусть она верит в рыцаря в сияющих доспехах. Пусть она живет с мыслью о том, что где-то там, на другом конце Европы, есть великолепный принц…
— Вы начитались романов Уолтера Скотта, Петр Андреевич, — сурово оборвала эту речь княгиня. — Анастасия переживет этот разрыв.
— Разумеется, переживет, — согласился Суздальский. — Но к чему отнимать у нее эту сказку? Пусть она верит, что любила лучшего человека в мире.
— Верит и при этом знает, что он достался не ей? — с болью в голосе произнесла Марья Алексеевна. — Верит и живет с мыслью о том, что где-то там, далече, он счастливо растит детей, которых родила другая? — Голос ее дрожал. На глазах выступали слезы. — Можете ли вы знать, что такое — видеть любимого человека под руку с чужой женщиной, видеть, как его дети — которые так на него похожи — растут, становятся мужчинами? Можете ли вы смотреть на этих детей и понимать, что это могли бы быть ваши дети?
— Я любил женщину, которая вышла замуж, — ответил Петр Андреевич. — И я видел ее в объятиях другого. Я был на их свадьбе. Я видел их детей, которые могли бы быть моими детьми. И я счастлив, что у них все хорошо.
— Да вы просто святой, Петр Андреевич! — желчно воскликнула княгиня. — Вы потворствовали этому выродку видеться с моей девочкой! Вы были его опорой и защитой! Вы всякий раз устраивали им свидания! Ее несчастье будет на вашей совести!
— Я не такой плохой, как вы думаете, княгиня, — мрачно улыбнулся Петр Андреевич.
— Нет, вы хуже! — покачала головой княгиня.
— Увы, это правда, — согласился князь. — Но я желаю Анастасии быть счастливой. Так пусть она верит, что любила лучшего человека на земле.
— И живет с мыслью о нем всю оставшуюся жизнь!
— Нет, — возразил Петр Андреевич. — Когда он умрет, ей будет больно. Но она сможет пережить в себе эту утрату. Это будет далеко не так больно, как если бы она узнала всю правду.
— А с чего вы взяли, что он умрет, Петр Андреевич? — Княгиня насторожилась. — Постойте, так вы решили не ехать в Турцию? — Суздальский лишь покачал головой. Марья Алексеевна продолжала: — Вы поедете на Альбион. За ним. А там… Петр Андреевич, неужто вы убьете его?
— Это называется справедливостью, сударыня.
— Это называется местью, князь.
— С чего же местью? Он мне ничего не сделал.
— Но ведь он предал Анастасию.
— И что с того? — спросил Петр Андреевич. — Он предал всех. При чем же здесь княжна?
— Вы можете погибнуть на дуэли, — с грустью заметила княгиня.
— Если при этом я убью его, я буду рад такой кончине, — сурово произнес молодой князь.
— Петр Андреевич, — ласково сказала Марья Алексеевна, — миленький, вы едете на Альбион вовсе не затем, чтобы восстановить справедливость. Вы едете защищать честь девушки, которую любите. Девушки, которая любит вашего друга. И ради этой их любви вы принесли себя в жертву, став безмолвным соучастником преступного их союза. Вы видели, как протекал этот роман, и, даже себе в этом не признаваясь, втайне гордились, что видите ее влюбленные глаза, хоть они и обращены не к вам. Но потом ваш друг предал вас и ее. Он похоронил все, ради чего вы принесли себя в жертву. Но сможете ли вы хладнокровно вонзить в его сердце клинок? Что для вас главное? Честь? Гордость? Или любовь?
— Мне кажется, вы плохо выспались, — бросил Петр Андреевич. — Вы немедленно увезете княжну из столицы.
— Вы не отступитесь?
— Я не имею права.
— Вы любите ее?
— Кого? Не понимаю.
— Петр Андреевич, зачем вы притворяетесь? Вы думаете, я слепа и не вижу, какие взгляды вы бросаете на нее? Вы думаете, я не знаю, почему вы расторгли вашу помолвку с Марией?
— Я думаю, что вы слишком все романтизируете, — грустно улыбнулся Петр Андреевич.
— Вы так похожи на вашего отца, — с восхищением произнесла княгиня. — Я буду молиться за вас, милый мой мальчик.
— Не надо! — запротестовал молодой князь. — Я на своем пути едва ли встречу Бога.
— Вы еретик, Петр Андреевич.
— О нет, сударыня, я грешник. И я собираюсь совершить убийство. Едва ли я после этого отправлюсь на Небеса. Но коль уж скоро мне светит дорога в ад, пусть она будет долгой.
— Быть может, вы не поедете?
— Я отправляюсь немедленно. Прощайте.
Петр Андреевич поклонился и покинул дом княгини Марьи Алексеевны. Оттуда он заехал к отцу, где оставил несколько прощальных писем, взял деньги и шпагу.
Потом он вновь сел на своего верного Агенора и пустился навстречу заре.
Глава 24
Те, кто уезжает в Москву
Хотя мнения мои о многих вещах различествуют с твоими, но сердце твое бьет моему согласно — и ты мой друг.
А.Н. Радищев
Старый князь, по обыкновению, проснулся в десять часов утра. Он всегда просыпался в это время, вне зависимости от того, в котором часу ему случалось лечь. После физических упражнений, которые позволяли ему не одряхлеть телом, совершил все привычные ритуалы утреннего туалета и лишь затем отправился к завтраку, который всегда в его доме подавали в полдень.
Аккурат в тот момент, когда часы закончили бить двенадцать раз, в столовую вошел Валентин и объявил, что с визитом явился граф Александр Христофорович. Старый князь велел немедленно его просить.
Как всегда, начальник Тайной полиции выглядел прекрасно.
— Слышали новость? — поинтересовался он после нескольких приветственных фраз.
— Ты знаешь, Христофорыч, в последнее время столько новостей, — заметил старый князь с улыбкой. — Которую из них рассказать хочешь?
— О Зимнем, князь, о Зимнем.
— А что с ним? — удивился Андрей Петрович. — Вчера вроде стоял.
— И простоит еще не один век, — уверенно закивал граф, — да только вот изрядно погорел он.
— Какая оказия! — усмехнулся Суздальский.
— Представьте себе. — Александр Христофорович прищурился. — Император в бешенстве.
— Могу себе представить.
— Его величество припомнили мне случай, — как бы кстати произнес граф. — Когда вы с ним в предыдущий раз беседовали, он сказал, что скорее Зимний дворец сгорит в огне, нежели он позволит вам вести себя подобным образом.
— Стало быть, теперь он вполне может позволить мне вести себя достойно, — заметил старый князь.
— После этого пожара он, знаете, несколько спустил пар, — деликатно сказал Александр Христофорович. — И если бы вы захотели… вернуть его расположение…
— Христофорыч, посмотри на меня, — со смехом произнес старый князь. — В моих летах не сильно заботятся о чьем-либо расположении.
