Луна поднимается в зенит, и все тени исчезают.
— Нужно найти, на чем они приплыли, — решает Селеста и осторожно ведет сестру туда, откуда пришли мужчины.
— Что он тебе сказал? — спрашивает Якоб, не будучи, впрочем, уверен, что хочет знать ответ. Потому что на лице девушки такое выражение, какое он видел только у похоронщиков.
Селеста медлит, прежде чем ответить. Затем, погладив Памелу по голове, произносит:
— Он сказал, что твоя жена — жуткая стерва.
Священник
Переехав жить на Ангилью, преподобный Томас Мэриголд каждое утро просыпался до рассвета, вощил свою доску и шел ловить волны. Скольжение по темной воде в ожидании солнца помогало ему вспомнить естественный порядок вещей в мире.
Так же и сегодня. Томас слышал, как черноглазая гостья ночью крадет его деньги и старается уйти незаметно. Он знал, что она возьмет деньги. Когда она вернулась, он удивился, но вставать не стал. Он не хотел мешать ей. Позже он нашел ее записку и обрадовался. Деньги его не беспокоят. Главное — что она взяла разбитую фигурку, он сразу заметил, что ее нет. Томас надеется, что у девушки все получится, куда бы она ни направлялась. Каждому нужен какой-то талисман в пути.
Он поднимается и включает радио. Чопорный женский голос сообщает, что ураган продвинулся на запад, в сторону Кубы. Аэропорт снова работает, последствия наводнения успешно устранены. Затем она делает театральную паузу, чтобы слушателям стало по-настоящему интересно, что будет дальше.
— Вчера вечером, после сообщения о нападении на туриста и последующей краже его яхты, исчез полицейский констебль Толивер Рэндал. Пострадавший, мистер Гилберт Кондрейк, не получил тяжких телесных повреждений. Толивера Рэндала в настоящее время разыскивают. Мы будем держать вас в курсе событий. Также прошлой ночью полиция обнаружила на борту некоего судна незаконный груз оружия. Полиция отказалась от комментариев, однако некоторые источники сообщают, что был арестован как минимум один человек с судна «Гдыня». И о спорте: сборная Ангильи по крикету одержала победу над командой Синт-Маартена, которая…
Белый шум. Томас выключает радио и жалеет, что вообще его включил. Новости всегда засоряют мозги, которые так нужны на воде.
Священник хватает любимую девятифутовую доску и отправляется на пляж. В облегающих шортах слишком тесно, и Томас обещает себе в новом году есть поменьше пиццы. На полосе прибоя валяется мусор, принесенный вчерашним штормом. Одинокие резиновые вьетнамки, соломенные шляпки, ветки деревьев.
И деревянный кусок палубы размером с обеденный стол.
Он поднимает его и рассматривает. Обломки совсем свежие. Доски оторвало недавно, может быть, даже вчера ночью. Океан снова спокоен, и ветра нет. Еще один кусок палубы, побольше, качается недалеко от берега, и Томас заходит в воду, чтобы забрать его. Это часть киля — медового цвета береза с белой полосой. Он знает только одну яхту с такой полосой, и она принадлежала тому туристу, которого вчера ограбили.
Томас достаточно часто видел этого забияку и хвастуна, разгуливающего по пристани. Это обломки «Крис-крафта» мистера Кондрейка.
Томас замечает вдалеке зарево над волнами. Сперва он решает, что это восходящее солнце отражается в рубке большого судна. Но затем до него доходит, что это пожар.
Там, на Пёсьем острове.
Он бросает обломок и отправляется в дом. Он собирается позвонить в береговую охрану. Может быть, тот, кто угнал яхту мистера Кондрейка, все еще жив.
Даже воры заслуживают милосердия.
Якоб
Изможденная троица спускается к пляжу, когда луна ныряет в волны.
Селеста осторожно усаживает Памелу на песок и подходит к Якобу так, чтобы сестра не услышала их разговор. Якоб стоит спиной к джунглям и смотрит на пустые буи, где больше нет полицейской лодки. «Море тени» тоже исчезла, как будто ее и не было. Впереди только невозмутимое море с мерно перекатывающимися волнами, будто приглашающими искупаться в своих соленых объятиях.
— Мы никогда не выберемся с этого острова, — будничным голосом говорит Селеста. — Я пробовала сломать якорную цепь плоскодонки, но она слишком толстая. Ни сбить, ни прострелить.
— Мы все же попытаемся, — настаивает Якоб, глядя на неподвижную фигуру Памелы на песке. Она напоминает ему, как Лора сутулилась на диване, когда грустила, и в груди у него становится тесно.
— Никто никогда за нами не возвращался. Только ты. Почему ты вернулся? — спрашивает Селеста.
— Я замечаю всякое, — отвечает Якоб после паузы, во время которой ему мерещится, что он чувствует присутствие Лоры. — Имена. Цифры. То, как вода по-разному находит на берег в прилив. Я обращаю внимание на мелочи. Я картограф.
Он видит, что Селеста хочет сказать что-то еще, но она закрывает рот обеими руками и отворачивается. Ее глаза успевают блеснуть благодарностью. Затем она отходит к сестре, а джунгли наконец освобождаются от темноты и вдыхают первые сиреневые лучи с моря.
— Я пойду поищу плоскодонку, — говорит Якоб, махая рукой в сторону пляжа, уходящего за поворот. — Если я буду нужен, выстрели в воздух дважды, хорошо?
— Хорошо. Береги себя. Встретишь старика — влепи ему пулю между глаз.
Якоб в ответ машет ей рукой и уходит прочь.
Ну что, малыш, ты доигрался, говорит Авраам, даже не пытаясь смягчить обвинительный тон своего призрачного голоса. Он прячется под восходящим солнцем, чтобы сын не мог от него отмахнуться. Застрял на острове. Второй раз. И две красотки, которых ты тут нашел, тебе не помогут. Потому что этот псих все еще где-то бродит. Самое время построить плот, да только ты не умеешь.
Якоб проверяет заряд пистолета и борется с желанием разрядить его в солнце. Осталось пять пуль. Он вспоминает озадаченное лицо Селесты, когда умирающий сказал ей: «Его жена — жуткая стерва». Коротышка, кажется, был испанцем, и, вероятно, имел в виду не буквально это, а какое-нибудь прощальное ругательство. Что-то вроде puta tu madre. Я умираю, мать твою так, и жену твою так заодно.
Одинокий камень капитана Петреуса влажно блестит в утреннем свете.
Якобу кажется, что кто-то сидит на нем голой спиной к джунглям и любуется на рассвет. Он взводит курок и подкрадывается к незнакомцу сзади, прислушиваясь, как тот что-то бормочет себе под нос. Локоть Якоба болит сильнее, чем когда-либо прежде, и пистолет дрожит в его руке как живое существо.
Штурман поворачивается.
Один глаз опух так, что не открывается. Ожоги покрылись за ночь черной коркой. Некоторые карточки вокруг его шеи расплавились и слиплись от жара. Другие по-прежнему гремят, когда он поворачивается. Старик снимает ожерелье и швыряет его на пляж, как корону, в которой он больше не нуждается.
Он смотрит на человека с пистолетом, стоящего перед ним, и единственный глаз его выглядит удивленным.
— Кто ты? — спрашивает Штурман.
Якоб наклоняется и поднимает ожерелье, продолжая целиться в того, кто еще недавно был властелином всего живого на острове. Имена на всех кредитках разные. Марк Петреус. Эмерсон Хэмилл. Памела Питерсон. Селеста Питерсон. Райан Сингер. Хайке Мюллер. Шинхиро Кавамото. Соня Лунд.
Есть и другие, но Якоб не хочет больше смотреть на них. Он что-то произносит одними губами, затем размахивается и бросает имена в море.
— Я есть хочу, — заявляет тот, кто был штурманом и королем. Он протягивает Якобу обожженную руку. Якоб стоит не двигаясь. Тогда он начинает дергать ею, как нетерпеливый ребенок. — Я говорю, что хочу есть! — повторяет он и улыбается. — А ты кто? Ты, кажется, добрый.
— Меня зовут Якоб.
— Давай дружить? — предлагает существо и скатывается с камня. Теперь оно сидит на песке и рассматривает пальцы своих ног.
— Как тебя зовут? — спрашивает Якоб, опуская пистолет. По его спине пробегают мурашки, и он делает шаг назад.
Старик поднимает взгляд и улыбается так широко, как только позволяет его обгоревшее лицо. Ребенок в его голове живет в пустыне, где не осталось цветов памяти.
— Я Питер, — отвечает он. — Давай поиграем?
— Попозже, — говорит Якоб и внезапно чувствует себя ужасно усталым. — Ты начинай сам, ладно? Я за тобой вернусь.
— Ладно, — соглашается Штурман и начинает копаться в песке. Якоб идет дальше по пляжу. Старик выглядит совершенно счастливым. Маленький Питер даже не поворачивается, чтобы попрощаться. Это будет лучший в мире песочный замок!
Спустя больше часа поисков Якоб так ничего и не нашел. Возможно, плоскодонки, о которой говорила Селеста, никогда не существовало. Бамбуковый дом сгорел дотла, только черные обломки разбросаны до самого спуска к воде. На пальмах вокруг не осталось листвы, и они стоят, похожие на гигантские сигары, дымящие в утреннее небо.
От пляжа в джунгли ведет тропинка. Как будто огромный жук тащился по песку, обходя препятствия на пути. Якоб смотрит на нее, но не решается по ней идти, потому что больше никогда не хочет оказываться там, откуда не видно горизонта. Ему еще предстоит понять, где взять питьевую воду для Селесты и Памелы. А он слишком устал, чтобы беспокоиться о выживании. Якоб спускается к морю и садится у воды, чувствуя, как намокают штанины.
