Эти слова Фотия являются еще одним доказательством того, что русы вовсе не хотели громить Константинополь. Парадоксальным образом силой своего меча они навязывали империи свою дружбу. Варварские понятия о свободе и чести, как ни покажется странным, находили полное и исчерпывающее воплощение в служебной зависимости от сильного, богатого и щедрого господина. Свои союзнические обязательства русы выполняли свято. В письме к епископу Боспора Антонию патриарх Фотий, уже не опасаясь новых нашествий «безбожного народа рос», благодушно каламбурил, что ныне, благодаря крещению народов Черноморья, это море, бывшее некогда «Ак-синос» («негостеприимным»), сделалось не просто «Эвксинос» («гостеприимным»), но более того — «Эвсевис», «благочестивым».
Свидетельство юридического оформления канонической территории древнейшей «Русской митрополии» находим также в списке епархий Константинопольского патриархата («Перечень епископий», Notitiae Episcopatuum), составленном в начале X в. императором Львом VI Мудрым. Здесь пребывающая в юрисдикции Константинопольского патриархата «митрополия Русская» поставлена на 61-е место.
К сожалению, остается неизвестным, с каким городом была связана эта митрополия. Вероятнее всего, кафедра «русского» епископа находилась где-то на территории Таврической Руси. Центром митрополии мог быть упомянутый выше город Русия или область Росия, расположенные в районе Керченского пролива, неподалеку от Матархи/Тмуторокани.
Конечно, это «первое крещение Руси», состоявшееся где-то между 860 и 866 гг., может считаться таковым весьма условно. Вряд ли оно охватило больше нескольких сот человек — «русских» князей и их дружинников. Поэтому ни своими количественными, ни временными показателями «первое крещение Руси» не обозначило вехи в длительном процессе проникновения христианства в Северное Причерноморье и Среднее Поднепровье. Но появление «Русской митрополии» было чрезвычайно важным в церковно-организационном отношении. В этом смысле 860-е гг. имеют значение исходного рубежа, с которого Русская церковь начала свой многотрудный земной путь по тернистой стезе исторического христианства.
Русы на византийской службе
Со второй половины IX в. наемные отряды русов появляются в Константинополе, на службе у византийских императоров. Почет, который давало покровительство могущественного господина, и хорошее жалованье, выплачиваемое звонкой монетой, чрезвычайно ценились в «варварских» обществах. Столетие спустя русы уже считались традиционной и неотъемлемой частью византийской армии. Те из них, которые принимали христианство, зачислялись в императорскую гвардию. Трактат «О церемониях» Константина Багрянородного содержит описание приема в 946 г. тарсийских послов; охрана императора состояла тогда из «крещеных росов», вооруженных щитами и «своими мечами».
Византийцы называли русов «росами-дромитами», при этом относя их к «франкам». Термин «дромиты» произведен от греческого слова «дром» (δρόμος) — бег. Это прозвище русы получили по названию места, откуда в Константинополь прибыли первые «русские» наемники, — «Ахиллесов дром» («Бег Ахиллеса»). Со времен античности это было традиционное название современной Тендерской косы, находящейся в устье Днепра. По преданию, Ахиллес в поисках своей возлюбленной Ифигении прошел через него; согласно же Плинию, это было место, где Ахиллес упражнялся в беге. Уже Птолемей около 140 г. н. э. писал о тавроскифах как об обитателях окрестностей Ахиллесова дрома, а географ VI в. Стефан Византиец так и называл местных жителей — «Ахиллеодромиты». После того как в начале IX в. здесь обосновались русы (те же «тавроскифы» в византийской традиции), Ахиллесов дром получил еще одно наименование — Rossa[152]. Впоследствии название «росы-дромиты» было переосмыслено в духе «народной этимологии» и стало означать «росы-бегуны». «Дромитами они назывались потому, что могли быстро двигаться [бегать]», — поясняет автор хроники Псевдо-Симеона (последняя треть X в.).
Что касается причисления русов к франкам, то это лишний раз доказывает описанное выше проникновение балтийской «руси» в Северное Причерноморье. Мы уже знаем, что для литературной традиции Античности и Средневековья было характерно распространять имя самого известного «варварского» народа на все племена данного региона. Вот и для византийцев IX—X вв. «франками» являлись все жители Северо-Западной Европы в силу того, что Византия имела крепкие дипломатические отношения с Франкским государством Каролингов, которое одно время распространяло свое влияние на земли поморских славян и дунайский Ругиланд[153]. Но насчет места обитания «росов-франков» византийцы не испытывали никаких сомнений — им были берега Тавриды. Например, так называемый Продолжатель хроники Феофана (X в.) сообщает о походе руси князя Игоря на Константинополь в 941 г.: «На десяти тысячах судов приплыли к Константинополю росы, коих именуют также дромитами, происходят же они из племени франков». Но ранее, в описании набега руси на Константинополь в 860 г., тот же автор назвал русов «скифским племенем, необузданным и жестоким», засвидетельствовав тем самым, что эти «франки» населяли Северное Причерноморье.
Варяги
Наряду с этнонимом «рос» в Византии на рубеже X—XI вв. появился еще один термин для обозначения наемников из славянского Поморья — «варанг» (древнерусское «варяг»). Память об их присутствии здесь сохранилась в средневековом названии нынешнего поселка Черноморское — Варанголимен (Varangolimen). В «Книге о древностях Российского государства» (конец XVII в.) также говорится о варягах, живших еще до основания Киева на берегах Теплого (Черного) моря[154].
Вопрос о происхождении термина «варанг/варяг» основательно запутан, поэтому нелишне будет сказать об этом несколько слов. К числу наиболее распространенных относятся два заблуждения: что этот термин возник в Древней Руси и что он обозначал преимущественно скандинавов. Между тем то и другое неверно. На Руси слово «варяг» вошло в повседневный обиход не раньше второй половины XI в., то есть позднее, чем в Византии и даже на Арабском Востоке[155]. Более того, анализ источников показывает, что первое в средневековой литературе упоминание народа «варанков» и «моря Варанк» («Варяжского моря») принадлежит именно арабоязычному автору — среднеазиатскому ученому аль-Бируни («Канон об астрономии и звездах», 1030 г.), который почерпнул свои сведения из Византии.
В свою очередь, скандинавские саги недвусмысленно отрицают тождество «варягов» и викингов. Древнерусский термин «варяг» был известен в Скандинавии в форме «вэринг» (vaering). Но слово это пришло в скандинавские языки извне. И более того, вэринги в сагах в большинстве случаев отличаются от норманнов-викингов.
Так, в «Саге о людях из Лаксдаля», записанной в XIII в. Снорри Стурлусоном, ведется рассказ о Болле Боллесоне, знаменитом у себя на родине, в Исландии, герое. Однажды он решил предпринять далекое путешествие. Сначала он побывал в Норвегии и Дании, где был с почетом принят тамошними конунгами и знатными людьми. «Когда Болле провел одну зиму в Дании, — говорится далее, — он решил отправиться в более отдаленные страны, и не прежде остановился в своем путешествии, чем прибыл в Миклигард [Константинополь]; он провел там короткое время, как вступил в общество вэрингов». Знаток скандинавской истории Снорри Стурлусон добавляет от себя: «У нас нет предания, чтобы кто-нибудь из норманнов служил у константинопольского императора прежде, чем Болле, сын Болле. Он провел там много зим и во всех опасностях являлся храбрейшим и всегда между первыми; подлинно, вэринги много ценили Болле, когда он жил в Константинополе».
Таким образом, в исландских преданиях Болле числился первым викингом, принятым в константинопольскую дружину вэрингов-варягов, существовавшую, как видно, задолго до его приезда в Константинополь. Болле Боллесон — реальное историческое лицо. Наиболее вероятная дата его прибытия в византийскую столицу — 1026 или 1027 г.[156]
На Руси термин «варанг/варяг», прежде чем приобрести расширительное значение «выходец из заморья», прилагался преимущественно к жителям славянского Поморья. Так, во вводной части «Повести временных лет» варяги «приседят» к морю Варяжскому, в соседстве с ляхами, пруссами и чудью — населением южного берега Балтики. В Никоновской летописи «варяжская русь» Рюрика приходит «из немец». В договоре 1189 г. Новгорода с Готским берегом этими же «немцами» предстают варяги — жители ганзейских городов Балтийского Поморья, то есть бывших славянских земель, колонизованных в XI—XII вв. германскими феодалами. Наконец, Ипатьевская летопись (Ермолаевский список) прямо сообщает в статье под 1305 г., что «Поморие Варязское» находится за «Кгданьском» (польским Гданьском, немецким Данцигом), то есть опять же в бывшем славянском Поморье.
