«Мы располагаем многочисленными свидетельствами, доказывающими, что алхимики способны были, а может быть, и теперь способны производить золото, и даже существуют медали, выбитые из алхимического золота… Может быть, следовало бы придать больше значения рассуждениям алхимиков о так называемых вторичных металлах. Так, например, некоторые из них стремились превратить в золото не обычное олово, а «олово с зеленым свечением». Если предположить, что «олово с зеленым свечением» — это таллий, который похож на олово и в огне светится зеленым светом, то, может быть, мы будем иметь объяснение этого секрета. Дело в том, что достаточно таллию потерять альфа-частицу, чтобы превратиться в золото… Мне известны крупные компании, которые безуспешно пытались подвергнуть анализу старательно выкра денные образцы, которые предлагались как «философский камень», то есть ядерный катализатор, позволяющий производить превращения (трансмутации). Я видел два таких образца, которые выглядели как куски красного стекла. Методы химических и физических анализов дали столь противоречивые результаты, что на их применении не настаивали». (Ж. Бержье, «Промышленный шпионаж», (1972).
Говоря о своих современниках, Себастьян Брант не очень стеснялся в выражениях:
«Алхимия примером служит Тому, как плутни с дурью дружат…»
До чего же уклончиво и даже стыдливо стал изъясняться соавтор «Утра магов» мосье Бержье! Почему, позволительно спросить, «не настаивали» мифические исследователи мифического «ядерного катализатора» на своих методах? Не лучше ли было сказать прямо, что вся современная наука, столкнувшись с волшебством, потерпела фиаско? Разве нечто подобное не описано у Бальзака в «Шагреневой коже»?
Я привел эту выдержку не для того, чтобы разоблачать заведомый вымысел, слегка загримированный в расчете на абсолютно «стерильного» в вопросах науки читателя под современность. Я не встречал в алхимических книгах упоминания о «зеленом свечении» олова, хоть, возможно, такое и есть, но ни о таллии, ни об альфа-частицах средневековые алхимики знать никак не могли — это очевидно. Сравнивая, даже чисто текстологически, доклад Жоффруа и выпад (иначе не назовешь) Бержье, невольно приходишь к печальным размышлениям о том, куда может завести человеческий разум столь вопиющий и беззастенчивый обскурантизм. Дистанция в 250 лет достаточно наглядна, чтобы отпала надобность в более крепких эпитетах.
Говоря о своих современниках, Себастьян Брант (ок. 1458–1521) не очень стеснялся в выражениях:
Алхимия примером служитТому, как плутни с дурью дружат…Вот этой, мол, наукой ложнойИ золото в ретортах можноИскусственным путем добыть, —Лишь надо терпеливым быть.О, сколь неумные лгуны —Их трюки сразу же видны! —Кто честно и безбедно жили,Все достояние вложилиВ дурацкие реторты, в тигли,А проку так и не достигли.
Автору прославленного «Корабля дураков» мудрено было догадаться о том, что «неумные лгуны» знали, оказывается, об олове с «зеленым свечением», «ядерном» (!) катализаторе и прочих мудреных штуках. Темны пучины моря житейского и переменчивы его ветры, несущие из века в век непотопляемые суда.
Роза и крест
Тотчас же из медвежьей пасти выпорхнул злой дух в образе крылатой змеи. Это был Немраэль, дух низшей степени, который был предназначен к моим услугам. Вскоре я услышала беседу на языке эгрегоров, прекраснейших падших ангелов…
Ян Потоцкий. «Рукопись, найденная в Сарагосе»
ВСЕ СЕМЕРО неизвестных собрались в 1610 году в Париже. Говорили, что были они невидимы и жили на земле не один человеческий век, следя с высот своей мудрости за ничтожными страстями и великими муками людскими. Они принесли с собой семь книг, в которых содержалось сокровенное знание, дающее власть над живой и мертвой натурой и душами людей, а в последней книге были сведены воедино за «я коны, по которым живут и разрушаются государства. Каждый неизвестный владел одной только книгой, которую пополнял и совершенствовал всю свою долгую жизнь. И если кто-то из них, устав от хрупкой оболочки, подвижнической мудрости и блужданий по дорогам земли, хотел успокоиться, то созывал остальных. Неподвластные времени и расстояниям, не ведая ни голода, ни жажды, они тут же спешили на печальный зов собрата, чтобы отпустить его на вечный покой. Но прежде они должны были познакомиться с тем, кого уходящий избрал своим преемником. И если кандидат казался достойным, до пускали его к великому посвящению, пройдя которое он получал книгу и магическое кольцо. Оно давало власть над миром бесчис» ленных духов, могло притягивать жемчуг и драгоценные камни И вот отцы- основатели тайне встретились, чтобы увидеть того кому отныне суждено было, обретя волшебные свойства, множество лет владеть третьей книгой, повествующей о трансмутациях элементов… Им предстояло сделать особен» ответственный выбор, ибо сокровенное знание третьей книги, п хищенное тысячу лет назад, частично было разглашено алхимиками.
«Венец поэтического блеска окружает орден розенкрейцеров, — не скрывая восхищения, отмечал обычно сдержанный Гекерторн в уже цитированной нами рабо-те — Магический свет фантазии играет около их грациозных грез, а таинственность, которою они облекли себя, придает лишнее очарование их истории. Но их блеск напоминает метеор. Он только мелькнул в областях воображения и разума и исчез навседа, оставив, однако, после себя постоянные и пленительныеследы…»
Не знаю, как насчет «грациозных грез, но таинственности, поэтичесой фантазии и мишурного блеска было действительно предостаточно. Розенкрейцерская легенда проливает свет на устав ордена, напоминающего секретную организацию иезуитов. И здесь и там мистический покров тайны, долгое наблюдение за кандидатом, которого предполагалось вовлечь во внутренний круг, и как итог — представление неофита руводителям братства. Несмотря на отсутствие надежных исторических источников, такая аналогия представляется вполне закономерной, потому что розенкрейцерство, противопоставившее себя «Обществу Иисуса», неизбеежно должно было перенять эффективные методы могущественного соперника. Поднимая забрало, розенкрейцеры помышляли более о славе ордена, нежели о серьезном единоборстве. Ведь пока орден Розы и креста пребывал где-то в области «воображения» и «грациозных грез», «Общество Иисуса» по весь голос заявило о себе как о влиятельнейшей политической силе. Иезуиты, вовсю атаковавшие троны, скорее всего, на первых порах даже не подозревали о горстке конспираторов, вознамерившихся овладеть миром. К "вящей славе господней» братство Лойолы резало королей. Достаточно напомнить в этой связи о Генрихе Третьем, убитом фанатиком Клеманом, и наследовавшем ему Генрихе Четвертом, который тоже погиб от ножа, вложенного иезуитами в руку такого же религиозного безумца Равальяка. Лишь в следующем столетии, когда с притязаниями на вселенскую власть выступит масонство, поглотившее, кстати сказать, розенкрейцеров, обозначится подлинное соперничество. И еще одно рациональное зерно нам удастся извлечь из мифа «О семи неизвестных», сотканного совместными усилиями масонов и поэтов-оккультистов вроде Станисласа де Гуайта. Сетуя о «частично разглашенной» алхимиками премудрости, розенкрейцеры лишний раз обнаруживают свое несомненное эпигонство.
Они появились на свет, когда с эзотерической алхимией, в сущности, было покончено. Подлинные ученые, отряхнув мистическую паутину, целиком посвятили себя исследованию природы, а мистификаторы-златоделы пополнили ряды фальшивомонетчиков. Эзотерическая тайна оказалась, таким образом, бесхозным наследством. «Красные львы», пожирающие себя драконы и скрытая «киммерийскими тенями» золотая вода бессмертия покидали авансцену под ностальгические вздохи эстетов. Что там ни говори, но действительно жаль было «того огня, что просиял над целым мирозданьем и в ночь идет, и плачет уходя». Как удивительно подходят эти строки Фета к алхимии! Вспыхнув «беззаконной кометой» над мирозданием, она навсегда улетала в тот самый вековечный мрак, который тщилась, но так и не смогла осветить. Но ничто, повторяю, или почти ничто не исчезает из памяти человечества бесследно. Старые одежды не выбрасываются, их перелицовывают и подновляют. Авось сгодится на худой конец для карнавала. Розенкрейцерство, одарившее литературу многих европейских стран очаровательным вымыслом, уподобилось такому алхимическому заупокойному карнавалу.
Обложка французского журнала "Роза и крест". Конец XIX века.
Отдавая себе отчет в том, что глобальные цели алхимии оказались окончательно дискредитированными, розенкрейцеры поспешили откреститься от пращуров, чье эмблематическое наследство так ловко прибрали к рукам.
