же в состоянии подождать пару минут.
– Рик, слушаю…
Это был Парра. Парра, которому требовалась помощь.
Завезя Инес домой и заодно получив уже ожидаемую третью отставку за день, Рик примчался на всех парах к Парре. И только и выдавил из себя, рассматривая корзинку с малышом на столе в гостиной:
– А я думал, это у меня трудный день. Снимаю шляпу, Лекс – ты меня перещеголял. Значит, знаток контрацепции, дааа?
Парра хмуро заметил:
– Не знаю, что случилось у тебя, у меня-то все в порядке, но мне казалось, что худший день сегодня у Ворона – говорят, его полдня после яблок штормило… Прикинь, я стал отцом… Де. Во. Чка… Дочь.
Глава 22 Охота
Ворон не считал свой день трудным. За попытку сохранить свою человечность он и на большее бы пошел. А яблоки – это ерунда. Жаль, что сейчас от него уже ничего не зависело. Он еще раз в секторе подготовки операций осмотрел своих парней, запакованных в облегченные ультры в серо-черной городской маскировочной окраске. Коршуна не было – его вызовут, если найдут следы хомофила. Сейчас операцией руководил один из клана – чистокровка Башня. Дурной и чопорный. Он вместе с дежурными техниками внимательно просматривал картинки с городских камер – может, где мелькнет хомофил.
Ворон сухо сказал, проходясь перед стоящими вольным строем парнями:
– Так… Последнее напоминание. Согласно словам Росси, данный хомофил очень опасен. Чрезвычайно.
Сом тихо буркнул, тыкая пальцем в перчатке в один из экранов:
– Вон та девчонка? Очень опасна? Для нас?
Ворон кивнул:
– Точно! Схватываешь налету!
– Тогда я тибетский монах… – Строй отозвался тихими смешками на шутку Сома. Стоявший рядом с ним Вечер, поправлявший застежки на шлеме, хмыкнул:
– Ты и так монах.
Соло подхватил:
– Мы тут все тибетские монахи.
– Хватит, – оборвал своих парней Ворон. – Главное вы уловили. На выход, парни. Пусть нам повезет!
Башне же он доложил по связи:
– Второй ночной к патрулированию приступил! – Ворон вышел в наступающие сумерки, опуская забрало шлема. Тут же перед глазами возникла раздражающая карта города, мешая обзору. Ворон ненавидел работать с виртом, выведенном на забрало.
Ночной Либорайо ждал их. Парни рассредоточились, каждый уходя в заданный квадрат города. Себе Ворон выбрал район, где проживал Парра, и, запрыгнув на ближайшую крышу дома, отправился туда прогулочным шагом – спешить особо не стоило. Объект от них никуда не сбежит. И зря.
Ворон любил Либорайо. Больше недоступный дневной, чем ночной. Дневной был бесшабашным, вольным, живым. Дневной, пропахший зноем и пылью, розами и горьковатой полынью, был человеческим, если закрывать глаза на преобладание оборотней. Ночной Либорайо был тихим, пьяным, неоновым. Он был вампирским – это знали все, и это был главный минус ночного Либорайо. Желание быть своим в человеческой толпе осталось в каждом бывшем ветеране, продавшемся кланам. Осталось оно и в Вороне. Говорят, вечная жизнь и здоровье перечеркивают все недостатки жизни вампиром, только это не так. Никакая вечная жизнь не нужна, если ты изгой. Вечное одиночество хуже короткой жизни с любимым человеком. Только в последнем им отказано.
Башня потребовал отчета о продвижении, и Ворон, зажимая микрофон рукой, отчитался, что патрулирование проходит в штатном режиме, а вот со связью непонятные проблемы – помехи! Пальцы сжались чуть сильнее, чем нужно, и хрупкий микрофон не выдержал, сломался. Ворон зевнул – следующим он прикончит наушник, чтобы Башня сильно не раздражал. Потом можно будет подумать о камере. Хотя её не простят.
Либорайо стихал. Людям нужно больше времени для отдыха, чем нелюдям, и потому по ночам город все же замолкал, хоть и ненадолго. Скоро смолкнут шаги, взрывы хохота, шуршание шин, и город заснет на пару часов.
Тактические ботинки скрадывали звуки шагов. Можно было раствориться в темноте, царившей на крышах и стать никем. Не думать. Не видеть. Не задаваться глупыми вопросами, на которые никто не даст ответа. Жить на инстинктах, как говорили у вампиров, только Перес такого не прощал – таких уничтожали без суда и следствия. Кланы полностью контролируют жизнь новообращенных. Об этом не предупреждают. Об этом не говорят. Никто не знает, что это хуже рабства. Об этом узнаешь только когда уже стал вампиром, и пути назад нет.
Ветер нес в город запахи океана. Океан всегда пахнет свободой, потому что он огромен, и там тебя никто не найдет – мечта многих из отряда Ворона.
Башня продолжал бухтеть, требуя ответа. Ворону пришлось камерой показать обнаруженный Объект – в проулке у дома Парры. В руках была корзина с малышом. Отчаянно пахло детской смесью. Ворон подумал, осмотрелся и решил, что младенец – гражданский, а потому брать объект нужно чуть позже, когда или если он избавится от малыша. Дети-вампиры рождались сразу с зависимостью от крови. Парре повезло, что верх взяли гены оборотня. Малыша не уничтожат.
Ворон с удобством устроился на своей крыше и принялся ждать.
Вот приехал Парра.
Объект к нему закономерно не вышел. Только пронесся молнией через улицу, поставил корзинку и что-то сыпанул.
Парра вышел из дома и тут же закашлялся. Ему во всю вторила недовольная корзинка.
Ворон качнул головой – ну кто же так поступает! Сперва рассыпают перец, а уже потом оставляют младенцев на пороге! Ник, кажется, свое двадцатидевятилетие праздновала… Поступки объекта как-то не соответствовали такому же возрасту. Вот явно младше. Больше двадцати не дашь, и то с натягом.
Парра забрал корзину и зашел в дом. Ворон многое бы дал, чтобы подсмотреть сейчас за недоумевающим Паррой, но не до этого – надо следить за объектом. Тот, прижавшись к каминной трубе, сжался в комок. Брать бы сейчас, но рядом много гражданских, да и Парра вылетит на защиту… Позже. Он возьмет объект позже. В более уединенном месте – Перес приказал: никаких свидетелей! Хомофилов в Либорайо не бывает.
Закапал мелкий, нудный дождь. Ворон чуть поменял свое убежище – подобрался ближе к объекту. Объект… Ви плакала, и Ворон бессильно сжимал руки в кулаки – ничего предложить хомофилу он не мог. Прокля́тые законы Либорайо! Проклятый Дайо – прикопать бы тебя окончательно, чтобы не вылез!
Ворон опустил глаза вниз, сил смотреть на замерзшую, несчастную девчонку не было. Её приказано уничтожить. Сэм не жить.
А она и не собиралась.
Каминная
