Притаившийся, затихший было Измаил, оказывается, и не думал спать турецкие батареи тотчас же заговорили в ответ. Огонь от пушечных выстрелов вырывал из темноты то черную блестящую полосу широкого Дуная, то высокие стены Измаила с жерлами пушек.
Но смотреть было некогда. Апшеронцы побежали вперед. У самого рва они рассыпались, и пока рабочие забрасывали шестисаженный ров фашинами, апшеронцы стреляли по редуту - на огоньки турецких выстрелов.
Но вот фашины уложены.
– Вперед, ребята! - закричал полковник Лобанов-Ростовский и первым кинулся через ров.
Лосев бежал вместе со всеми. Пули звенели вокруг. Под ногами хрустел фашинник. Кто-то упал убитый; его не успели оттащить в сторону, спотыкались, падая друг на друга. Кто-то провалился в ров - фыркал, отплевывался, но плыл к турецкому берегу. Пули чокались о фашины.
Ров перебежали. Дальше дорогу преградил крепкий палисад. Какой-то мушкатер с остервенением ударил прикладом в толстые бревна - напрасно.
– Рабочие, сюда! Топоров скорее! Ломы давай! - кричали все - и офицеры и солдаты, оглядываясь назад.
Апшеронцы, бросившись ко рву, оттеснили рабочих, и теперь получилась заминка. Каждая минута была дорога. Вторая колонна, шедшая слева, уже взбиралась на вал. Слышно было, как там кричали:
– Лестница мала, надвяжи ее!
– Лезь так. Вперед. Ура!
– Чего тут смотреть? Айда через палисад! - вдруг крикнул Огнев и в одну секунду ловко перемахнул через палисад.
За ним посыпались все. Тарахтя ружьями и флягами, обрывая на себе пуговицы и карманы, задевая друг друга, лезли апшеронцы.
Когда перескочили за палисад, пришлось остановиться - впереди оказался второй, но на этот раз меньший ров. Бежавшие первыми попали в него и, вскрикивая от ледяной воды, перебирались на другой берег.
Ров был неглубок - вода доходила только до пояса.
Ждать, пока рабочие прорубят палисад и протащат фашины, было невозможно. Тем более, что турки с редута Табия засыпали пулями остановившихся апшеронцев. Падали убитые и раненые.
Мушкатеры стали прыгать через ров. Некоторые обрывались в воду.
– Ваше благородие, давайте прыгать! - крикнул Зыбин, в секундной вспышке орудийного выстрела снова увидевший возле себя подпоручика Лосева.
Лосев прыгнул вслед за ним. На той стороне рва собирались апшеронцы. Они снова залегли и стали стрелять по редуту, давая возможность переправиться егерям и фанагорийцам. Палисад уже трещал под ударами топоров.
Но неожиданно на апшеронцев кинулись от редута толпы турок. В темноте трудно было разобраться. Только по крикам "алла" догадывались, где враг. Апшеронцы вскочили и приняли турок в штыки.
Лосев больше наугад ударил кого-то штыком, ударил другого. И тут перед его глазами сверкнул яркий огонь, что-то больно стукнуло по голове, тысячи искр посыпались из глаз, и все исчезло.
…Логев очнулся оттого, что ему лили на голову холодную воду. Он с трудом поднял отяжелевшую, как будто не свою голову.
Чуть светало. Уже можно было кое-что различить. Он увидал, что лежит возле рва и что над ним склонился мушкатер Огнев.
– Живы, ваше благородие, а я уж думал - убили, окаянные! - обрадованно сказал мушкатер.
Лосев, держась за Огнева, сел. Все плыло у него перед глазами. И почему-то он видел только одним левым глазом.
Ров, через который давеча они перепрыгивали, был заполнен фашинами. Кругом валялись трупы турок и русских. Воздух дрожал от пушечных и ружейных выстрелов, от криков "алла" и "ура". Где-то сверху призывно били барабаны.
– Где мы? Как штурм?-спросил, оглядываясь, Лосев.
– Маленько поспешили. Пришлось прыгать назад, через ров. А там подоспели с фашинами егеря и турок погнали, - рассказывал Огнев.
– Зыбин жив? Мы бежали с ним вместе, - спросил Лосев у Огнева, который зачем-то плевал в кулак.
– Жив еще. А вот ефрейтора нашего, Воронова, ранили в ногу.
Лосев силился открыть правый глаз, но не мог. Когда он моргал левым глазом, в правый кололо.
– Что у меня, глаз выбит? - упавшим голосом спросил Лосев.
– Нет, ваше благородие, глаз, должно, цел. В бровь маленько царапнула пуля. Сохрани господи, чуть правее взяла б, ну, тогда конец! - сказал Огнев, осматривая глаз. - Вот залепим сейчас землицей со слюнями рану, она засохнет и заживет.
Огнев приложил к глазу подпоручика влажный комочек земли. Лосев вытащил из кармана платок:
– Завяжи, братец!
Огнев перевязал раненому голову.
– Ну вот, теперь посидите, отдохните и помаленьку идите назад, а я побегу - у нас и так силы мало. Офицеров почти всех перебили, прямо страсть! Генерал Львов ранен, полковник Лобанов-Ростовский ранен.
– Кто же командует? - спросил Лосев.
– Полковник Золотухин, - ответил Огнев и, взяв ружье, побежал вдоль замолкнувшего бастиона.
Лосев остался сидеть. В голове у него звенело, перед единственным зрячим глазом плыли яркие круги.
Он нащупал флягу - цела. В ней было немного водки. Глотнул. Стало яснее. Взял чье-то ружье и с трудом поднялся. Пошатываясь, пошел вперед.
Навстречу ему тащились раненые. Придерживая обрубок левой руки, из которого хлестала кровь, шел мушкатер. Лосев узнал его - это был апшеронец, тот рябоватый туляк.
– Ой, рученька моя, рученька! - приговаривал он. Трое солдат, спотыкаясь, несли на плаще поручика-фанагорийца. Он был ранен в обе ноги.
– Я вам приказываю-оставьте меня здесь. Разве я не начальник ваш? Возвращайтесь назад, там вы нужнее!
– Сейчас, ваше благородие, только за палисат вынесем. Там из резерву понесут дальше. А то как же своих раненых оставлять? - наставительно говорил старик егерь.
Поручик, увидав Лосева, приподнялся и лихорадочно-возбужденным голосом сказал:
– Торопитесь, подпоручик, - там командовать некому, всех офицеров выбили!
Лосев ничего не ответил. Он глотнул еще раз из фляги и уже совсем твердо пошел вперед.
IX
Суворов прилег у костра.
Он только что закончил последнее приготовление к штурму Измаила: объездил бивуаки своих войск - говорил с солдатами и офицерами. Вспоминал чудо-богатырям их славное прошлое: Туртукай, Козлуджи, Кинбурн, Фокшаны, Рымник.
Внушал им веру в победу.
Спать не хотелось, несмотря на то, что за последнюю неделю приходилось отдыхать не более трех часов в сутки.
В первый же день как Суворов приехал из Бырлада к Измаилу и увидал эти грозные крепостные стены, окруженные валами, он решил тщательно подготовиться к штурму неприступной турецкой твердыни. По его приказу в пяти верстах от лагеря был насыпан - по измаильским размерам - четырехсаженный вал и вырыт такой же, как у турок, шестисаженный ров.
Конечно, Суворов не мог допустить, чтобы хоть одно ночное ученье прошло без него. Генерал-аншеф сам руководил им. Показывал, как забрасывать фашинником ров, как с помощью лестниц и штыка взбираться на вал.
И во все ночи у Александра Васильевича почти не оставалось времени для отдыха.
А сегодня и вовсе было не до сна.
Эта ночь должна решить все.
Европейские враги России уже ликовали, надеясь на то, что русским не справиться с грозным Измаилом. Недаром же французские инженеры в течение десяти лет укрепляли его.
Английский флот только и ждал момента, чтобы появиться у черноморских берегов.
Русские должны во что бы то ни стало взять Измаил!
Победа России у Измаила заставит ее врагов хорошо призадуматься.
Суворов надеялся на неустрашимость русского человека, на своих чудо-богатырей, которые хорошо подготовлены к штурму.
Александр Васильевич лежал, глядя на огонь. Смотрел, как вестовой, казак Ванюшка, подбрасывает в костер охапку тростника - другого топлива в придунайских степях не сыскать.
Суворов расположился с несколькими штаб-офицерами, адъютантами и ординарцами на пригорке, против северных стен крепости, в полуверсте от Измаила. Александр Васильевич выбрал этот пункт потому, что он был в середине всего полукольца русских войск, в центре штурмующих колонн.
Несмотря на то, что крепостной гарнизон был очень велик - 42 тысячи человек - и обеспечен продовольствием на полтора месяца, у турок уже не было прежней уверенности в своей мощи.
После того как к Измаилу приехал "Топал-паша"- Суворов, который в прошлом году разгромил у Рымника стотысячную армию великого визиря, турки заколебались.
Сегодня днем явились из осажденной крепости два перебежчика. Они рассказали о том, как все в Измаиле считают, что у Суворова 85 тысяч человек (а не 30 тысяч, как было на самом деле), и с тревогой ждут штурма.
Турки спят попеременно. Сам сераскер два раза в ночь объезжает крепость.
Кроме него, проверяют караулы татарские султаны и начальники янычар. Эти известия порадовали Суворова:
– Кто напуган, тот наполовину побежден!
Александр Васильевич нетерпеливо поглядывал на часы, - приближалось время, назначенное для штурма. Наконец настало пять часов. Генерал-аншеф быстро поднялся на ноги.
