– Это была хорошая, – зевнула дриада. – Значит, у нее есть то, что должно быть. Надобно было, кроха, перед игерном на дерево лезть, как тот умный котяра. Не размышлять, а сразу – пшшш – на дерево. Вот тебе и вся мораль. Выжить! Не даться!
Геральт тихо засмеялся.
– В дворцовом парке деревьев не было, Цири? В Настроге? Вместо Брокилона могла бы влезть на дерево и сидеть там, на самой макушке, пока у Кистрина не прошла бы охота жениться.
– Смеешься?
– Ага.
– Тогда знаешь что? Не люблю тебя.
– Это ужасно, Цири. Ты поразила меня в самое сердце.
– Знаю, – поддакнула она серьезно, потянув носом, а потом крепко прижалась к нему.
– Спи спокойно, Цири, – проворчал он, вдыхая ее милый воробьиный аромат. – Спи спокойно, девочка. Спокойной ночи, Браэнн.
– Dearme, Gwynbleidd.
Брокилон шумел над их головами миллиардами ветвей и сотнями миллиардов листьев.
4На следующий день они добрались до Деревьев. Браэнн опустилась на колени, наклонила голову. Геральт почувствовал, что должен сделать то же. Цири удивленно вздохнула.
Деревья – в основном дубы, тисы и гикори – были по нескольку сажен в обхвате. Определить их высоту было невозможно, так далеко в небо уходили их кроны. Даже те места, где могучие, искривленные корни переходили в ровный ствол, возвышались далеко над их головами. Здесь можно было идти быстрее – гиганты росли редко, а в их тени не выдерживало ни одно растение, почву покрывал лишь ковер из преющих листьев.
Можно было идти быстрее, но они шли медленно. Тихо. Склонив головы. Здесь, меж Деревьев, они были маленькими, ничего не значащими, несущественными. Даже Цири молчала – за полчаса не произнесла ни слова.
Через час они миновали полосу Деревьев и снова погрузились в долины, во влажные буковины.
Насморк докучал Цири все больше, у Геральта не было носового платка; но ему надоело ее бесконечное хлюпанье, и он научил ее сморкаться при помощи пальцев. Девочке это страшно понравилось. Глядя на ее улыбку и блестящие глаза, ведьмак был уверен, что ее радует мысль о том, как вскоре она сможет похвастаться новым фокусом во время торжественного пира при дворе или аудиенции заморского посла.
Браэнн вдруг остановилась, повернулась.
– Gwynbleidd, – сказала она, снимая зеленый платок, обмотанный вокруг локтя. – Иди сюда. Я завяжу тебе глаза. Так надо.
– Знаю.
– Я тебя поведу. За руку.
– Нет, – запротестовала Цири. – Я поведу. Браэнн?
– Хорошо, малышка.
– Геральт?
– Да?
– Что значит Гвин… блейдд?
– Белый Волк. Так меня называют дриады.
– Осторожней, корень. Не споткнись! Тебя так называют, потому что у тебя белые волосы?
– Да… А, черт!
– Я же сказала, корень.
Они шли. Медленно. Под ногами было скользко от опавших листьев. Он почувствовал на лице тепло, свет солнца пробился сквозь прикрывающий глаза платок.
– Ох, Геральт, – услышал он голос Цири. – Как здесь красиво… Жаль, ты не можешь видеть. Сколько цветов. И птиц. Слышишь, как поют? Ох, сколько их здесь! Множество. О, и белочки. Осторожнее, сейчас будем переходить речку по каменному мостику. Не упади в воду. Ох, сколько тут рыбок! Полным-полно. Знаешь, они плавают в воде! А сколько зверушек, ой-ей! Наверно, нигде столько нет…
– Нигде, – проворчал он. – Здесь – Брокилон.
– Что?
– Брокилон. Последнее Пристанище.
– Не понимаю…
– Никто не понимает. Никто не хочет понять.
5– Сними платок, Gwynbleidd. Теперь можно. Мы на месте.
Браэнн стояла по колено в густом покрове тумана.
– Duen Canell, – показала она рукой.
Дуен Канелль. Место Дуба. Сердце Брокилона.
Геральт уже дважды бывал здесь. Но никому не рассказывал. Никто бы не поверил.
Котловина, замкнутая кронами огромных зеленых деревьев. Купающаяся в тумане и испарениях, истекающих из земли, от скал, из горячих источников. Котловина…
Медальон на шее слегка дрогнул.
Котловина, купающаяся в тумане. Duen Canell. Сердце Брокилона.
Браэнн подняла голову, поправила колчан на спине.
– Пойдем. Дай ручку, кроха.
Вначале котловина казалась вымершей, покинутой. Но вскоре раздался громкий модулированный свист, и по едва заметным ступеням из трутовиков, спирально охватывающих ближайший ствол, ловко спустилась стройная темноволосая дриада, одетая, как все, в пятнистую маскирующую одежду.
– Cead, Braenn.
– Cead, Sirussa. Va’n vort maeth Eithne a?
– Neen, aefder, – ответила темноволосая, рассматривая ведьмака глазами с поволокой. – Ess’aen Sidh?
Она улыбнулась, блеснув белыми зубками. Она была необычайно красива. Даже по человеческим меркам. Геральт почувствовал себя неуверенно и глуповато, сознавая, что дриада без стеснения оценивает его.
– Neen, – покачала головой Браэнн. – Ess’ vatt’ghern, Gwynbleidd, a vaen maeth Eithne va, a’ss.
– Gwynbleidd. – Красивая дриада скривила губы. – Bloede caerme! Aen’ne caen n’wedd vort! T’ess foile!
Браэнн захохотала.
– В чем дело? – спросил ведьмак, начиная злиться.
– Ничего, – снова хохотнула Браэнн. – Ничего. Пошли.
– Ох! – воскликнула Цири. – Взгляни, Геральт, какие смешные домики!
В глубине котловины начиналась настоящая Duen Canell – «смешные домики», формой напоминающие огромные шары омелы, на различной высоте облепляли стволы и ветви деревьев – как над самой землей, так и высоко и даже очень высоко – под самыми кронами. Геральт заметил также несколько более крупных наземных сооружений, шалашей из переплетенных, все еще покрытых листьями ветвей. Он видел движение внутри помещений, но наружу дриады почти не показывались. Их было значительно меньше, чем во время его первого посещения.
– Геральт! – шепнула Цири. – Эти домики живут. У них есть листочки!
– Они из живого дерева, – кивнул ведьмак. – Именно так живут дриады, так строят свои дома. Ни одна дриада никогда не причинит боли дереву топором или пилой. Они любят деревья. Но умеют делать так, что ветки растут, образуя домики.
– Чудесно! Я хотела бы иметь такой домик в нашем парке.
Браэнн задержалась около одного из шалашей покрупнее.
– Войди, Гвинблейдд. Здесь подождешь госпожу Эитнэ. Va faill, кроха.
– Что?
– Она попрощалась. Сказала: до свидания.
– Ах, до свидания, Браэнн.
Они вошли. Внутри дома все перемигивалось, как в калейдоскопе, от солнечных пятен, протиснувшихся сквозь крышу.
– Геральт!
– Фрейксенет!
– Жив, чтоб мне провалиться! – Раненый сверкнул зубами, приподнимаясь на постели из лапника. И тут увидел вцепившуюся в бедро ведьмака Цири, и глаза у него расширились, а румянец покрыл все лицо.
– Ах ты, маленькая чертовка! – крикнул он. – Я из-за тебя чуть с жизнью не распростился. Ну, твое счастье, что я не могу встать. Уж я бы тебе отделал шкурку!
Цири надула губки.
– Это второй, – сказала она, смешно сморщив нос, – который хочет меня побить. Я девочка, а девочек бить нельзя!
– Уж я б тебе показал… что можно, а чего нельзя, – раскашлялся Фрейксенет. – Чтоб тебя! Эрвилл там с ума сходит… Королевские грамоты рассылает, весь трясется при мысли, что твоя бабка обрушит на него свою армию. Кто ему поверит, что ты сама смылась? Все знают, что такое Эрвилл и что он любит. Все думают, что он с тобой… что он тебе спьяну что-то сделал, а потом велел утопить в пруду! Вот-вот начнется война с Нильфгаардом, а трактат о дружбе и союзе с твоей бабкой летит из-за тебя к чертовой матери! Видишь, что ты натворила?
– Не раздражайся, – предостерег ведьмак. – Начнется кровотечение. Как ты оказался тут так быстро?
– Знать не знаю, большую часть времени я был… бездыханным. Они вливали мне что-то отвратное в глотку. Силой. Зажмут нос и… Стыдобища, мать их…
– Ты и выжил только благодаря тому, что они вливали тебе в глотку. Тебя сюда несли?
– Тащили на волокушах. Я спрашивал о тебе – молчат. Я был уверен, что ты схлопотал стрелу. Ты так неожиданно тогда исчез… А ты вон цел и невредим, даже не в путах, и к тому ж, надо же, спас княжну Цириллу… Провалиться мне на этом месте, ты всюду успеваешь, Геральт, всегда падаешь на четыре лапы, как кот.
Ведьмак улыбнулся, но не ответил. Фрейксенет тяжело раскашлялся, отвернулся, сплюнул розовую слюну.
– Да. И то, что меня не прикончили, тоже, уверен, твоя работа. Они знают тебя, чертовы духобабы. Ты второй раз вытягиваешь меня из могилы.
– Прекрати, барон.
Фрейксенет застонал, попытался сесть, но из этого ничего не вышло.
– Накрылось мое баронство, – засопел он. – Бароном я был в Хамме. А теперь я что-то вроде воеводы у Эрвилла в Вердэне. То есть тоже был. Даже если я как-то выкарабкаюсь отсюда, в Вердэне мне уже места не будет, разве что на эшафоте. Именно от меня и охраны сбежала эта маленькая шельма, Цирилла. Думаешь, я что, по собственной охоте отправился сам-третей в Брокилон? Нет, Геральт, я тоже сбежал, на милость Эрвилла я рассчитывать мог, только если б вернул ее. Ну и наткнулись мы на треклятых духобаб, или бабодух, хрен знает, как и называть… Если б не ты, точно подох бы я в той яме. Ты снова спас меня. Это Предназначение, ясно как солнце.