Эти явления наводят на мысль, не есть ли все медиумические явления новое проявление способностей нашего духа, т. е. духа живых людей. Эта теория, в своём общем значении, получила название анимизма и была в недавнее время с большой ловкостью защищаема Гартманом. Несостоятельность её пытались раскрыть А. Н. Аксаков[120], д-р Р. Ходжсон[121] и проф. Хейслоп[122]. Даже если б мы допустили, что все обычные условия телепатии и сомнамбулизма (раппорт, сон и т. п.) не существенно необходимы, спиритические явления оказались бы в противоречии со всеми данными опыта о действиях духа живых. Но ещё важнее то, что нет никакой причины, почему бы наше «я» стало упорно распадаться на тысячу сублиминальных, подсознательных «я», упорно лгать, называя себя чужими именами, иногда именами лиц, нам лично известных, в совершенстве подражая их ухваткам и характеру, выдерживая их роль, ведя себя именно так, как стали бы они себя вести в таком положении. Особенное же доказательство в пользу спиритической гипотезы представляют ошибки и неудачи проявлений: они такого рода, что могут быть объясняемы лишь при допущении самостоятельности сообщающихся, их полной отдельности от личности медиума. Все медиумические факты образуют строго систематизированное целое, если в основание его положить проявление личностей умерших, и напротив, взяв для объяснения исходной точкой духовные силы живых людей, мы получаем беспорядок, хаос, не подчинявшийся систематизации. Разумеется, однако, что принятие той или другой теории, анимизма или спиритизма, не умаляет нисколько важности и значения самых фактов спиритизма, ни от какой теории не зависящих.
Из наблюдений, уже сделанных, можно составить некоторое предположительное понятие о том состоянии, в каком находятся сообщающиеся. По-видимому, всё, что в нашей духовной жизни образует наиболее ощутимое и важное, какова вся жизнь отвлеченной мысли, все чувства, порождаемые ощущениями внешних чувств, отходит на дальний план. Мир воспринимается иначе, а восприятие его нашим способом становится случайностью и исключением. Напротив, то, что нами пока считается случайным и исключительным, — то, что мы смутно знаем из предчувствий, вещих снов, симпатий, что почитается тёмной, бессознательной стороной нашего духа, — становится основой всего бытия. Те отношения между душами, которые здесь затемнены и бессильны, — внушение, чтение мыслей, сомнамбулические угадывания и лунатическая уверенность — становятся единственными и господствующими. Невозможно точно дать себе отчёт, сколь иной открывается тогда вселенная, и собственное существование, и все наши мыслимые отношения к себе, к другим, к Богу. Познавание этих условий бытия может и должно ускорить шаг человечества по пути к совершенству.
В. Брюсов 1901
ИВАНУ КОНЕВСКОМУ
Ивану Коневскому, который так любил эту поэму, «Лествицу», при жизни, ныне, когда он отошёл от нас в иной мир, — с прежним сознанием близости — посвящает её А. Л. Миропольский
Блажен, кто пал, как юноша Ахилл,Прекрасный, мощный, смелый, величавый,В начале поприща торжеств и славы,Исполненный несокрушенных сил.
Кюхельбекер
И ты счастлив, нам скорбь, тебе весельеНе в будничных тисках ты изнемог,Здесь на земле ты справил новоселье,И празднично ещё горит чертог.
Ты много знал; с испугом и любовьюПытливым взором ты за грань проник.Но, что ты знал, не предано злословью,Из тайн не сделано тяжёлых книг.
Ты просиял и ты ушёл, мгновенный,Из кубка нового один испив,И что провидел ты, во всей вселеннойНе повторит никто… да, ты счастлив!
Лишь, может быть, свободные стихииПрочли и отразили те мечты,Они и ты — вы были как родные,И вот вы близки вновь — они и ты.
Ты между них в раздолье одиноком,Где тихий прах твой сладко погребён.Как хорошо тебе в лесу далёком,Где ветер и берёзы, вяз и клён.
Валерий Брюсов 1901
ПРОЛОГ
(У ясновидящей)
Широкий, волнистый туман,Безбрежное море виденийИ скованный властно вражды ураган,Рубиново-яркие к выси ступени.
Подавленный шёпот планет,Запуганных мощною волей.Угаданный сердцем «Привет!»Вопрос не рожденный: «Доколе?»
Туман колыхнулся; из тысячи лицМятущихся, жалких он слит:Так стая испуганных птицС размаха летит на гранит.
Кого испугались ночные виденья?К земле всколыхнулись их вечные звенья?Зачем на их лицах мертвящий испуг?Кто смеет тревожить властительных слуг?
То также лицо, но темнее других,Глаза его пламенем светят угрюмым,Искрами жжёт он духов земных,Сквозь них прорывается с шумом.
«Кто, дерзкий, внезапно мне путь заградил?Кто смеет бороться со мною?Я царь над телесным, я тело родил,Я буду владеть и душою!»
Но грозно туманы молчали,Вопрос без ответа погас.Где-то, кого-то на царство венчали,Там, где не ведают нас.
И дрогнули духи, и крикомОни огласили безбрежность,И встало виденье с истерзанным ликом,Кровавая надпись над ним: «Неизбежность».
ГЛАВА I
Вздымались седые пески,Надвигались ратью летучей,Догоравшего неба кускиГасли за тяжкою тучей.Пески закрывали пути,Равняли и выем, и выступ,В город стремились войти,Надвигались дерзко на приступ[123].Народ, смятеньем объят,Понимал бессмысленность битвы!Звучал полновесный набат,Во храмах не молкли молитвы.
Один только Князь, как всегда,Был уверен в себе и спокоен.Он стар, но не властны годаНад тем, кто бессмертья достоин!Он в тайны науки проник,Он дал народу законы,Он с врагами бороться привык,Ни в чём не встречал он препоны!И смело поднял он меч,Пошёл на боренье с песками;Чтоб силой принудить их лечь,Решил потоптать их войсками.
Но туча за тучей несласьПесков всепобедная сила,И тщетно топтал их разгневанный князь:Войско стена окружила.Усталых, упавших телаПокрывает саван зыбучий.Всё черней беспросветная мгла,Всё грозней находящие тучи[124].И нет путей, наконец.Князь готов покориться проклятью:Он встретит смерть, как боец.С своею верною ратью!..
Но вдруг выступает старик,Пескам угрожает клюкою.Столетний пергаментный ликДышит волей живою.И пали послушно пескиКовром золотисто-чудесным…Войска, отступя, далеки,И Князь вдвоём с неизвестным.
И молвил странный Старик:«Князь! ты ведаешь много,Ты в тайны земные проник,Но тайнам нет меры у Бога!И в них-то зрим нам Господь,Как солнце в зеркальной меди.Те тайны косную плотьВедут к великой победе.Избранник ты меж людей,Я незримый твой покровитель.Благодать в душе возлелей,Будь в высшей борьбе победитель!»Так молвил старик и исчез,А князь был в раздумье глубоком.Солнце с прозрачных небесСмотрело торжественным оком.
Свой меч волоча по песку,Князь в город пошёл, побеждённый.Но верил в душе Старику,Словами его опьянённый.Победную рать народ[125]Встретил в восторге великом.Всю гулкую ночь напролётКнязя славили кликом.Во дворце не молкнул напевВесёлых, торжественных песен.Были пляски прельстительны дев,Был кубков звон полновесен.Холодная, тихая ночьЛампады зажгла богомольно,Людям желала помочьМолитвой престольной.Но князь на пиру меж друзейВсё грезил о вещей загадке,Вздымая грудью своейМантии пышные складки.И только раз на пируОн поднял орлиные очиИ жадно внимал гусляру,Как внемлют видению ночи.
Песнь гусляра
«Как уснут все люди[126]Мёртвым, тяжким сном, —Божья воля будиНа сердце моём.
Я, покинутый мирами,Вам о свете говорюИ бессмертными словамиПредвещаю вновь зарю.
Вам не внятен свет великийМежду снами темноты:Часто цепкой повиликойРоз заглушены кусты.
Но под ней живая силаБьёт живительным ключом;Розы ранняя могилаОживёт пред вешним днём.
Так и вы, слепые люди,Возродитесь после смерти.Божья воля буди!Слову песни верьте!»
Так спел неизвестный гусляр…Прекрасную голову клонит.Открыл ему многое песенный дар,Но смысл его песни не понят!……………………………И утром верных своихКнязь созвал снова на вече:«Покиньте жён молодых,Идите со мною на сечу!»Трепет недавний забыт,Пред славой бесследно он канул.И каждый о верный свой щитРукой испытанной грянул,Как сизый матёрый орёл,Привыкший бороться с ветрами,Князь рать на победу повёл…И шли ряды за рядами.
Песнь похода
Проснулся светНад станом врагов.Сечи привет!Вся к биться готов.
Дружный звонОт броней живых.Идёт миллионБойцов удалых.
Мы в сечу идём,Мы встали от сна,Мы песни поём, —Заря — как весна!
Щит о щит.Меч о меч!Ветр свистит!Дышит сечь!
Смерть и плач,Крик и смех!Всяк палач!День потех!
ГЛАВА II
