Кто же, лаконские или мессенские илоты, стали главным объектом этой акции? Мы знаем, что случай, описанный Фукидидом, имел место в 425-424 гг. Наличие добротной традиции дает нам редкую возможность с большой степенью вероятности атрибутировать погибших от рук спартанцев илотов.
К 425 г. военная ситуация для Спарты сложилась весьма неблагоприятно. Пилос был уже потерян, а вскоре афиняне заняли и Киферу. Угроза новой мессенской войны при поддержке Афин становилась для Спарты реальностью. В такой ситуации, по-видимому, и родилась у спартанских властей идея выявить ту часть
мессенской молодежи, которая была наиболее склонна к мятежу, и уничтожить ее. Таким образом, хотя Фукидид нигде не атрибутировал илотов, в данном случае, говоря об угрозе, нависшей над Спартой из-за захвата Пилоса и Киферы, он мог иметь в виду только угрозу со стороны мессенских илотов013_106. Этот же мотив - страх перед восстанием мессенцев - сказался и в специально выделенном пункте мирного договора от 421 г. о помощи Афин в случае восстания илотов.
В 370/69 г. в результате нового восстания мессенские илоты, наконец, добились свободы, и Мессения не без помощи Фив обрела самостоятельность и полную независимость от Спарты. Но это восстание мессенских илотов, по-видимому, никак не затронуло лаконских. Лаконские илоты в соответствующий момент предпочли сражаться за Спарту, а не дезертировать к ее врагам.
Косвенным доказательством того, что илотские восстания - это по большей части восстания мессенских, а не лаконских илотов, может служить следующее замечание Платона: "Владение рабами тяжко. Это многократно было доказано возникновением частых и ставших обычными восстаний мессенцев" (Leg. VI, 777 b-c). В парафразе Аристотеля к данному месту Платона вместо слова "мессенцы" явно в том же смысле употребляется слово "илоты" (Pol. II, 7, 8 1272 b 19 - oiJ dЖ ei{lwte" ajfivstantai pollavki"). Вероятно, именно спартанский опыт заставил греческих философов в своих проектах идеального государства отказаться от идеи формировать класс рабов из гомогенного в этническом и культурном отношении населения. Так, Платон пишет: "Сколько случается бедствий в государствах, которые обладают большим числом рабов, говорящих на одном языке" (Leg. VI, 777 с-d; ср.: Arist. Pol. VII, 9, 9, 1330 а 25-30).
Но все же, несмотря на желание отделить мятежных мессенцев от лояльных лаконских илотов, это не всегда удается. Так, судя по фрагменту из Крития, лаконские илоты были точно такой же угрозой для Спарты, как и мессенские: это из-за них спартанцы не чувствовали себя в безопасности даже в собственных домах (fr. 37 Diels = Libanius. Or. XXV, 63). А в 369 г. спартанцы, объявив о наборе лаконских илотов в армию, сами же испугались слишком
большого успеха своей рекрутской кампании: в списки было внесено 6 тысяч илотов. По словам Р. Талберта, "набор в армию такой орды потряс спартанцев и нанес удар по их нервной системе"013_107. Только убедившись, что число свободных людей (граждан, союзников, наемников) будет достаточным для противовеса илотам, они несколько успокоились (Xen. Hell. VI, 5, 29).
Если проанализировать те немногие высказывания греческих авторов V-IV вв. (Фукидид, Критий, Ксенофонт, Платон, Аристотель), которые касаются илотии, можно убедиться, что все они единодушно делают акцент на существовании постоянного и сильного напряжения между спартиатами и илотами. Отсюда ими делается логический вывод об опасности для любого гражданского коллектива подобного типа рабства. Однако опасность эта оставалась по существу потенциальной и отчасти вот почему: исторически сложившееся разделение илотов на две группы и изначальный дифференцированный подход к ним давали спартанцам возможность маневра. Это оказалось особенно важно во 2-й половине V - начале IV в. В то время уже полным ходом шел т. н. процесс олигантропии, когда число полноправных граждан из-за сохранения архаических социально-экономических реалий постоянно сокращалось. Кроме социально-экономических моментов на численность гражданского населения, конечно, оказала влияние и война. В такой ситуации стабильность государству мог обеспечить только внутренний гражданский мир. Спартанцы, напуганные появлением афинского войска у себя в тылу, в Мессении, и реальностью восстания мессенцев, сделали ставку на лаконских илотов. Это было тем легче сделать, что и раньше лаконские илоты в гораздо большей степени, чем обычные классические рабы, были интегрированы в спартанскую общину. Их участие в военных кампаниях Спарты было обязательным. Более того, постепенно менялся не только количественный, но и качественный состав спартанской армии. Если в 1-й половине V в. илоты сопровождали своих господ в качестве легковооруженных воинов и обозной прислуги, то уже в ходе Пелопоннесской войны они стали привлекаться в армию как гоплиты. Первый такой опыт имел место в 424 г., когда с Брасидом во Фракию был послан отряд илотов (Thuc. IV, 80, 5). Эти первые семь сотен илотов предварительно должны были быть обучены и натренированы для несения гоплитской службы. По окончании похода они были освобождены и поселены в Лепрее, местечке на
границе с Элидой (Thuc. V, 34, 1). В дальнейшем, по-видимому, из подобных отрядов формировались военные поселения, расположенные по границам Лаконии.
Привлечение лаконских илотов в спартанскую армию сказалось и на их социально-политическом статусе. В классический период служба в армии для илотов была единственной возможностью получить свободу. Судя по нашим данным, на рубеже V-IV вв. освобождение илотов и превращение их в неодамодов носило вполне массовый характер. Таким образом, постепенно Спартанское государство выработало особый механизм, с помощью которого оно частично интегрировало илотов в свою общину.
Итак, начиная где-то с 425 г. можно говорить о появлении в Спарте илотской элиты. Эта элита с самого начала носила военный характер. Правда, ее движение наверх никогда не доходило до полного слияния со спартиатами. Из илотской аристократии формировались некие промежуточные группы, чей статус достаточно тяжело уточнить. Так или иначе, для илотов переход в группу неодамодов был весьма привлекателен. Ведь даже в неблагоприятных для Спарты условиях после битвы при Левктрах нашлось поразительное количество лаконских илотов, желающих сражаться за Спарту.
Можно согласиться с мнением тех ученых, которые полагают, что "спартанский мираж ослепил все классы одинаково", и лаконские илоты, точно так же, как и их господа, мечтали улучшить свое положение внутри системы, а не вне ее013_108, тем более, что спартанцы предоставляли им такую возможность (Myron ар. Athen. VI, 271 f). Официальная пропаганда идей равенства, аскетизма и бедности постепенно создала в Спарте некую "виртуальную реальность", внутри которой оказались все классы общества, включая и илотов.
В любом случае нельзя смотреть на лаконских илотов как на организованных и политически опытных мятежников, обладающих элементами собственной идеологии. Надо помнить, что лаконские илоты в течение веков жили в закрытой для внешних влияний стране и находились под прямым спартанским контролем. Они были подданными господствующего класса, который сам отличался исключительным
консерватизмом и ксенофобией, класса, очень далекого от каких-либо культурных интересов. Таким образом, илоты, скорее всего, были лишены какого-либо политического опыта. Вся наша традиция свидетельствует о том, что какие-то идеи сопротивления и независимости могли иметь ограниченное влияние только внутри Мессении и гораздо меньше эти идеи могли затрагивать Лаконию. Иначе трудно объяснить, как могла небольшая группа спартиатов так долго править илотами, если бы последние не проявляли значительной степени лояльности по отношению к своим господам.
* * *
В заключение хочется отметить несколько, на наш взгляд, важных моментов. Состояние источников, к сожалению, не дает нам возможности с большой степенью точности решить целый ряд проблем, относящихся к спартанской илотии. Мы можем только приблизиться к их решению. Положение усугубляется еще тем, что далеко не все даже имеющиеся в нашем распоряжении источники поддаются однозначному толкованию. Среди трудноразрешимых вопросов можно указать, в частности, следующие: чьей собственностью были илоты - государства или отдельных спартиатов; насколько сильна была действительная угроза спартанцам со стороны илотов; когда и с какого момента спартанцы стали вооружать своих илотов; как можно согласовать данные о вооружении илотов с противоположной традицией, согласно которой илоты никогда не допускались к оружию; когда появились криптии; насколько правомерно деление илотов по социальному и "национальному" признаку. Подобные и многие другие вопросы мы попытались поставить и, насколько это было в наших силах, предложили свое решение.
Подводя итоги, остановимся на самых важных, с нашей точки зрения, моментах. Илотия является особой формой зависимости. Она не совпадает ни с крепостной зависимостью крестьян Средневековой Европы или России XVIII-XIX вв., ни с классическим античным рабством. В привычных для нас терминах определить статус илотов очень трудно. Ближе всего к истине, по-видимому, подошел Д. Лотце, для которого илотия - это форма коллективного рабства, возникшего в ходе завоевания. Действительно, в результате сначала дорийского нашествия, а затем крупномасштабной внутренней колонизации возникла уникальная для греческого
