Когда Шао Лун вторично за этот день погрузился в сны Конана, он поразился изменениям окружения. Чернокнижника впервые уколола неприятная мысль, что иллюзорная среда может стать опасной. Для него!..
Рубиновые драконы валялись у ворот одной кровавой кашей, раздавленные невидимой силой. Смерть верных стражей могла означать, что киммериец преодолел барьер и проник в эфемерную Пагоду Сна. Инстинкт подсказал колдуну, что внутри обители витает беснующийся дух варвара, жаждущий возмездия. Кхитаец начал колебаться.
Что, если он войдет внутрь, и его постигнет смерть?
Шао-дракон тут же отбросил эту мысль. Варвар-северянин не может управлять снами! Глупо опасаться гнева киммерийца в сосредоточии собственных магических сил.
Однако нехорошее предчувствие не оставляло кхитайского мага. У чародея не возникало сомнения в том, что нечто зловещее и мрачное затаилось внутри пагоды, по своей природе схожее с тем, что обычно создавал сам кудесник сновидений для своих недругов. Переступив через свои сомнения, колдун вошел внутрь.
Пагоду переполняла тишина. Все вокруг замерло, словно в ожидании. Шао Лун начал подумывать о том, чтобы спуститься в подвал и выпустить на волю танцующих змей, которые станут терзать мозг варвара. Но что-то сверхъестественное, неумолимое и властное потянуло его наверх, в Зал Иллюзий. Призыв был настолько сильным, что его нельзя было проигнорировать. Точно невидимый повелитель приказал магу выполнить это необходимое действие.
Ступени лестницы, будто живые, подталкивали его ступни. Вверх! Все настойчивее звал беззвучный голос. Вверх!
Шао Лун вошел в зал и замер посреди магического круга. Символ, представлявший собой круг с заключенной внутри спиралью, тускло алел во мгле. Пространство вокруг дышало враждебностью. Нельзя сказать, что маг испугался, но все же в эти мгновения цепкие коготки страха все же пощекотали его нервы.
«Наконец-то я нашел тебя, подлая мразь! — разрезало тишину низкое рычание киммерийца. — Ты убил девчонку, жестокосердный колдун! Будь ты вечно проклят Митрой! Скоро, уже очень скоро, я доберусь до твоего жилища, и тогда ты пожалеешь о том, что появился на свет. Я привык возвращать долги, а у меня их накопилось много… Ты готов к путешествию в подземный мир? Будь уверен, проклятый чернокнижник, я направлю тебя на темную дорогу. Демоны будут медленно жрать твою ядовитую печень и упиваться вкусом ее горечи! Твои мучения продлятся не один век. И Кром, и Асура одинаково питают к тебе особую неприязнь. Помни мои слова: твое будущее — это море страданий и боли!»
Шао Лун быстро прочитал изгоняющее заклинание, точнее, оформил свои мысли в обусловленное канонами подобие звуковой оболочки, как бы он это сделал наяву. Очень странно, но чары кхитайского мага не подействовали. Дух Конана, обретший место внутри собственного сознания киммерийца, по-прежнему оставался в пределах иллюзорной обители Столикого. Варвар почувствовал тревогу колдуна и догадался о его судорожных попытках освободиться от присутствия киммерийца.
«Никакие мольбы богам тебя уже не спасут, чародей. Ты давно отвернулся от них, а они не примут к себе отступника. Или ты сам вознамерился стать богом? Царствовать в иллюзорном мире, подобно многоокому Гипнос-Рену? Управлять снами своих жертв?»
— Убирайся вон! — закричал кхитаец, забыв о своей былой уверенности. Его голос разлетелся по сторонам кучей жалких отголосков слабого шепота.
«Ты приказываешь мне покинуть собственный разум, колдун? — спросил его Конан. — Мне кажется, незваный гость в этом месте — это ты. Но чего же ты так кричишь? Я почти слышу твой голос, каким он есть — хриплый, точно карканье ворона. Неужели ты, жалкий маг, боишься за свою никчемную жизнь, когда с легкостью отбираешь ее у других, более достойных существовать па земле?»
Столикий принялся ткать узор иллюзии, чтобы отпугнуть киммерийца или натравить на него одно из своих призрачных чудовищ. Однако все усилия оказались напрасными, — словно чудовищный молот свирепого хаоса вдребезги разбивал все слепленные магией образы.
«Ты когда-нибудь испытывал те страдания, на которые тебе случалось обрекать своих жертв? Тебе знакомо то чувство, которое мы зовем болью или отчаянием? Ты хоть знаешь, как чувствует себя тот, кого загнали в угол и отрезали все пути к спасению? Ну, скажи мне, маг, каково превратиться из охотника в жертву?»
Шао Лун начал медленно пятиться из магического круга. В голосе Конана он уловил нечто такое, что сулило угрозу — безо всякого запугивания, угрозу, которая была очевидна только вследствие своего существования.
Спасайся! — подсказывал чародею инстинкт. Волна холодного жара прокатилась по телу Столикого. По щеке Шао-дракона пробежала предательская капля пота — липкая и скользкая, почти как настоящая.
— Твоя девка сильно страдать, когда я ее развоплощаю! — выкрикнул маг в сторону невидимого врага, скорее для придания уверенности себе, чем для того, чтобы расстроить противника.
«Алиэль, Лао Чи, Базар, Ронас, Дин-Ю, Судир Шах… — перечислил киммериец. — Это лишь те, кому случилось погибнуть у меня на глазах. Скольких же ты еще убил, ненавистный колдун? Кстати, братья-громовники уже отправились в подземный мир, и Азах надел их на свои рога. Вся компания ждет, не дождется, когда к ним присоединишься ты. Трехрогий согласился назначить чародеев на должность твоих персональных мучителей, так что в гостях у Темного тебе скучать не придется. Такого негодяя, как ты, станет за честь разорвать зубами любому демону».
Шао Лун потянулся к иллюзорным книгам и талисманам, способным защитить его от варвара. Внезапно все колдовские вещи рассыпались сияющим прахом, а тяжелые дощатые тома лопнули, разбросав по полу тысячи деревяшек с иероглифами.
«Еще в Айодхье я предлагал тебе убраться из моих снов, — вновь зазвучал голос Конана. — Но ты не из тех, кто отступает от задуманного, верно? Явись па землю хоть сам Асура или Тянь-Чен в своем пламенном одеянии, чтобы запретить тебе осуществить свои мысли. Ты всегда идешь до конца. Я тоже, колдун. Теперь разрешить наш с тобой спор можно только смертью одного из нас. Делай все, что можешь, Столикий. Используй свою самую черную волшбу, потому что времени у тебя уже не остается. Я ИДУ ЗА ТОБОЙ!»
Едва прозвучали последние слова, как что-то жесткое сомкнулось на горле Шао-дракона, словно из ниоткуда к его кадыку потянулись железные пальцы киммерийца. Невидимые тиски с чудовищной силой сдавили его горло, так что кхитаец захрипел, брызгая слюной. Казалось, стальные клешни вот-вот разорвут его голосовые связки.
