– Ну а я Дымшев Николай Павлович. Будем с вами работать.
Работать он взялся старательно, долго беседовал с Борисом Соломоновичем, вникал в суть, а к концу дня заявил:
– Ну что ж, я еще тут посижу с бумагами, в понедельник опять увидимся. С утра ровно в девять планерка. Теперь, так сказать, по производственному быту. Я заметил, некоторые курят, – (Марина, Влад и Павел переглянулись), – так вот, в здании, естественно, никаких курилок.
– У нас их и нет, – сказал Павел. – Мы на улицу выходим.
– Это сейчас, пока еще тепло. А потом?
– Там сени есть, тамбур такой…
– Нет. Тоже на улицу, извините. Или бросайте, что намного лучше. Далее. Надо будет сделать небольшой ремонт, переедем временно в главный административный конкурс. А может, там и останемся, тут, извините, курятник какой-то. Далее. У вас тут, я смотрю, столовая прямо по месту работы…
– Кухня, – вставила смелая Марина.
– Неважно. Это, конечно, абсурд. Кофейный автомат можно оставить, я понимаю, все мы люди, остальное придется убрать.
– Нам разрешило руководство, – негромко сказал Борис Соломонович.
– Теперь я ваше руководство, – сказал Дымшев, и все поморщились от кислой банальности этой фразы.
Выходили все вместе, поникшие. Шли мимо машины, где дремал шофер Дымшева.
– И не очумеет так весь день сидеть, – пробормотала Ирина.
Вышли за ворота.
– Кого подвезти? – спросила Лиза.
– Я пешком, – сказал Борис Соломонович.
Решили отправиться пешком и остальные.
Понуро брели к метро.
Говорить не хотелось, да и так все ясно: пятница испорчена. Что будет с последующими пятницами, неизвестно.
– А может, в ресторанчик какой-нибудь? – предложил у метро Павел, не надеясь, что с его предложением согласятся.
И, конечно же, не согласились. Ресторан – совсем не то. Свои припасы не выложишь, в карты не поиграешь. Да и вообще…
– А у меня сегодня водка на бадьяне, мускатном цвете и кардамоне, – грустно сказал Борис Соломонович.
– А у меня вьетнамское вино, которое даже во Францию на экспорт идет, – добавил Влад.
– А я буженину из кабанятины сделал, – добил Павел.
– Да ну вас! – махнула рукой Ирина. – Только травите! А вот переселят нас в промзону, это вот серьезно. Я тогда уволюсь.
Но с переселением не получилось: руководство хоть и уважало бывшего министерского работника, но свободных площадей не нашло. Раздосадованный Дымшев выбил ремонт здесь. Пришли рабочие, начали ломать, перестраивать, штукатурить, красить, гоняя всех из комнаты в комнату.
На планерках Дымшев выслушивал, что сотрудники намереваются сегодня сделать, давал указания, содержательность которых сводилась к напоминанию о том, что все надо исполнять вовремя и качественно. Кухню разгромили. Все приносили обеды в контейнерах, Марина предприняла демарш: пошла в столовую и вернулась через полтора часа, дождалась вопроса Дымшева и ответила:
– Идти полчаса туда и столько же обратно, полчаса на обед, учитывая очередь, а жрать бутерброды, извините, я на рабочем месте не буду – это негигиенично, свински выглядит, и у меня слишком нежный желудок.
– Хорошо, – спокойно отреагировал Дымшев. – Будете задерживаться на полчаса в счет обеда.
– А какой-нибудь автобус нельзя до столовой организовать? – спросил Борис Соломонович.
– Я узнаю.
Неизвестно, узнавал Дымшев или нет, автобуса не дали. Скорее, не стал докучать руководству предприятия пустяками, зная по опыту, что мелочная забота начальника о подчиненных у нас выглядит либерализмом или, того хуже, заискиванием перед нижестоящими, а это начальника не красит.
О пятницах теперь не было и речи. Один раз, когда Дымшев убыл на несколько дней, остались, но все было как-то не то: вокруг строительный мусор, вместо нормального стола – накрытый бумагой офисный, ничего нельзя ни толком порезать, ни разогреть, водка теплая, так как холодильник убрали…
Но вот стали замечать: Дымшев все чаще отлучается, постоянно с кем-то созванивается, закрывшись в кабинете, не каждый день проводит планерки.
– Арол ищет новый гнэздо! – с кавказским акцентом сказала Марина.
– Дай бог, чтобы так, – откликнулся Влад.
Они с Мариной улыбнулись друг другу и поняли, насколько же истосковались по прежним вечерам, сидению за картами за одним столом, нечаянным взглядам, оброненным словам, легким намекам… У Марины даже в глазу защипало.
Ждали: вот-вот Дымшев уберется, все будет по-старому.
Но он не убрался, что-то у него не ладилось с возвращением на орлиные высоты.
Ремонт закончился, стало стандартно, офисно, неуютно: дерево везде, где могли, заменили на пластик, поставили стеклянные прозрачные двери, убрали с окон занавески, повесив жалюзи. Марина этого не вынесла, собственноручно сняла жалюзи с окна, возле которого сидела, повесила занавесочки. Дымшев, увидев это, постоял, посмотрел, но ничего не сказал.
Заметили, что вид у него не всегда свежий, а глаза бывают красноватыми.
– Пианство! – поставил диагноз Павел. – Вот что губит орлов!
Кстати, «наш орел» стало укоренившейся кличкой Дымшева.
А потом исчезла и машина с шофером. Дымшев приезжал сам, но все-таки на «мерседесе», хоть и не самом крутом и не новом, а иногда его доставляло такси – когда он был очень уж несвеж после вчерашнего.
Никто в его дела не лез, он, естественно, тоже не собирался откровенничать. Целыми днями сидел в своем кабинете, перестал собирать планерки.
– Орлы вспоминают минувшие дни! – громко шептал Павел.
– В тетрис играет, – усмехался Влад.
– С женщинами на сайтах знакомств переписывается, – подхватывала Марина.
– Или порнографию смотрит, – хихикала Лиза.
– А может, просто спит, – предполагала Ирина.
Борис Соломонович молчал – не из-за уважения к начальству, просто не в его характере было подтрунивать над слабыми и неумными.
Однако, как бы ни был слаб Дымшев, а жизнь испортить им сумел, уничтожил пятницу. Правда, и сам по пятницам не задерживался, но устраиваться кое-как среди новой офисной мебели, пахнущей химикатами, не хотелось.
В начале декабря выпал первый снег, потом растаял, потом навалило за ночь столько, что нельзя было пройти, все весело взялись за лопаты, расчистили дорожки, навалив по бокам сугробы-отвалы, стало по-новогоднему красиво и празднично.
И так всем захотелось пятницы, так затосковали по ней!
Марина сказала:
– А знаете что? В комнате, где кухня была, там же только копировальный аппарат стоит. Она пустая! Взять да и привезти все обратно. То есть новое. Стол, холодильник, ну, понимаете, да?
Она была почти уверена, что ее не поддержат: очень уж радикально.
Но Борис Соломонович ответил абсолютно серьезно:
– Мне нравится. У нас тут материальные пропуска не нужны, в субботу сами все привезем и оборудуем.
Все почувствовали себя бунтовщиками и революционерами.
– Нет, а что он нам сделает? Уволит? В суде оспорим! – разошлась тихая Ирина.
– Вот именно! – поддержал Павел. – Какой-то пацан будет тут! У меня язва уже, между прочим!
Всю неделю заговорщики обсуждали план действий, собирали деньги на приобретение всего необходимого.
– Еще и плиту поставим! – грозила Марина.
– Нет, это чересчур, пожарники не разрешат, – урезонила Ирина Сергеевна.
И в субботу все исполнили, как задумали, удивляясь, как все оказалось несложно и быстро. И недорого.
Кухня приняла почти прежний вид, хотелось тут же засесть за стол, начать праздновать и сыграть мощную серию партий в «литературу» аж до полуночи. Но сдержались: надо все же посмотреть на реакцию Дымшева.
В понедельник он приехал поздно, около двенадцати, сразу прошел в кабинет. Через полчаса вышел и направился к кофейному автомату. Там была Лиза. Она испуганно посторонилась, Дымшев налил себе кофе, оглядел все мутным взглядом и ушел, не сказав ни слова.
Так и просидел в кабинете, а перед отъездом громко сказал, ни к кому не обращаясь:
– Упрямые вы люди, я смотрю!
Очень странная фраза, если подумать. Кто упрямый, то как раз он – прицепился к кухне, которая ему не мешала. Да уж, есть люди: обвиняют других именно в том, в чем сами виноваты!
У Дымшева, видимо, миновала черная полоса, он опять с кем-то активно переговаривался по телефону, был свеж, деловит, даже возобновил планерки. Главное – ровно в шесть исчезал.
И настала пятница – первая пятница после долгого перерыва.
С утра все были слегка возбуждены.
– Я перед первым трахом так не волновалась, – сказала Марине Лиза, иногда допускавшая такие выражения, хотя и была девушка в целом интеллигентная.
– И не говори! – отозвалась Марина.
– Ничего особенного не случилось, – обмолвился Борис Соломонович, мудро умеряя чрезмерный восторг: завышенные ожидания чреваты разочарованиями.
И вот Дымшев уехал.
На этот раз не стали оттягивать, и без того истомились, тут же начали готовиться, накрывать на стол, резать, расставлять, раскладывать.
