у Бориса Соломоновича, старшего эксперта, – тридцать восемь лет;
у Павла Кочетова, тоже старшего эксперта, – двадцать один год;
у Ирины Сергеевны, инженера-техника, – четырнадцать лет;
у Влада Корнявина, еще одного старшего эксперта, – около десяти лет,
у Марины Чурковой, эксперта первой категории, – восемь лет;
и даже у молодой Лизы Станюк, пока просто эксперта, – четыре года с лишним.
Недавнего начальника Локошина не упоминаем – он вышел на пенсию, коллектив ждал нового руководителя.
Имелась здесь традиция, укоренившаяся с незапамятных времен: дни рождения и другие примечательные даты отмечали коллективом, дружно, семейно. Правда, не в любой день, а в пятницу. Оно и понятно, пятница – рубежный день, будни кончились, а выходные, каждый час которых приближает новые будни, подобно тому, как каждый день жизни приближает смерть, еще не начались.
Впрочем, в советское время этот обычай процветал во всех учреждениях, потом его стали искоренять, потом вошли в моду корпоративы с выездами, но сейчас, по нашим наблюдениям, все возвращается на круги своя, к обычным учрежденческим посиделкам, правда, часто второпях, на ходу: бутылка шампанского, виноград, яблоки, конфеты, выпили, поздравили – и опять работать. Это называется: проставиться.
Но в нашем отделе техническо-документальной экспертизы (ОТДЭ) это приняло особые формы. Борис Соломонович, страстный преферансист, в давние времена приохотил своего друга-начальника и двух коллег (коих уже нет в живых) расписывать пятничными вечерами пулечку-другую. Все были людьми скромными и дельными, к преферансу полагался только чай, редко когда бутылочка коньяку на четверых, вход на территорию был обозреваем, улики легко убираемы, поэтому никаких подозрений ни у кого не возникало, а то, что сотрудники ОТДЭ в конце недели всегда составляют отчеты, что ж, такая у них, видимо, работа, считали посторонние, да и руководство, вникавшее в результаты деятельности, но не имевшее досуга разбираться, как организован сам процесс.
Начальники и коллеги менялись, пулечки некоторое время сохранялись, потом умельцы-преферансисты повывелись, но пятницы остались неизменными. Уже не надо было повода, в самом этом ритуале появился свой, независимый ни от чего смысл. Как в старину русский человек с радостью ждал банного дня, так сотрудники ОТДЭ ждали и ждут свою пятницу.
Вот как это происходит сейчас:
Борис Соломонович приносит бутылку водки, которая неделю настаивалась на каких-либо травах, каждый раз новых, это позволяет сравнить вкус и оценить разницу.
Павел Кочетов любит готовить домашнюю буженину в фольге, которая тоже имеет всегда свои оттенки вкуса, в зависимости от исходного материала, как выражается. Кочетов.
Ирина Сергеевна и Марина Чуркова любят готовить на месте всякие салаты, ингредиенты для которых они приносят отдельно, заранее сговорившись, кто, что и в каком количестве купит.
Влад Корнявин умеет удивить бутылкой редкого вина: его бывший одноклассник заделался крупным виноторговцем и охотно снабжает Влада редкостями по сходным ценам, а иногда и просто дарит с условием рассказать о впечатлениях, которое вино произвело на тех, кто его отведал.
А Лиза, юная сторонница здорового образа жизни, приносит разные сорта зеленого чая, каждый раз подробно объясняя, как их готовить, как пить и какую пользу организму они приносят.
Уже пятничным утром все начинают мимолетно улыбаться друг другу: пришел наш день. Не говорят об этом, ни в коем случае не интересуются, кто что принес (помимо упомянутых продуктов бывают часто сюрпризы), подчеркнуто деловиты, стараются не оказываться вместе на кухне, чтобы не создалось ощущения репетиции вечернего праздника.
И это ожидание, это подмывание где-то под сердцем – едва ли не лучшее состояние для них за всю неделю, если только у кого не случилось какой-то незапланированной радости.
Когда бьет шесть часов, никто, естественно, не кричит «ура», не захлопывает с треском журнал учета, не выключает компьютер. Наоборот, делают вид, что рабочий день как бы еще не кончен. И только минут через пятнадцать, двадцать, иногда и через полчаса послышится протяжный, ироничный голос Бориса Соломоновича:
– А что, не пора ли нам?
Именно он должен дать команду, и никто это право не оспаривает. Если новый работник по неопытности рискнет, тут же получит тихий вежливый выговор от ближайшего к нему коллеги.
Не спеша идут в кухню, накрывают стол, готовят салаты, режут буженину, расставляют приборы.
Садятся.
Павел Кочетов наливает Борису Соломоновичу, Ирине Сергеевне и себе водки, Марине Чурковой и Владу Корняеву вина, а Лизе минеральной воды.
– Вот и прошла еще одна неделя нашей довольно бессмысленной, но при этом, как ни странно, не бесполезной жизни, – произносит Борис Соломонович свой обычный тост, и все с удовольствием выпивают, начинают угощаться и обмениваться впечатлениями о выпитом и съеденном. Бывает иногда легкая критика, но чаще, конечно, все сводится к справедливым похвалам.
Время словно исчезает или замедляется.
Они говорят о событиях в мире и стране, о том интересном, что нашли в интернете, затрагивают политику, экономику, искусство – в меру своих интересов.
Говорят и о семейной жизни, которая такова:
Борис Соломонович в свои шестьдесят восемь лет одинок – жена умерла, а дочь в Америке;
пятидесятилетний Павел Кочетов в разводе, встречается с соседкой;
у сорокашестилетней Ирины Сергеевны проблемный муж, сын-студент и дочь-школьница;
тридцативосьмилетний Влад Корнявин имеет жену и десятилетнего сына;
тридцатидвухлетняя Марина не замужем и не собирается;
а двадцатишестилетняя Лиза Станюк живет с молодым человеком, снимают квартиру.
И, конечно, как и у всех нас, личная жизнь у них не идеальна.
Борис Соломонович обижается на дочь, которая сроду не позвонит первой, впрочем, обижается без зла, с усмешкой понимания, которая готова у него на все случаи жизни;
Павел Кочетов сетует на то, что, с одной стороны, он привык к соседке Светлане, которая моложе его, довольно стройна и симпатична, у них бывает приятный интим, но очень мало общих интересов;
Ирина Сергеевна недоумевает: живя двадцать три года с мужем Андреем, она до сих пор не может понять его характера: то спокоен, все делает по дому, общается с детьми, то вдруг замыкается, сидит молча перед телевизором, пьет пиво, а может и вообще вдруг собраться и заявить, что уходит жить к маме; бывает, и уходит, но возвращается через три дня, максимум через пять;
Влад Корнявин о жене и сыне не распространяется: либо у него все хорошо, либо так плохо, что невозможно выразить словами;
Марина Чуркова ничего не говорит о настоящем, зато подробно и аргументировано объясняет, какими подонками, недоумками, дебилами были ее предыдущие мужчины; а если они и оказывались более-менее сносными, то все равно не дотягивали до ее интеллектуального уровня; был, правда, в ее жизни мужчина с умным лицом актера Ричарда Гира и тонкой чеховской душой, но она сама виновата, испугалась своих комплексов, отказала ему, а он постеснялся прийти еще раз, а она не решилась позвать;
Лиза Станюк в своих воззрениях близка к позиции Марины, но она точно знает, что одиночество вредно и психологически, и физиологически, поэтому, не пылая страстью к очередному бой-френду, живет с ним и ждет, что будет дальше.
– Держишь синицу в руках, а сама смотришь на журавлей в небе? – подшучивает Павел Кочетов.
– Почему нет? Журавля может и вообще не быть, с чего от синицы отказываться?
В этом своем кругу, уже почти семейном, они делятся иногда тем, что доверят не всем друзьям и родственникам, настолько близки стали их отношения, в которых есть оттенки и призвуки особого свойства: все видят, например, что Борис Соломонович, мужчина хоть и в возрасте, но стройный и по-своему симпатичный, неравнодушен к Ирине Сергеевне, да и он ей нравится своим умом, ровным характером, умением с юмором взглянуть на окружающее; она никогда не видела его жену, но была уверена, что та прожила с Борисом Соломоновичем счастливую жизнь, без скандалов, придирок, без мрачности и обиженного сидения по углам, как бывает, увы, в ее семействе: муж, как коршун крылом, накрыл все своим дурным характером, своим вечно унылым настроением.
А Павел Кочетов, и это тоже все понимают, не может без умиления смотреть на малышку Лизу, но переводит все в шуточки, то и дело говоря:
– Взять бы тебя на ладошку, а другой прикрыть.
– Это зачем? – усмехается Лиза.
– Просто так. Хочется.
– Не такая уж я и маленькая. Метро шестьдесят семь. У Мэрилин Монро знаете, сколько было? Метр шестьдесят шесть, то есть даже меньше.
Симпатизирует Лизе и Влад Корнявин. Правда, однажды, года два назад, когда была не просто пятница, а отмечали день рождения Марины, он выпил больше обычного и, когда вышел с именинницей покурить и подставлял ей зажигалку, и увидел ее склоненную голову с красивыми густыми волосами (волосы у Марины великолепны!), с аккуратным ушком, вдруг убрал зажигалку, взял руками ее голову, начал целовать и говорить:
