Вуйчицкая: Привет, Янек, у меня дело
Янек Тран: Выкладывай
Юлита Вуйчицкая: “l12muifye5m4ldjz”
Юлита Вуйчицкая: Тебе это что-то говорит?
Янек Тран: Нет, ничего
Янек Тран: А откуда это у тебя?
Юлита Вуйчицкая: неважно
Юлита Вуйчицкая: Ладно, а что это может быть?
Янек Тран: хммммммммммм
Янек Тран: чей-то пароль например
Янек Тран: логин
Янек Тран: адрес
Янек Тран: ник
Янек Тран: имя пользователя в твиттере
Янек Тран: фрагмент зашифрованного сообщения
Янек Тран: ключ
Янек Тран: или просто случайный набор букв
Янек Тран: без контекста ничего не могу сказать
Юлита Вуйчицкая: ну ладно, тогда неважно
Юлита Вуйчицкая: я просто так проверяла
Юлита Вуйчицкая: спасибки
Янек Тран: не за что
Юлита Вуйчицкая: а что там со взломом машины?
Юлита Вуйчицкая: ты посмотрел?
Янек Тран: я над этим работаю
Янек Тран: скоро напишу
Юлита Вуйчицкая: супер, тогда до встречи
Янек Тран: давай
Янек Тран убрал телефон в карман куртки. Выжидательно взглянул в сторону улицы, но через запотевшие окна бара мало что было видно: нечеткие формы, размытые огни. “Она придет, – подумал он, откинувшись на пластиковом стуле. – Точно придет”.
Янек оглядел бар. Интерьер, если его вообще можно было так назвать, был кошмарный: огромные веера с китайскими драконами и японскими гейшами, красные фонари и золотые фигурки машущего лапкой кота манэки-нэко, копия самурайского меча рядом с рисунком цветущей вишни, искусственные пальмы и наклейки в форме бамбука. С Вьетнамом все это не имело ничего общего, как и большая часть блюд в огромном меню, занимавшем полстены (курица в кисло-сладком соусе, курица по-сычуаньски, курица по-пекински, курица карри). Янек даже когда-то устроил скандал владельцу ресторанчика Михалу – своему младшему брату, – но тот лишь отмахнулся. “Это не хипстерская кафешка на Мокотовской улице, – отрезал он, – а районный бар в Урсынове”. Важно не чтобы было аутентично, а чтобы клиент был доволен, а клиент шел “к китайцу”, или скорее “к китайосу”, и ждал условный Восток: палочки и странные буковки, рис шариком, салат из капусты и мясо в кунжутной панировке. Поэтому Михал и не подумал привезти из Вьетнама картины на шелке или хотя бы распечатать фотографии старого Ханоя с рикшами и французскими виллами, а просто отправился в магазин с дешевыми товарами и скупил все, что могло ассоциироваться с Азией. Вышло дешево и сердито, но никто не жаловался.
– Уважаемый, чего пожелаете? – Янек услышал голос брата. – Не соблаговолите ли заказать?
Михал стоял за барной стойкой. Затертые джинсы, футболка “Манчестер Юнайтед”, длинные волосы, завязанные сзади, кольцо с бриллиантиком и эта глупая вечная улыбка. Они были совсем не похожи: ни по характеру, ни по внешности. Один замкнутый, резкий, у другого рот не закрывался никогда. Один целыми днями просиживал за компьютером, другой гонял мяч с дворовыми друзьями и сбегал из дома на школьные дискотеки. Их мать говорила: это все потому, что старший сын пошел в молчаливую бабушку, а младший – в дедушку-гуляку, о котором в семье ходили легенды. У Янека была другая гипотеза. На момент их переезда в Польшу Михалу был годик. Он не помнил дом, не помнил родственников, которые там остались (как оказалось, навсегда), не помнил стука муссонного дождя по жестяной крыше и вкуса спелого манго, сорванного прямо с дерева. Не помнил, что когда-то его звали иначе. Не бунтовал, когда родители сменили ему имя, чтобы поляки не ломали себе язык. “Так тебе будет здесь легче, – говорили они, а их лица были серыми от усталости, – вот увидишь”.
Янек молча встал, подошел к прилавку. Он слышал долетавшие из-за стены звуки шкворчащего на сковороде мяса, стук ножа о разделочную доску, ток-ток-ток-ток, обрывки разговоров поваров, пение поп-звезды Mỹ Tâm, доносящееся из колонок переносного радио: “Họa mi hot giũa bầu tròi xanh, họa mi long lanh chào ngày moi”… Михал поставил перед ним тарелку с бань-куон, запах еды был такой интенсивный, такой богатый, что дух захватывало. Разумеется, этого блюда в меню не было, да и зачем.
– Спасибо. – Янек положил на стол банкноту в двадцать злотых.
– Убери.
– Возьми.
– Янек, не дури. Я знаю, что у тебя сложное время, так позволь мне хотя бы…
– Сдачи не нужно.
Михал пожал плечами и вернулся в кухню. Янек сел за стол, подцепил палочками тонкий, как бумага, слой рисового теста. Вкус такой же отменный, как и запах. В точности как он запомнил. Он ел быстро, жадно, чавкая и хлюпая носом.
Звякнул звонок над входом, и на пороге появилась Мартына: высокая, без косметики, пепельные волосы, небрежно стянутые резинкой. Янек быстро вытер рот бумажной салфеткой, помахал ей. Она сняла куртку, села к нему за стол. Беременность была уже заметна, округлившийся животик натягивал рубашку. Янек почувствовал укол зависти, но быстро подавил его. “Ребенок или нет, – подумал он, – что это меняет? Ничего”.
– Спасибо, что пришла, – сказал он.
– Чего не сделаешь для друзей.
– Будешь что-нибудь?
– Только не говори при мне о еде, – скривилась Мартына. – Знаешь, сколько раз я сегодня блевала?
– Не знаю.
– Угадай.
– Пять?
– Девять. Прости, можешь отодвинуть подальше эту тарелку?
– Конечно. – Янек переставил недоеденный бань-куон на соседний столик; палочки скатились с тарелки на пол. – Мы вообще можем пойти в какое-нибудь другое место, как скажешь… Куда-нибудь, где меньше запахов.
– Не, нормально, как-нибудь справлюсь, – отказалась она, хотя Янек видел, что Мартына с трудом сглатывает слюну. – Как ты? Держишься?
– Прекрасно.
– Врешь ведь.
– Ну ладно, раскусила, – вздохнул Янек. – Не прекрасно.
– Мы тут с парнями обсуждали, что можно сделать в твоей ситуации… Но, черт, Янек, все совсем хреново. Я хотела даже скандал устроить, но ты же понимаешь, ребенок…
– Ты не должна мне ничего объяснять, – он прервал ее, но вежливо, не повышая голоса. – Принесла, что я просил?
– Принесла, принесла, но прежде чем я отдам тебе диск… Янек, ты точно знаешь, что делаешь?
– Можно и так сказать.
– Можно и так сказать? – Голос у нее был язвительный.
– Ага. Но я знаю кое-что другое.
– Да? И что же?
– Я знаю, зачем я это делаю, – сказал он, наклоняясь над столиком. – И пока мне этого достаточно.
– Ладно, я не хотела тебе этого говорить, но, блин, Янек, ты сам…
Снова звякнул звонок, дверь с треском ударилась о стену. В бар вошли двое: лет двадцать на вид, бритые головы, толстовки с капюшонами. От них несло куревом и пивом, глаза бегали. Михал вышел из кухни. По его лицу пробежала гримаса, которую он быстро спрятал под улыбкой.
– Что желаете? – спросил он. “Тихо, – подумал Янек, – слишком тихо. Они