животе, а Марьяна любовалась его красивой широкой спиной. И только сейчас заметила шрам, идущий от основания шеи вниз, чуть наискосок. Это уже второй шрам, который она обнаружила на теле Германа. Первый, после язвы, она сегодня нащупала языком. А этот — небольшой, почти незаметный, явно неглубокий. 
— Гера… — Марьяна провела пальцем по шраму. — Ты спишь?
 Только произнеся, Марьяна поняла, как назвала его.
 — Прости, — сонно пробормотал он. — Перелет был адски трудным, самолет задержали на два часа, потом… О чем ты спросила?
 Он никак не отреагировал на то, как она назвала его. Значит — можно? Ей ужасно нравилось это интимное — Гера.
 Марьяна еще раз провела пальцем по шраму.
 — Этот шрам откуда?
 — Клиновый ремень сорвало.
 — Это что-то… связанное с машинами?
 — Да. В молодости было. Сам виноват — технику безопасности нарушил.
 Марьяна подождала продолжения этой истории — но ее не последовало. Она прикоснулась губами к шраму — Герман не шевельнулся. Марьяна заглянула ему в лицо — так и есть, уснул.
 Она легла щекой на его спину и положила ладонь на шрам.
 Через сколько же ты прошел, Герман, чтобы оказаться там, где ты оказался? Чего я еще не знаю? Наверняка много.
 Поэтому ничего я тебе сегодня не скажу. И завтра утром не скажу. Я съезжу в клинику, узнаю результат теста — и если там все в порядке, то скажу тебе. А если нет… Я не хочу на тебя взваливать еще и это.
 Потому что люблю тебя.
 * * *
 — А я гадал, какой халат ты выберешь, — сонный Герман в одних только темно-синих трикотажных брюках вышел на кухню.
 — Угадал? — Марьяна встала из-за стола. Пакет с халатами она обнаружила сегодня утром в спальне сама. Потому что вчера до вручения подарков дело так и не дошло. Марьяна надела светло-розовый, с лотосами. Шелк просто ласкал тело. И ей хотелось чего-то… чего-то нежного. Розового, девчачьего.
 — Я почему-то думал про драконов. Но этот тебе идет. Очень, — он раскинул руки. — Иди ко мне.
 Ей пришлось прятать лицо у Германа на груди. В этом «Иди ко мне» и раскинутых руках было столько… столько всего, так ей остро необходимого, что…
 Герман потерся щекой о ее щеку.
 — Ма-шень-ка…
 Она все-таки вздрогнула, а Герман прижал ее к себе крепче.
 — Прости. Я не знаю, откуда это лезет. Как-то само… Если тебе неприятно, то я больше не буду тебя так называть. Я очень постараюсь.
 — Называй. Тогда я буду называть тебя Герой.
 — Договорились.
 Он снова потерся щекой о ее щеку.
 — Ты изменяла бородатому с гладко выбритым. А я — Марьяне с Машей.
 Она рассмеялась и ответно потерлась щекой о его щеку.
 — Не такой уж ты и гладкий с утра. Вот именно сейчас ты колючий.
 — Что — отращивать обратно?
 Она погадила его по и в самом деле слегка колючей щеке.
 — Да. Верни мне того Германа Тамма, в которого я…
 Марьяна замерла. Едва успев проглотить последние слова.
 И резко отвернулось.
 — Поскольку твоя домработница отсутствует, я взяла на себя смелость приготовить тебе овсянку. Давай завтракать.
 — А ты не будешь? — Герман посмотрел на выставленные на стол две чашки и одну тарелку.
 — Аппетита нет, — Марьяна села за стол. — Только чаю выпью.
 Еще не хватало устроить на глазах у Германа приступ токсикоза. Он почти прошел, но все же…
 Герман ничего не сказал. А когда сел за стол, протянул руку, взял ладонь Марьяны и поцеловал в самый центр.
 Господи, как ей пережить сегодняшний день?..
 * * *
 — Я так понимаю, ты ничего не сказала отцу.
 — И тебе добрый день, Костя.
 — Ко мне утром заезжал отец. Он явно ничего не знает.
 Марьяна прикрыла глаза и прижалась затылком к подголовнику водительского сиденья. Вчера было так сладко. Потому что Герман вернулся. А сегодня… Как там поется в старой песне: «Сладку ягоду ели вместе, горьку ягоду — я одна». Так и выходит.
 Горько.
 Во-первых, ее догнал-таки токсикоз. Спасибо, хоть на работе. Во-вторых, Юся не звонила. Сегодня должны быть готовы анализы. Марьяна почему-то уверила себя, что, если все в порядке — то Юся непременно позвонит, чтобы ее обрадовать. А если не звонит…
 Может быть, конечно, что анализы еще не пришли. Может быть, Юся очень занята. Все может быть. Но настроение у Марьяны балансировало на грани уныния и раздражения. И Костя со своими требовательными вопросами совсем не добавлял в это настроение радужных красок. А еще Марьяне было очень страшно. Она заталкивала этот страх как можно глубже и категорически себе запретила в этом страхе ковыряться. Лучше съездить к Юсе и все выяснить. Тем более, Марьяна записана сегодня на прием.
 — Марьяна, почему ты молчишь?! — снова раздался в трубке голос Константина. — Ты не сказала отцу. Ты хочешь, чтобы это сделал я?
 Марьяна медленно открыла глаза. Положила ладонь на руль
 — Ты можешь подождать хотя бы половину дня?
 — Что изменится за половину дня?
 Все! Все может измениться в ближайший час! Но как тебе это объяснить?! И тут Марьяна неожиданно всхлипнула.
 — Что случилось?! — у Кости резко сменился тон. Так, что Марьяне захотелось плакать уже по-настоящему. Она глубоко вздохнула.
 — Ничего.
 — Я сейчас приеду.
 — Не надо!
 — Надо. Ты на работе?
 — Нет.
 — Где ты?
 Марьяна еще раз глубоко вздохнула. И вдруг прошептала:
 — Мне страшно, Кость…
 — Просто скажи. Где. Ты.
 Марьяна вдруг почувствовала себя листком, который сорвал с ветки, подхватил и несет куда-то сильный ветер.
 — Я в машине. Собираюсь ехать в клинику. Сегодня должны прийти важные анализы, которые…
 Она не договорила. Не смогла. Через пару секунд раздался голос Кости.
 — Адрес клиники мне скажи. И будь осторожна за рулем. Без меня к врачу не ходи.
 * * *
 Тому, что они подъехали с Костей к клинике одновременно, Марьяна не удивилась. Она за все то время, пока ехала, читала себе нотацию. Что взрослая. Что должна справиться сама. Что Костя, хоть и возмужал, но все еще очень юн. Марьяна Герману не сказала, а уж на Костю это все вываливать и вовсе нельзя.
 И все же, когда он таким знакомым жестом раскинул руки — Марьяна уткнулась ему в грудь без малейших сомнений. Черт с ним — правильно это или неправильно. Главное — так легче.
 Но отстранилась все же резко. Только Костя не дал ей отступить слишком далеко, взял за руку.
 — Пойдем.
 * * *
 Выражение лица Юси, когда первым к ней в кабинет вальяжно вошел Костя, даже, наверное, стоило части мучений этого дня. Юся переводила ошарашенный взгляд