– Пойду-ка я вниз, – сказал он Сиферре. – Тут не на что смотреть, если ты не астроном.
– Я с вами.
И в колеблющемся желтом свете Теремон увидел на ее лице улыбку – на сей раз несомненную и не таящую никакого тайного смысла.
Глава 27
Они спустились вниз по грохочущей винтовой лестнице. Там мало что изменилось, только зажгли факелы, как и наверху. Биней работал сразу на трех компьютерах, на которые поступала информация с телескопов. Прочие астрономы занимались чем-то столь же непонятным. Ширин бродил между них один, как неприкаянный. Фолимун поставил себе стул под самым факелом и продолжал чтение – губы его безмолвно шевелились, произнося воззвания к Звездам.
В уме у Теремона слагались фразы и абзацы статьи, которую он собирался поместить в завтрашней «Хронике». Уже несколько раз за вечер пишущая машинка у него в голове принималась стучать – это был очень методический, вполне сознательный и, как ясно понимал Теремон, совершенно бессмысленный процесс. Нелепо было даже воображать, что «Хроника» завтра выйдет.
Он встретился глазами с Сиферрой.
– Небо, – шепнула она.
– Да, вижу.
Небо изменило цвет. Теперь оно стало еще темней и приобрело жуткий густо-багровый оттенок словно где-то из открытой раны в небесах фонтаном хлестала кровь.
Воздух как бы сгустился. Сумрак вошел в комнату, как нечто осязаемое, и пляшущий круг желтого света все резче отделялся от собирающихся вокруг теней. Запах дыма душил так же, как и наверху. Теремона раздражало все: и легкое потрескивание факелов, и Приход Ночи, и мягкая поступь Ширина, который все кружил и кружил вокруг стола в центре комнаты.
Становилось все хуже видно – даже факелы не помогали.
«Вот так оно и начинается, – думал Теремон. – Наступление полной Тьмы – и появление Звезд».
На мгновение он задумался, не разумнее ли будет найти какой-нибудь чуланчик и отсидеться в нем, пока все не кончится. Уйти в укрытие, не видеть этих Звезд, затаиться и подождать, пока все не придет в норму. Но он тут же понял, что это неудачная мысль. В чулане – в любом закрытом пространстве – тоже будет темно, и вместо убежища его ждет камера ужасов, еще страшнее, чем залы обсерватории.
Да и не желал он прятать голову под крыло, когда в мире происходит великое событие, призванное изменить его историю. Это было бы трусливым и глупым поступком, о котором Теремон сожалел бы потом всю жизнь. Он никогда не принадлежал к тем, кто прячется от опасности – был бы только интересный материал для газеты. Кроме того, он достаточно полагался на себя, чтобы верить, что вынесет все предстоящее – и в нем сохранилось достаточно скептицизма, чтобы сомневаться, а так ли уж это будет страшно.
Теремон стоял тихо, слушая прерывистые вздохи, порой вырывавшиеся у Сиферры – дыхание человека, который пытается сохранить власть над собой в мире, который слишком быстро погружается во мрак.
Потом он услышал другой звук, новый – не звук, а смутный намек на него, которого не услышал бы, если бы не мертвая тишина в комнате и не его сверхъестественно обострившаяся накануне полного затмения чувствительность.
Журналист затаил дыхание и стал прислушиваться. Потом осторожно подошел к окну и выглянул.
Тишина разлетелась на куски от его испуганного вопля:
– Ширин!!!
В комнате поднялся гомон – все смотрели на Теремона. Психолог тут же подбежал к нему, Сиферра следом. Даже Биней, согнувшийся над своим компьютером, оглянулся посмотреть.
От Довима остался едва тлеющий осколок, еще глядящий в последнем усилии на Калгаш. Восточный горизонт, где лежал город, скрывала Тьма, а дорога из Саро превратилась в тускло-красную полосу. Деревья, окаймлявшие ее, перестали отличаться друг от друга и слились в сплошную смутную массу.
Но внимание Теремона было приковано к самой дороге, по которой двигалась другая, бесконечно грозная смутная масса, лезущая, словно неуклюжий зверь, вверх по склону Обсерваторной Горы.
– Скажите кто-нибудь Атору, – хрипло закричал Теремон. – Безумцы из города! Люди Фолимуна! Они идут!
– Сколько еще до полного затмения? – спросил Ширин.
– Пятнадцать минут, – выдавил Биней. – Но они будут здесь через пять.
– Ничего, продолжайте работать, – сказал Ширин спокойным, ровным, неожиданно властным голосом, словно в нем в этот критический момент открылся кран некоего глубинного резервуара внутренней силы. – Мы выстоим. Это здание построено, как крепость. Вы, Сиферра, идите наверх и скажите Атору о том, что происходит. Ты, Биней, присматривай за Фолимуном. Повали его на пол и сядь сверху, если надо, но не спускай с него глаз. Теремон, пойдемте со мной.
Теремон последовал за Ширином из комнаты. Лестница, ведущая вниз, вилась тугой спиралью вокруг центрального пролета, падая в промозглый тоскливый сумрак.
По инерции они спустились футов на пятьдесят; дрожащий желтый отсвет, падавший из двери, остался позади, и сумрак хлынул на них и сверху, и снизу.
Ширин остановился, стиснув пухлой рукой грудь. Глаза его лезли из орбит, голос превратился в сухой кашель. Он весь трясся от страха. Решимость, которую он только что обрел, покинула его.
– Не могу дышать… идите вниз… один. Убедитесь, что все двери заперты.
Теремон спустился еще на несколько ступенек и обернулся.
– Погодите! Можете постоять тут минуту? – Он и сам задыхался. Воздух входил в легкие и выходил из них, словно патока, и червячок паники шевелился в мозгу при одной только мысли, что дальше придется спускаться одному.
Что, если охранники не заперли главную дверь? Но он боялся не толпы. Он боялся… Тьмы.
Теремон убедился, что, оказывается, все-таки боится, когда темно!
– Оставайтесь тут, – непонятно зачем сказал он Ширину, который и так сидел скрючившись на лестнице в том месте, где оставил его Теремон. – Я вернусь через секунду. – Он кинулся вверх через две ступеньки с сердцем, колотящимся не от одного физического усилия, влетел в главный зал и схватил со стены факел. Сиферра растерянно посмотрела на него.
– Мне пойти с вами?
– Идемте. Нет, не надо! – И Теремон снова убежал. От факела воняло, дым ел глаза, но Теремон сжимал рукоятку, словно самое дорогое в жизни. Пламя отнесло назад, когда журналист снова помчался вниз по лестнице.
Ширин так и не двинулся с места. Он открыл глаза и застонал, когда Теремон наклонился над ним. Журналист грубо потряс его.
– Ну-ка, возьмите себя в руки. Я принес свет. – Он высоко поднял факел на вытянутой руке и, поддерживая дрожащего психолога за локоть, снова направился вниз, на этот раз под защитой трескучего светового круга.
На нижнем этаже было совершенно черно. Теремон почувствовал, как в нем снова поднимается ужас. Но факел пробивал ему путь во Тьме.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
