Я по совету дружка его систему сразу на себе испробовал. Не всегда, конечно, получается. Когда чувствуешь, что закипаешь и можешь сорваться в общении с начальством, то шевели пальцами ног… Психология.
– Никифор, нужна твоя помощь! – обратился ко мне Подорожник, возвратившись после совещания у командира полка.
– Какая? Работа тяжелая или нет? – спросил я, ожидая какого-то очередного подвоха.
– Да нет, не бойся. Полку дали разнарядку на солдата-Героя. Ну я, естественно, вырвал ее для батальона. Танкисты не сопротивлялись. А разведчикам я рот быстро заткнул. Представим сержанта Шлыкова, заодно и звание старшины присвоим.
– А что так? Почему его? Я бы лучше Шапкину Героя дал или Муталибову.
– Нет, я уже свое слово сказал! А слово комбата – кремень! Шлыков. Разведчик, замкомвзвода. Меня спас от смерти. Если бы не он, то кости мои уже полтора года гнили бы в сырой земле.
– Это когда было и где? – поинтересовался я.
– У-у-у, страшно вспомнить. Я только-только на должность начальника штаба приехал, как мы поперлись в зеленку возле Чарикара. А мне мой предшественник при встрече сказал: «Если выживешь в этом батальоне, значит, ты редкостный счастливчик и везунчик. По два года мало кто выдерживает! Ранят, заболеешь, убьют… Нужно попытаться куда-нибудь слинять. Постарайся вырасти по службе или найти местечко спокойное». Я посмеялся в усы, думаю: что ты каркаешь, солидности себе нагоняешь. Подумаешь, война с дикарями, бандитами средневековыми. Мы же Красная армия – «всех сильней, от тайги и до британских морей!»
Залезли в какой-то кишлак и нарвались на засаду. Я был с разведвзводом и попал в самое пекло. Взводного ранили, двух солдат сразу убило, еще три бойца рядом со мной лежат, стонут, кровью истекают. У меня патроны быстро кончились. Магазины, что в «лифчике» были, расстрелял минут за десять. А больше ничего нет. Тут выстрел из гранатомета пришелся по дувалу, осколки по сторонам с визгом полетели. Я рухнул на землю. Не зацепило… Повезло! И вдруг замечаю краем глаза – граната, ме-е-е-дленно так летит… Как во сне все происходит… Падает она в трех метрах и катится в мою сторону. Мне к ней не успеть. Нужно повернуться и подняться (упал я очень неудобно, на спину). Вокруг стены, а посередине я, трое раненых и Шлыков. Тогда он был совсем молодой боец. Шлыков прыгнул к эфке и швырнул ее обратно. Граната еще в воздухе взорвалась. Один осколок мне в сапог попал, другой – по цевью автомата пришелся. Шальной осколок солдата раненого еще раз зацепил. В спину воткнулся. А духи нас со всех сторон продолжают очередями поливать. Шлыков прикрывал меня, покуда я одного бойца вытащил. Затем за мной следом выполз и другого вынес. Под огнем еще один раненый остался. Он отстреливался и нас прикрывал. Шлыков вновь и вновь обратно возвращался, пока не выволок оставшихся убитых. После за прикрывавшим бойцом вернулся, которому пуля плечо распорола. Шлыков и его вытащил. Вот такая история. Так что я его должник.
Вместо Лонгинова прибыла долгожданная замена в лице майора Котикова. Когда мы его впервые увидели, комбат лишился дара речи и впал в прострацию. Да и было отчего загрустить. Пухленький, кругленький офицер, с шикарным брюшком – трудовым мозолем, в больших очках с толстыми стеклами на переносице, выглядел значительно старше Подорожника. Василий Иванович задумчиво закурил. Пригласил нового заместителя в кабинет и принялся расспрашивать: кто такой, откуда. Тот рассказал о себе: Василий Васильевич Котиков, приехал из самой Москвы, из Военного института, где командовал взводом военных переводчиц. Учились в основном внучки маршалов и партийных руководителей. Вуз очень престижный. Майору исполнилось в этом году тридцать восемь лет. Когда поступила разнарядка на Афганистан, то самым неблатным и единственным пехотинцем в вузе оказался Котиков. Его и сплавили.
Подорожник, слегка смущаясь, обрисовал задачи батальона, характер регулярных боевых действий…
– Вы, Василий Васильевич, должны понимать, что придется довольно трудно. Взгляните на Ростовцева! Замполит батальона, старший лейтенант, двадцать пять лет! Вот кому в горах бродить в радость и по плечу. А вам будет, вероятно, очень тяжело.
– Ну, ничего, я постараюсь не ударить лицом в грязь, – с виноватым видом ответил майор. – Уж раз прислали, что теперь поделать! Будем служить и воевать. За чужие спины прятаться не приучен.
– А возраст? Не помешает? Хватит здоровья? – продолжал гнуть свою линию Подорожник. – Тут летом жара под пятьдесят, а зимой снег в горах и минус пятнадцать. А когда с полной выкладкой переходы совершаем по двадцать– тридцать километров – это просто кошмар! Сдюжишь?
Замкомбата развел руками и ответил:
– Буду стараться. Служить никогда не отказывался!
– Ну что ж, принимайте дела! – вздохнул Подорожник и вышел из кабинета.
– Будем знакомиться? – предложил Котиков, когда за комбатом затворилась дверь.
– Будем! Никифор! – ответил я и протянул ладонь.
– А по отчеству?
– Да так же, как и по имени, – ухмыльнулся я.
– Как чудненько. Какое старинное и замечательное старорусское имя! Главное – не перепутать с Никодимом, Никитой или Нестором. И как вам тут, в этой стране? Тяжело?
– Привык… Я сюда из Туркмении приехал, там так же хреново. Поэтому предварительная адаптация уже была. А вам как?
– Ужас! Третий день плавлюсь, словно масло. Сало по заднице по ногам в ботинки стекает. Килограмма на четыре похудел. Штаны на ремне болтаются. Вот-вот свалятся.
Я с сомнением осмотрел Котикова. Процесс похудания пока что был не заметен. А майор начал дальнейшие расспросы: кто командир полка, кто командует дивизией. Я отвечал, перечисляя также фамилии начальников штабов, политработников. Когда дошел до фамилии Баринов, Васильич встрепенулся и оживился:
– Баринов?! Вот это да! Отец родной! Я с ним иду по жизни, как нитка за иголочкой! Это как бы мой наставник! Я был курсантом, а Михалыч ротным. В Германии я служил взводным, а он туда прибыл командиром полка. Теперь встречаемся в третий раз. Надо же! Вот будет встреча! Знать, такая моя судьба, служить с ним вечно!
– Василь Васильич! Может, вам к нему обратиться и сменить место службы? Пусть подыщут что-нибудь поспокойнее. По знакомству.
– Неудобно. Сам напрашиваться не буду. А что это вы, молодой человек, меня выдавливаете из коллектива, который так расхваливаете?
– Извините, Василь Васильич, но будет чертовски тяжело! Я вам искренне сочувствую. Данное предложение я сделал из лучших, гуманных побуждений.
– Вот и ладно. Больше не опекайте меня. Пойдем лучше чего-нибудь перекусим. Жиры тают, энергия иссякает. Есть хочу ужасно!
– Пойдем сейчас в нашей комнате попьем чайку, а через час отправимся обедать. Заодно место ночлега и койку покажу, вещички помогу перенести.
Мы взяли два чемодана и зашагали в модуль.
В этот день в полк приехал Барин и Севостьянов. Как обычно, вначале разнос, крик, шум, а потом раздача подарков. Командир дивизии объявил об издании приказа № 45 «О поощрении особо отличившихся командиров в деле укрепления воинской дисциплины».
– Товарищи! Мы будем награждать не только отличившихся на боевых действиях! Но и за вклад в крепкую дисциплину! Лучшим полком дивизии признан артиллерийский полк, лучшим батальоном – первый батальон вашего полка! Приказываю представить к орденам комбата, начальника штаба, заместителей по политчасти батальона и первой роты, командиров и старшин рот, командира взвода АГС и командира лучшего линейного взвода! – Офицеры хмыкнули, переглянулись, похлопали в ладоши и на этом разошлись.
– Что-то новое в нашей жизни! За боевые действия не награждать, а за обсеренные бондюры, нарисованные мухоморы на канализационных люках, истребленных мухам по столбам – ордена и медали! – восхитился Афоня, выходя из клуба.
– А ты, Александров, об орденах забудь! Кто вчера хулиганил пьяный? Кто обидел заместителя командира дивизии? – взъярился комбат.
– Это еще надо подумать, кто кого обидел! – воскликнул Александров, потирая шишку на лбу и сияя большим лиловым синяком под глазом.
– Так расскажи народу, как было дело. Хочу послушать твою интерпретацию случившегося, – сказал Подорожник. – Одну версию я сегодня утром слышал, стоя на ковре у высокого начальства. Полковник Рузских топал ногами и орал, что я распустил лейтенантов! Рассказывай!
– А ничего особенного не произошло! Посидели, выпили. Пописать захотелось. Я вышел, облегчился, возвращаюсь, никого не трогаю, иду к себе обратно тихонечко. Тороплюсь, чтобы очередной тост не пропустить. А мне дорогу какой-то маленький пенек-шпендик загородил. Идет солидно, важно! Ну, я его легонько за воротник бушлата приподнял и сказал: «Мелюзга, под ногами не мешайся, проход не загораживай!» Думал, это прапор какой-то… Он как заорет! Оборачивается и… (о боже!). Я вижу – это Рузских! Полковник подпрыгнул и ка-а-ак врезал мне кулаком в лоб. Искры из глаз. Я шагнул назад, а он подскочил, снова подпрыгнул и – бац! Мне в глаз! Пришлось ретироваться и спасаться бегством. Не убивать же полковника. Гад! Маленький, а противный. Понимает, что я большого роста, не достать. Начал скакать передо мной, как попрыгунчик. Еще дуболобом и дебоширом обозвал! Нахал…
