Столько тепла, столько личного, внутреннего было в них, а Варя, казалось, возвела стену. Я снова становилась одна, хоть мы и жили вместе. Я попросила её уехать. Она нормально к этому отнеслась. Сказала, что у неё всё равно нет своего угла, а у кого именно она живёт – у друзей или у мамы – неважно.
Вот что она написала:
я действительно не понимаю сути проблемы. Где корень вообще не понятно. и откуда она началась.
Я живу вполне счастилво и хочу , чтобы ты жила тоже
я хочу иногда по вечерам ходить гулять, пить пиво и смеяться.но в ответ я получаю другое. надо поговорить,надо обсудить,проблемы,рост личности, сценарии ..в этом всем я не хочу копаться, потому что анализируя постоянно одни и те же проблемы я не могу найти из них выход.
мне больше нравится заниматься чем-то и даже если и есть какие-то проблемы иногда на них не стоит обращать внимания и они решатся и уйдут сами.
я действительно не понимаю к чему все эти тяжелые мозговые атаки.
неужели тебе было плохо,когда мы пили пиво в последний раз?
почему все не может быть так?
я действительно больше не готова разговаривать на темы,касающиеся психологии.
если ты хочешь пойти со мной-пойдем, нет – я не смогу заставить тебя выйти из твоего мира.
выбор все равно делаешь ты.
насчет квартиры – предложила ты, а я лишь повторно озвучила твое предложение.
для меня смена квартир не решает проблемы отсутствия своего угла.
мне с этим самой справляться. и я надеюсь,что в скором будущем эту проблему я решу.
а тебе я никогда не желала ничего плохого и хочу чтобы ты перестала имитировать деятельность и анализировать и перечитывать свои дневники..а начала жить.пусть и с проблемами..
смеяться и делать
вот.
мне кажется мое письмо вызовет бурю отрицательных эмоций у тебя, и, может, можно было написать поумнее,но у меня не получилось значит.
Но у меня не было бури отрицательных эмоций. Я была рада, что Варя хоть начала со мной разговаривать. Да, не клеилось у нас в последнее время. Да, Варя уехала.
Снова стало одиноко.
Но уже не так одиноко.
Я снова осталась одна.
Но уже не так одна, как раньше.
И я не поняла тогда Варю. Плохо поняла. Я всё так же писала и читала свои дневники, убирала квартиру и имитировала деятельность.
А потом я взяла телефон и позвонила Косте,тому, с Соловков двухлетней давности, и сказала ему:
– Слушай, ты помнишь, ты сказал, что в жизни у тебя было время, когда ты ничего не делал, снимал квартиру и только смотрел фильмы целыми днями?
– Помню.
– А как ты вышел из этого периода?
Он помолчал. Ещё помолчал. А потом сказал:
– Долго объяснять. Я сегодня с друзьями выбираюсь в центр. Приходи. В Арт-кафе.
– Но я же никого, кроме тебя не знаю, я буду лишней.
– Не будешь. К восьми.
Я поехала на встречу с Костей, который был мне знакомым, и его друзьями, которых вообще не знала. Они, конечно, странно на меня смотрели поначалу. Я была лет на 5-8 младше всех. А то и на все 10… Потом мы выпили, поехали в Мастерскую, танцевали, пили текила бум, нас били битами по каске, а шампанское било в ноздри.
– Слушай, Кость, где ты с такой девушкой познакомился? – спрашивали Костю друзья.
– Ну, я, помните, ездил на Соловки…
– Кость, – перебивала я, – как же скучно. Скажи, что я спасла тебя от акулы. Или что ты думал подобрать проститутку на обочине, а оказалась не проститутка.
Костя почувствовал себя самым унылым человеком на вечеринке. Я мимоходом соблазнила какого-то испанца, не специально. Я старалась держаться за Костю, но проснулась я с одним из его друзей на квартире других его друзей. Я собралась, оделась и поехала домой.
Дома я как раз в очередной раз убирала квартиру, разбирала Мамину комнату, коробки с её вещами и одеждой… Комнату заливало солнце. Я села прямо на наш бывший обеденный стол и закурила прямо в комнате.
Я… Вдруг… Почувствовала себя… Счастливой…
Счастливой.
Я почувствовала, что я жива. И Счастлива.
Я после этого плакала, и много раз. И вспоминала Маму, много, много раз, но я начала Жить.
Я и раньше напивалась. Я и раньше трахалась. Я не знаю, как это работает. Я раньше веселилась? Это произошло этой ночью или тысячи маленьких шажков были сделаны? Это тепло и участие Кости? Или люди тысячи раз обошлись со мной тепло и душевно с тех пор, как все отвернулись от меня?
Звучит, как кино, а не как реальность, но я нашла прекрасную работу в течение недели.
Мы поговорим и помиримся с Женей, она объяснит себя и попросит прощения, но еще до этого мы снова станем лучшими подругами. Мы по-прежнему тепло общаемся с папой. И впереди меня ждёт столько счастья, сколько мало кому выпадает.
Но вопросы, заданные мной, так и не были отвечены. Мне по-прежнему не хватает Мамы, иногда – остро. Я могу говорить о Ней и о том, что произошло. Но сейчас это больше о Ней, а не обо мне. Не горечь и боль моей потери, а горечь от того, что Её жизнь оказалась такой короткой, боль от того, что Она чувствовала, когда умирала, тоска по Её улыбке, Её голосу, по тому, какой Она была.
Мама – это больше, чем человек, больше, чем женщина. Мама – это всё тепло, которое я встречу в жизни, и от неё же максимум боли, которую я испытывала. Мама – это то, как я буду любить и как я люблю. И столько страданий, от неё же. Мама – это вся моя жизнь, не только в младенчестве, Мама формирует, она и является тем миром, в котором я живу всю оставшуюся жизнь. Мама – это сама жизнь. И смерть.
Я знаю, что каждый день по-прежнему удаляет меня от Мамы, но каждый день и приближает меня к Ней.