На следующее утро дежурная машина управления ФСБ по Воронежской области ждала их на служебной стоянке привокзальной площади, а через двадцать минут они были в кабинете начальника отдела контрразведывательных операций полковника Игоря Горемыкина. Судя по его напряженному лицу, от внезапного приезда оперативной группы военных контрразведчиков он не ждал ничего хорошего. Ее полномочия, подкрепленные шифровкой, подписанной заместителем директора ФСБ, были чуть ли ни диктаторскими.
Гольцев не стал напирать на это и надувать щеки — задетое честолюбие Горемыкина могло только помешать делу, и намеренно уйдя от обсуждения результатов предыдущей проверки Литвина, предложил сосредоточиться на плане предстоящей работы. Это сняло напряжение, витавшее в воздухе. Горемыкин приободрился, вызвал секретаря и распорядился приготовить кофе. Вскоре его ароматный запах растопил последние остатки холодка, и разговор перешел в деловое русло.
Технический вопрос: какие связи Литвина и родственников жены взять в проверку? — не вызвал спора, их круг был быстро очерчен. Трудность заключалась в другом: как из них вытащить информацию о том, где Литвин находился в те дни, когда Гастролер искал в Киеве выход на американскую разведку? Здесь требовались особая деликатность и осторожность, любая ошибка могла дорого обойтись. И пока подчиненные Горемыкина прорабатывали этот вопрос, Гольцев со своей группой разместились в кабинете его заместителя и приступили к работе.
Байдин засел за компьютер — электронные мозги должны были помочь переваривать те потоки информации, которые оперативники Горемыкина через несколько часов могли обрушить на них. Салтовский проверил кофеварку, затем сбегал в столовую и прикупил кофе со сгущенкой. Гольцев, доложив Сердюку о начале работы, разложил на столе большой лист бумаги и принялся вычерчивать аналитическую схему, в центре которой пока находились Литвин и родственники его жены.
Ждать первых сообщений Гольцеву долго не пришлось. Первым о себе напомнил Горемыкин. Его вид говорил о том, что рассчитывать на быстрый и легкий успех не стоит. В сводке телефонных переговоров звонки из Киева на квартиру тещи Литвина отсутствовали. Всего с 17 по 26 декабря набралось пятнадцать междугородних разговоров. Два из них заинтересовали Гольцева — по времени они совпадали с выходом Гастролера на резидентуру ЦРУ. Этот на первый взгляд незначительный факт пока лишь косвенно свидетельствовал в пользу шпионской версии, но для ее подкрепления требовались более весомые доказательства.
Вечером оперативная группа в полном составе собралась в кабинете Горемыкина. Список из пяти кандидатов с предложениями Байдина, как с ними строить беседу, лежал на столе. Взвесив все «за» и «против», Гольцев остановился на троих. Пенсионеры Баулины были на дружеской ноге с родителями жены Литвина. Бывший майор-пограничник, судя по собранной на него информации, не потерял прежней хватки. Две другие кандидатуры — участкового милиционера и первой сплетницы во дворе, бабки Верки, — оставили про запас.
На следующее утро Салтовский и старший оперуполномоченный отдела контрразведывательных операций майор Михаил Дружинин отправились в частное охранное предприятие «Защита», где Баулин работал начальником дежурной смены. Он оказался на месте и был один в кабинете. Несмотря на свои пятьдесят четыре года, бывший пограничник смотрелся бодрячком, энергично пожав руки, предложил присесть на единственный в кабинете диван и наметанным взглядом прошелся по посетителям. Им не пришлось представляться, за них это сделал он.
— Из милиции?.. Э-э, нет Из ФСБ! — предположил Баулин.
— Да! А на нас что, написано? — удивился Дружинин.
— Капитан, прошу прощения, наверно, майор, тут удивляться нечему, с мое послужишь и не такому научишься, — усмехнулся в густые усы бывший пограничник.
— С майором и организацией вы, Василий Федорович, не ошиблись, — подтвердил Дружинин и представился: — Михаил!
— Виктор. Военная контрразведка. Москва, — назвал себя Салтовский.
— О! Особист! — в голосе Баулина зазвучали уважительные нотки.
— Это раньше были особисты, а сегодня сотрудники органов безопасности в войсках, — поправил Виктор.
— Особист, или, как ты там говоришь, сотрудник в войсках. Главное, чтобы вы с армией страну не проспали. Ты только посмотри, что этот ненормальный Буш вытворяет! В Ираке людей ни за что гробит. А Украина? Черти че там творит. И еще этого психа, грузина, на нас науськивает. Я так скажу: зарвался подлец, пора по рукам дать! А кроме вас и армии ответить больше некому. На этих «новых русских» нет надежды, чуть что, так первые с чемоданами за границу рванут!
— Не волнуйтесь, Василий Федорович, военная контрразведка не спит, а в армии порядок, как на границе! — заверил Салтовский.
— Надеюсь, что так, — и в голосе пограничника зазвучали ностальгические нотки: — С вашими ребятами, особистами, мы плотно работали, знали, что творится в соседнем афганском кишлаке и в каком дворе чья собака лает.
— Сегодня тоже все вопросы решаем вместе.
— Дай-то бог, чтобы так и дальше было, — пожелал Баулин и, пытливо посмотрев на офицеров, спросил: — Я так понимаю, пришли вы не за воспоминаниями?
— Совершенно верно. Есть один серьезный разговор, Василий Федорович, — перешел к делу Дружинин.
— Говоришь, серьезный? — Баулин бросил выразительный взгляд на потолок и предложил: — Пошли, покурим, там и потолкуем.
— Может, в кафе, — сделал встречное предложение Виктор.
— С удовольствием, но в следующий раз — я на службе.
Вслед за Баулиным они вышли во внутренний дворик. Он присел на лавку, неторопливо достал из кармана пачку «Беломора», вытащил папиросу и, помяв в крепких пальцах, закурил. Виктор и Михаил не спешили с вопросами, судя по тому психологическому портрету, что подготовил Байдин, основательный и неспешный во всем бывший майор-пограничник не любил суеты. После нескольких затяжек, отбросив в сторону дипломатические заходы, он заявил:
— Я так понимаю, что по пустякам из Москвы не приезжают, и потому спрашивайте прямо. Что знаю, то скажу, и чем смогу, тем помогу!
— Василий Федорович, что вы можете сказать про Ореста Литвина? — решил не ходить вокруг да около Виктор.
— Ореста? Литвина? — Баулин задумался, а затем заговорил рублеными фразами: — Близко не знаю, редко здесь бывает. Семья как семья. Мужик головастый, дураков в академии держать не станут. В разговоры особые не лез. По характеру спокойный, но с гонорком. Деньги? А кому их сейчас хватает? Подозрительного за ним ничего не заметил. Что еще сказать, даже не знаю, вы лучше задавайте вопросы.
— Хорошо! — согласился Салтовский и спросил: — С 17 по 26 декабря прошлого года он все время находился в Воронеже?
— Находился, но когда, точно не скажу. То, что был с женой и детьми, так это точно, — подтвердил Баулин.
— А на Украину он ездил?
— На Украину? Знаю, мать у него там живет — то ли в Кременчуге, то ли в Чернигове. А вот ездил ли он к ней — про то не слышал. Светлана и дети вроде все время в городе были.
— Василий Федорович, а Литвин сам не мог съездить? — уточнил Михаил.
— Вот чего не знаю, того не знаю.
— Жаль! — не мог скрыть досады Виктор.
— А в другие места? — допытываться Михаил.
— Другие? — и Баулин задумался.
От его ответа зависело многое, если не все. Сосед по квартире, бывший пограничник, соображавший, что к чему в контрразведке и разведке, являлся самым ценным из трех свидетелей. И когда Баулин заговорил, то первые фразы пробудили у Виктора и Михаила угасшую было надежду.
— Точного дня не назову, — силился вспомнить Баулин, — но где-то в это время Орест ездил в Лиски.
— Лиски? А это где? — оживился Виктор.
— Недалеко, сотня километров отсюда, — пояснил Михаил.
— К кому? — очередной вопрос Салтовского не вызвал затруднений у бывшего пограничника.
— К дядьке жены, — назвал он.
— Зачем?
— То ли на охоту, то ли на рыбалку.
— Охоту? Но он не охотник! — удивился Виктор.
— Наверно, на рыбалку. Разговор у меня был со Светланой и прошел вскользь.
— А она ездила?
— Нет! Потом мне жаловалась, что со своей рыбалкой Орест забыл про семью.
— А когда, когда это было? — торопил Виктор.
— Если бы я знал, ребята, то запомнил, — сожалел Баулин.
— Василий Федорович, а как Литвин себя вел, когда вернулся из Лисок? — спросил Дружинин.
— Обыкновенно.
— А какие-нибудь странности вам не резанули глаз?
— Странности? Если и были, то разве вспомнишь, столько прошло времени… — посетовал Баулин.
— Василий Федорович, а что-нибудь подозрительное в поведении Литвина вы не заметили? — допытывался Салтовский.
