и малой берцовых костей взрываются. Вспышка обжигающего света прижигает рану. Женщина кричит и падает на пол, ее ступня оторвана. Нога дымится. Спущенные с поводка куоны валят женщину на спину. Одна гончая вцепляется ей в бедро, вторая хватает за запястье, и они ждут дальнейших команд. Псарь смотрит на старуху-золотую. Та отдает команду сама.
– Йокаи. – Золотая смотрит на самую большую из гончих. – Хакаисуру.
Та бросается на жертву со скоростью пули, и лицо синей исчезает в ее пасти.
– Стойте! – кричу я, пытаясь встать.
Ботинок со стальным носом лишает меня эмпатии.
Прихожу в себя, щекой в лужице собственной слюны, и вижу мир сбоку. Ботинок все еще давит на мою голову. Тошнота окутывает меня горячим коконом.
Справа от меня плачут спасенные нами низшие цвета. Две гончие все еще нависают над женщиной-синей, рыча и щелкая челюстями. Они пожирают ее кости, хрупкие из-за того, что юные годы та провела в условиях низкой гравитации. Я заставляю себя смотреть и видеть, к чему привели мои ошибки.
Кассий, лежащий на полу неподалеку, не сводит с меня глаз. Его лицо неузнаваемо, но холодный взгляд придает мне сил. Терпение, говорит этот взгляд. Я сосредоточиваюсь на дыхании, на самоконтроле, пусть хаос бушует вокруг.
Скучающая молодая золотая с худым бледным лицом стоит, поставив ногу на голову Кассия. Ее гаста, длинный меч, нависает над ним, готовый в любую секунду вонзиться в спинной мозг. Рядом со мной дрожит от страха Пита, слушая, как чавкают гончие.
– Не будь такой сентиментальной, гахья, – говорит эта женщина Пите, вздергивая ее голову за волосы так, что той приходится смотреть на куонов. – Это всего лишь углерод.
Я украдкой кидаю взгляд на «Архи».
Они затащили наш корабль в большой ангар с импульсным щитом, запечатывающим выход в космос. Мы лежим перед нашим домом, окруженные нобилями, чьи лица отмечены шрамом. Они высоки и суровы. Из-за низкой гравитации у них удлиненные тела. Их лица и руки белы, поскольку давно не видели солнца, но ладони мозолисты и щеки обветрены, поскольку на вулканических равнинах и над океанами далеких лун царят суровые стихии. На ауреях свободные плащи цвета бури. Исходящее от золотых вековое высокомерие словно вытесняет воздух из помещения. Легионеры-серые вместе с техниками-оранжевыми осматривают наш корабль снаружи. Каждого пленника охраняют несколько черных рабов-рыцарей. Не свободные цвета республики, а рабы имперской системы, которым основательно промыли мозги. Теперь они уверены, что служат богам. Рыцари одеты в плащи с племенными знаками, носят секиры и тонкие ошейники из того же серого металла, что и браслет у меня на лодыжке. Вокруг копошится еще около полудюжины других цветов – механики и служба поддержки. Это все равно что наблюдать за муравейником.
Такой согласованной эффективности я никогда прежде не видел, даже когда следил за подготовкой Луны к ее осаде восставшими. Старуха-золотая наклоняется над Кассием и заглядывает ему в глаза. Ответный яростный взгляд ей не нравится. Она оставляет Кассия и поворачивается ко мне.
– Молодой… – хрипло произносит она.
Она стоит и смотрит, как черный охранник хватает меня за волосы и заставляет встать на колени. На ее огрубевшем морщинистом лице поблескивают жестокие глаза цвета горькой серы. Губы напоминают два куска сброшенной змеиной шкуры. Когда она начинает говорить, видны мелкие зубы и усохшие десны.
– Вы шатались возле наших границ, гахья. Зачем?
– Мы торговцы, – отвечаю я без особого достоинства, но смотрю ей в глаза, надеясь заслужить хоть немного уважения своей явной смелостью.
– Почему?
– Появились аскоманы…
– Что вы делали в Пропасти?
Я не позволяю себе брякнуть первое, что приходит в голову. Это будет ответ, продиктованный страхом. Вдруг память уводит меня в комнату цитадели, где много лет назад я прислушивался, как отец, сидя рядом со мной и читая, что-то шепчет себе под нос. Чувствую горьковатый аромат отцовского чая и вспоминаю, как похрустывали страницы из целлюлозы, когда я их переворачивал…
– Мы… искали убежища, – говорю я, вернувшись в ангар к старухе.
– Убежища? – пережевывает это слово золотая.
– Согласно статье тринадцатой, пункту С устава, «любой полноправный аурей, гражданин Сообщества, чья жизнь и собственность находятся под угрозой, может воспользоваться правом проникновения в правительственное, частное или военное пространство в поисках убежища от пиратов и незаконных элементов».
Это дословная цитата из выученного наизусть устава Сообщества – в детстве у меня был собственный экземпляр небольшого формата. Я смотрю в мертвые глаза золотой, пытаясь установить контакт, и продолжаю гнуть свое:
– Возможно, в центре отвергли порядок, но я полагал, что окраина все еще соблюдает законы наших предков. Я ошибаюсь?
Ее лицо – пустыня. Никаких эмоций. Никакой жизни в сухих руслах и скалах. Лишь бесплодное предзнаменование беды. Не моргая, продолжая смотреть мне в глаза, она подносит скрюченный большой палец к моему правому глазному яблоку и медленно надавливает на него. Я отшатываюсь, пораженный и напуганный скорее небрежностью, какой-то привычностью этого акта насилия, чем сопряженной с ним болью. Старуха надавливает сильнее, удерживая мою голову другой рукой. Я дергаюсь. Капилляры лопаются, ткань продавливается внутрь, ноготь врезается в нее.
– Вы шпионы.
– Мы не… – задыхаюсь я.
– Кто вам заплатил, чтобы вы пересекли Пропасть? На вашем корабле есть аппаратура наблюдения? Твое имя? Твое задание? Вот вопросы, на которые ты ответишь.
– Венатор! – кричит с трапа какой-то серый. – Она здесь!
Старуха убирает палец с моего глаза, и я судорожно перевожу дыхание, когда боль отступает. Даже в затуманенном страхом и болью сознании отпечатывается обращение «венатор». Очевидно, эта женщина – своего рода элитное полицейское подразделение. Старуха поворачивает индюшачью шею, чтобы взглянуть на серого, и хрипит:
– Она?.. Она на этом корабле?
– Да, венатор. Она в их медотсеке. Тяжело ранена.
– Наконец-то. Носитель информации у нее?
– Я не знаю.
– Выясни. – Она произносит в свой датапад: – Нарушить радиомолчание. Отправить прямое сообщение субквестору Марию. Передайте ему, что некий маленький плоский камень у нас и мы просим инструкций. – Старуха оборачивается к стоящему позади нее нобилю: – Рыцарь Бури со своей эскадрой вернулся?
Известный мне Рыцарь Бури мертв – убит самим Жнецом над Большим Барьерным рифом на Земле. Должно быть, тут набрали новых рыцарей-олимпийцев. Ауреи окраины вдруг кажутся мне такими старомодными в своем стремлении воспроизвести былое величие. И все же в душе я как мальчишка радуюсь, что этот орден еще существует.
– Они как раз швартуются, венатор.
– Их можно задержать? – тихо спрашивает старуха.
– Он уже покинул кабину. Будет здесь через несколько минут.
Старуха кривится:
– Найди его. Скажи, что его сестра здесь, пока он не узнал об этом от кого-то другого. И вызови бригаду
