— Голова все еще кружится? — Целитель пристально вглядывался в ее лицо, не сводил взгляда.
— Немного, но мне уже намного лучше. — Она тепло улыбнулась.
Я хорошо помнила эту улыбку. Точно такие же, ясные, заразительные, мама дарила нашим соседям, всему Боргу. Ее все любили. Просто не могли не любить — столько в ней было света, тепла и доброты.
— У вас сильное истощение, норра Селланд, — машинально огладив бороду, проговорил лекарь. — Потребуется время, чтобы восстановиться, но, обещаю, со своей стороны сделаю все возможное, чтобы к вам как можно скорее вернулись силы.
— Они уже ко мне возвращаются. — Мама перевела взгляд на меня, и от ее улыбки в груди словно зажглось маленькое солнце. — Видеть мою дочь, мою девочку… Нет лучшего лекарства. — Она протянула ко мне руку, и я, пересев поближе, сжала тонкую, почти невесомую кисть, а потом прижалась к ней губами. — Ливи, а где Иштван? — спросила мама тихо. — Фабиан?
Зеленые глаза заблестели от подступающих слез, и я поспешила сказать:
— Фабиан еще не знает, что мы нашли тебя. Но с ним все хорошо! Все… хорошо, — повторила тише и увидела, как мама облегченно выдохнула. — А папа…
Как бы ни было тяжело рассказывать о его смерти — пришлось. Мама слушала, не перебивая. Держалась. Только несколько слезинок скользнули по бледным щекам, но она все равно постаралась улыбнуться и, когда я замолчала, тихо произнесла:
— Я уже и не ждала и не надеялась, что когда-нибудь снова вас увижу. Это чудо, Ливи. Чудо, что мы снова вместе.
— Теперь только так и будет, — с жаром заверила я. — Теперь мы будем вместе всегда! Ты, я, Фабиан.
Лекарь коснулся моего плеча:
— Норре Селланд нужен отдых. Ей нужно поспать…
Я не шелохнулась, не желая ее оставлять.
— Все в порядке, норд Каэтан, — сказала мама.
Кажется, от ее улыбки целитель смутился.
— Сейчас мне нужны только мои дети. Они мое лекарство и исцеление. Позовите, пожалуйста, моего сына. Я хочу его видеть.
Придворный врачеватель сдался без боя, словно завороженный ее голосом. Я и сама вслушивалась в него с восторгом, с какой-то детской радостью и благоговением. Вслушивалась и продолжала держать маму за руку, а она продолжала смотреть на меня и улыбаться.
Вскоре двери распахнулись снова, и в спальню, взволнованный и растрепанный, влетел Фабиан.
Магическое кресло зависло в нескольких шагах от кровати.
— Мама? — взволнованно выдохнул брат.
Когда Снежный ее забрал, Фабиану не было и месяца. Он совсем ее не помнил… точнее, совсем не знал, и сейчас смотрел на нее глазами, полными надежды и удивления.
— Фабиан! — Несмотря на слабость и наказы Каэтана, мама в одно мгновение оказалась на ногах. Пошатнулась, но устояла, после чего мягко опустилась перед креслом брата. — Мальчик мой…
Ее взгляд скользнул по неподвижным ногам Фабиана, накрытым пледом, и брат уверенно сказал:
— Норд Каэтан со мной занимается и очень скоро поставит на ноги. Вот увидишь! Я стараюсь, очень стараюсь. Правда! Я обязательно скоро тебя порадую!
Маме пришлось приложить немало усилий, чтобы справиться с набегающими слезами. Нам обеим. Я рассказала о трагедии, случившейся на горке, а Фабиан, не желая задерживать ее внимание на прошлом, стал хвастаться своими успехами. Мама слушала внимательно, то хмурясь, то улыбаясь.
И с нежностью смотрела на нас с братом.
А я не могла отвести от нее взгляда, и любовалась, любовалась, любовалась. Внешне она вроде и изменилась (все-таки прошло десять лет, и явно не самых простых в ее жизни), но в то же время осталась прежней. Тот же взгляд, та же улыбка. Тот же тихий, ласковый голос, под который я, убаюканная, засыпала ночами.
Ближе к вечеру пришла Дорота. Постучалась осторожно, а переступив порог и поставив на стол поднос с едой, замерла посреди комнаты, не решаясь к нам подойти. Стояла с таким видом, будто привидение увидела.
Мама первой нарушила повисшую тишину:
— Дорота, милая… Не знаю, смогу ли я когда-нибудь отблагодарить тебя за заботу о детях. Без тебя им бы пришлось совсем тяжело. Твоя любовь и поддержка бесценна.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Да какая там поддержка, госпожа, — сбросила оцепенение кухарка и смущенно сказала: — Это скорее они всегда меня поддерживали. И маленький Фабиан, и Ливи для меня как родные. И даже больше! Они моя семья.
Робко улыбнувшись, Дорота приблизилась к кровати. Мама крепко ее обняла, украдкой прошептав:
— Спасибо, родная.
Не знаю, сколько прошло времени — за разговорами оно летело незаметно, — но когда вернулся лекарь, глаза у мамы слипались, а за окнами уже давно рассыпался звездами ясный, холодный вечер.
— А вот теперь я точно буду вынужден настоять на отдыхе, — приняв строгий вид, проговорил целитель. — Уже поздно, и норре Селланд необходим сон. А вы, молодой человек, — перевел он не менее строгий взгляд на Фабиана, — пропустили занятие.
— Но я ведь был с мамой!
— На первый раз прощаю, — смилостивился Каэтан.
Помог мне пересадить брата в кресло, после чего одарил меня взглядом, долгим и многозначительным, ясно говорящим: вам, нэри Селланд, пора выметаться. И как бы мне ни хотелось остаться с мамой, пришлось послушаться. Поцеловав ее, я пообещала, что завтра, как только проснусь, сразу к ней приду.
— Завтра я от тебя ни на шаг не отойду.
Мама ласково улыбнулась:
— Не бойся, Ливи, я больше никуда не пропаду. Теперь не пропаду.
Со вздохом отстранилась и нехотя последовала за Доротой и братом к выходу. Мы столько еще друг другу не рассказали, о стольком не узнали. Мама старалась избегать разговоров о времени, проведенном у Родуэлла, о своем пленении… да о многом! А я при Фабиане не решилась настаивать, понимая, что о некоторых вещах десятилетнему ребенку лучше не знать.
— До сих пор не могу поверить! — воскликнул брат, когда мы оказались у него в комнате. — Мама жива! Она здесь, с нами. Лив, Ливи, я никогда так не радовался!
Я взъерошила каштановые пряди брата и, приобняв его, прошептала:
— Я тоже очень рада. Счастлива!
— Но почему ты ничего мне не сказала? — Брат слегка насупился.
— Потому что не хотела, чтобы ты переживал.
— Продолжаешь обращаться со мной, как с ребенком?
— Так ты и есть ребенок! — рассмеялась я, после чего легонько щелкнула его по носу и предложила: — Поужинаем вместе?
— А как же его величество?
— Что — величество? — удивилась наигранно.
— В последнее время ты ужинаешь с ним.
— Иногда, — как можно безразличнее пожала плечами.
— Да постоянно! — весело возразил Фабиан.
Мне хотелось увидеть Снежного, расспросить об эрцгерцоге, о том, что будет ждать мерзавца за похищение. Хотелось поблагодарить и… просто увидеть. Но Хьяртан меня не звал, а идти к нему сама я не решалась.
— Иногда мы допоздна занимаемся, отсюда и совместные ужины, — чувствуя, что щеки начинают гореть, как могла оправдалась я и попросила служанку принести еду в комнату брата.
После ужина еще немного посидела с Фабианом и, только когда он начал зевать, пожелала ему доброй ночи и отправилась к себе.
Но до себя так и не дошла. Желание увидеть его, спросить, что было после того, как мы расстались, просто услышать его голос оказалось сильнее любых доводов разума.
— Я немного прогуляюсь, — сказала стражнику, что следовал за мной по пятам, и решительно зашагала к лестнице.
Наверное, я идиотка, и даже не пытаюсь над собой работать. Влюбилась по уши и ничего с этим не делаю. Потакаю своим чувствам, но по-другому…
По-другому уже просто не получалось.
Поднявшись этажом выше, я ускорила шаг, представляя, как совсем скоро снова буду ощущать на себе его взгляд. Жарче любого огня… К счастью, полумрак скрадывал румянец на горящих щеках, лихорадочный блеск в глазах, иначе бы придворные решили, что нэри Селланд заболела.
Впрочем, так оно и было. У меня была самая настоящая любовная лихорадка. Можно сколько угодно себя обманывать, но правда от этого не перестанет быть правдой: Ливия Селланд нуждается в его снежном величестве еще больше, чем он в ней.
