глаз с задержанного, потребовал: — Ну давай выкладывай, шо ты за птица!
Задержанный с улыбкой заметил:
— Я не птица. Я по грешной земле хожу.
— С твоими грехами разберутся где надо! Говори, хто ты такой! — в голосе капитана зазвучала неприкрытая угроза.
— Не заводись, капитан. Пусть твои орлы отведут меня в Особый отдел, — предложил задержанный.
— А я чем тебя не устраиваю?
— Устраиваешь, капитан, но мне нужен особист, а лучше начальник.
— Ах, начальника тебе подавай?! — завелся капитан и потребовал: — Марков, обыщи его!
— Не надо! Я сам! — задержанный достал документ из кармана плаща и положил на стол.
Комендант посветил керосиновой лампой, в следующее мгновение его глаза полезли на лоб, и воскликнул:
— Так тут же по-немецки написано?!
— И что? — спокойно ответил задержанный.
— Та-а-ак ты чо, фриц?!
— Нет, русский! Вызывай особиста, капитан! Это важно! У меня нет времени, — начал терять терпение задержанный. — Важно?! Ты…Черте-чо творится! Фриц мной командует?! Третий год воюю, но такого еще не бачил, — бормоча под нос, капитан снял трубку полевого телефона и принялся крутить ручку.
В комнате какое-то время были слышны прерывистое дыхание и треск в мембране, затем последовал громкий щелчок, и из трубки прозвучал бодрый голос.
— Здорово, Георгич! Как говорится, кому не спится в ночь глухую: часовому, разведчику и…
— Петрович, мне не до шуток, тем более уже утро. Понимаешь, тут такая чертовщина, шо… — не знал, с чего начать комендант.
— Говори как есть! Чо рассусоливать! — поторопил Петрович.
— Мои хлопцы задержали то ли шпиона, то ли… короче, он из абвера.
— Да ну?! — удивился Петрович, и в его голосе появился металл: — А почему сразу не доложил?!
— Вот и докладываю! Только что взяли, еще тепленький! — прихвастнул комендант.
— Отлично! Молодец! — пророкотало в трубке.
— Капитан, ты чо несешь? Какой еще тепленький? Я сам пришел! — возмутился задержанный и подался к телефону. — Стоять! Стоять! — сорвался на крик комендант и выхватил пистолет из кобуры.
— Не дури! Перестань трясти пушкой!
— Чо?
— Дай я поговорю! — потребовал задержанный.
— Я тебе щас поговорю! Ты у меня щас соловьем запоешь! — потрясал пистолетом комендант.
— Какой на хрен соловей! Георгич, ты чо несешь?! Уже с утра водкой заправился? — наливался гневом голос в трубке.
— Та это не тебе, Петрович! Он, гад, тут права качает. Я его сейчас…
— Отставить! Немедленно и живого доставить его ко мне! — перебил Петрович.
Комендант, поиграв желваками на скулах, распахнул окно и окликнул:
— Эй, дежурный! Бегом ко мне!
Прошла секунда, другая, из коридора донесся топот ног, дверь распахнулась, в комнату влетел сержант, стрельнул взглядом по задержанному и остановил на коменданте. Тот опустил пистолет в кобуру, поправил прядь волос, кивнул на задержанного и распорядился:
— Козлов, пойдешь со мной, отведем этого фрукта в Смерш. Держи его на мушке! Если чо, стреляем на поражение? Все ясно?
— Так точно, товарищ капитан! Есть! — принял к исполнению сержант, вскинул автомат и гаркнул: — Топай вперед, фрукт!
Задержанный нагнул голову, чтобы не удариться о косяк, и вышел во двор. Комендант и дежурный по комендатуре повели его к сотруднику военной контрразведки, прошли через всю деревню, в конце улицы свернули к неприметному дому, затерявшемуся в глубине сада. У калитки дорогу им преградил часовой. Капитан назвал пароль, тот отступил в сторону, они поднялись на крыльцо. Часовой и Козлов остались караулить у двери, комендант вместе с задержанным прошли в дом. Обстановка в нем мало чем отличалась от той, что была у армейских офицеров, ее составляли деревянный топчан, шкаф, колченогий стол и несколько табуреток. На шум шагов из соседней комнаты выглянул лейтенант и, поздоровавшись, скрылся за ширмой. Минуло мгновение, другое, заправляя на ходу гимнастерку, лейтенант возвратился в комнату, стрельнул цепким взглядом по задержанному, задержал на коменданте и предложил:
— Садись, Георгич!
— Спасибо, Петрович, сесть я всегда успею, за вами не заржавеет, лучше присяду, — буркнул капитан, занял свободный табурет и положил на стол удостоверение задержанного.
Лейтенант внимательно осмотрел документ, перевел взгляд на задержанного и, хмыкнув, заметил:
— Ну наконец у вас в абвере научились клепать хорошую «липу», так сразу и не заметишь.
— Не у нас, а у них, там тоже не дураки работают! — сохранял невозмутимый вид задержанный.
Лейтенант нахмурился и отрезал:
— Хватит тут умничать! Говори, что у тебя за дело к офицеру контрразведки?
— Важное, товарищ лейтенант. Дай нож!
— Чег-о?! Какой еще нож?! — опешил лейтенант.
— Теперь ты видишь, Петрович, он же… — у коменданта больше не нашлось слов.
— Да вы не бойтесь, ребята, резать вас не стану, — с улыбкой произнес задержанный.
— Слушай, не знаю, кто ты такой, но давай не борзей! — осадил его лейтенант и, помявшись, все-таки достал кухонный нож из шкафа и положил на стол.
Все это время комендант не спускал глаз с задержанного и, когда нож оказался в его руках, расстегнул кобуру. В наступившей звенящей тишине было слышно, как за печкой потрескивал сверчок, а за окном шелестела листва. Порыв ветра, налетевший с реки, ворвался в комнату через распахнутую форточку, нырнул в поддувало и утробным воем отозвался в печной трубе. Лейтенант с возрастающим интересом наблюдал за действиями задержанного. Тот снял плащ, ножом вспорол подкладку и затем встряхнул.
На стол с тихим шелестом посыпались фотографии в форме бойцов и младших командиров Красной армии, бланки служебных документов с печатями и штампами, на них бросались в глаза лиловые и фиолетовые свастики с хищными орлами. За одно мгновение на лице контрразведчика сменилась целая гамма чувств, его изумленный взгляд метался между задержанным и документами. Такого за время службы лейтенанту Ивонину не приходилось еще видеть. Опытный профессионал, он понял все без слов, перед ним лежала бесценная картотека из фотографий и анкет нескольких десятков вражеских агентов. Это была неслыханная удача, выпавшая на долю «окопного» фронтового контрразведчика.
Последняя фотография, как поздний осенний листок, легла на горку документов. Ивонин склонился над фашистским архивом, покачивал головой, а с его губ срывалось:
— Вот
