В тесном кабинете его, залепленном обложками, сидели трое парней. Они с любопытством глянули на Волкова, предложили сесть и сказали, что Сергей у главного, скоро будет.
Некоторое время все молчали, потом один из парней решительно встал и шагнул к Волкову, протягивая руку:
— Давайте знакомиться, мы знаем о вас, Сергей сказал, меня зовут Бронислав, а фамилия Ларионов. Мы все — художники. Ваш друг Сергей — поилец и кормилец, работу нам дает, отец родной…
Волков пожал художникам руки, и тут дверь распахнулась, ворвался Сергей, обнял Волкова, и они расцеловались.
— Броня, дверь! — сказал Сергей. — А ты, Максимыч, давай…
Грузный Максимыч не спеша поднялся со стула, согнувшись, переваливаясь на удивительно кривых ногах, выволок из-под стола пузатый портфель, щелкнул замками и принялся вытаскивать пиво, полбуханки ржаного хлеба, две бутылки «Кубанской», колбасу и промасленный пакет с пирожками.
Тем временем высокий усатый парень достал из шкафа стаканы.
— Мои друзья, — сказал Сергей, — работаем вместе… Делаем журналу красиво. Давайте за встречу.
— Значит, без отрыва от производства? — усмехнулся капитан.
Парни быстро покончили с водкой — две бутылки на четверых! — убрали пустые бутылки, оставили стаканы и пиво.
— Броня, дверь! — скомандовал Сергей. — А пиво пойдет легально, против пива начальство не возражает. Ну давай рассказывай, старик…
Ребятам, видно, тоже хотелось послушать морские байки, но решили не мешать двум старым друзьям и один за другим покинули кабинет.
— А что говорить? — сказал Волков. — Вот пришел с Лабрадора, сто двадцать суток и еще четыре дня гонялся за треской. Любишь тресковую печень, Серега? У меня есть в чемодане, надо на вокзал заехать…
— Заедем, конечно, — сказал Сергей. — Знаешь, ты ничего не говори сейчас. Поскучай минут тридцать, мне надо картинки сдать в секретариат. Потом я освобожусь, и поедем с тобой на дачу. Там и наговоримся. Ленка сегодня дома, будет для нее сюрприз. Ты ведь не видел мою Ленку?
— Еще нет, — ответил Волков и улыбнулся. — Не представляю тебя женатым, Сережка…
— Остепенился, — сказал Сергей, — пора. Уже три года. А с тобой мы не виделись пять лет. А ты… Ты по-прежнему один? И выпивать вот заново не научился…
— Один. И приучаться не тянет.
— Да… В общем, еще полчаса, и мы едем.
Он выскочил из кабинета, потом приходил еще, и снова убегал, Волков листал журналы и терпеливо ждал.
Наконец Сергей объявил, что они могут ехать.
По дороге на вокзал Сергей затащил капитана в рюмочную.
— Хоть ты и не приемлешь этого зелья, но другу своему, существу земному, позволь для тонуса принять рюмаху, — говорил Сергей, и Волкову пришлось трижды знакомиться с «забегаловками» Ленинграда.
День был жарким. То ли от этого, а может быть, от пустого желудка — какая к черту в «гадюшниках» закуска! — Сергея развезло. Он восторженно подталкивал Волкова локтем, забегал вперед, размахивал руками и много говорил.
На Финляндском вокзале они сели в электричку, и капитан слушал Сергея вполуха. Сейчас, когда ехали на неведомую дачу, он погрузился в странное состояние ожидания необычного, хотя и не знал и не мог знать, откуда оно придет. Ему было весело и уютно, умилял разболтавшийся Сергей, и будничность электричек для Волкова казалась многозначительной, праздничной, что ли…
Поезд тронулся. Людей в вагоне было достаточно, но в проходах никто не стоял. Капитан сидел у окна. Сергей занял место напротив, а рядом с ним устроился седеющий мужчина с лицом Грегори Пека и мозолистыми руками рабочего. Третьей, на краю скамейки, сидела светло-русая девушка в голубом платье и с голубыми глазами, длинноногая, смирная какая-то, и Волкову захотелось вдруг провести ладонью по светлым ее волосам.
Неожиданно старая бабка поднялась рядом с Волковым и помчалась по проходу в другой вагон. Голубоглазая заняла ее место и раскрыла тетрадь, вытащенную из сумки.
Сергей опять заговорил о журнальных делах, и Волков подумал, что где-нибудь он встречал соседку, знакомое увидел в ее лице.
Она продолжала держать открытой тетрадь. Волков скосил глаза и прочитал: «Размер 48. Начинается по 135 пар (6). Начинается по 110–112 пар…» Потом шли цифры и чертежи. Девушка перевернула несколько страниц. Дальше стояло: «Спинка. Жакет. Размер 44. У всех спинок поднимается на проймы половина лопаточки»
«Еду к Сережке, — подумал Волков, — хорошая мысль…»
Сергей скис и стал подремывать, потом уснул, и капитан заопасался, как бы не проехать. Он выждал немного и хотел Сергея разбудить, но тот вдруг открыл глаза, весело подмигнул и сказал поднимаясь:
— Станция Кавголово. Наша.
Они встали и двинулись к двери, а девушка с Грегори Пеком остались сидеть. Из тамбура Волков посмотрел на девушку, она оторвала глаза от тетради и улыбнулась Волкову. Он снова подумал о том, что где-нибудь видел ее, и поезд остановился.
…— Луковый суп, — сказала Лена, — я сварю вам луковый суп…
— По-лангедокски? — спросил Сергей. — Или по-кавголовски?
— Как получится. Только начистите лук, я пла́чу…
— Давайте я, — сказал капитан, — почищу.
— Что вы, — возразила Лена, — пусть Сережа, вы гость, нельзя.
— Пустяки, — сказал Волков и взял из рук Лены нож.
Он отложил нож на стол, снял форменную куртку, повесил на спинку стула и принялся чистить лук.
Суп варился недолго, а все остальное было у Лены готово.
Они сели втроем за овальным столом в большой комнате с высокими стенами. Волков осматривал стены, завешанные эскизами и законченными работами хозяина, Лена предупредительно называла ему отдельные вещи, а Сергей разливал из бутылки, купленной им по дороге в поселковом магазине.
— Поехали, — сказал Сергей и торопливо поднял рюмку.
Суп оказался отменным, от него поднималось настроение и наступило ощущение покоя. Волков еще раз порадовался тому, что приехал к Сергею, доел суп и поблагодарил хозяйку.
— Приму вторую, и закурим, — сказал Сергей.
— Расскажите о море, — попросила Лена.
Капитан пожал плечами.
— Что говорить о нем… Чужие мы для него. На земле лучше. Вот как у вас… Тишина, сосны. Море — это работа. И не из лучших.
— А как же романтика? — сказала Лена.
— Реклама для туристов и абитуриентов, поступающих в морские училища. На самом деле все гораздо сложнее и проще.
— Ну, — разочарованно протянула Лена, — а я увидела вас в морской форме, и сердце у меня заколотилось в ожидании необычного…
Волков улыбнулся.
— Сожалею, что разочаровал вас. Впрочем, на море случаются забавные истории… А что до необычного — оно подстерегает нас повсюду.
— Пойдемте танцевать, — сказала Лена и поднялась.
«Пушинка, — подумал капитан, осторожно обнимая Лену за спину, — а ведь сразу не скажешь. Добрая девка досталась Сережке…»
Медленно и мягко двигались они по большому ковру, застилавшему пол, и Сергей следил за ними взглядом, улыбался и подносил к губам сигарету. Волков повернул голову, встретился глазами с Леной, она смотрела на него и, казалось, видела нечто за ними, этими стенами, за стволами высоких сосен и цветными домами поселка, далеко-далеко, куда не дано достигнуть взглядами остальным.
Неожиданно музыка смолкла. Лена вздрогнула и вернулась. Капитан подвел ее к столу, тихонько ахнул магнитофон, и ритмы принялись кромсать тишину.
— Пойдем? — сказал Сергей, но Лена покачала головой.
— Очень быстро, — сказала она. — Давай посидим, ладно?
— Хорошо, — согласился Сергей. — Тогда пошли со мной, Игорь. Я покажу кое-что тебе… Пойдем в мастерскую.
В большой со стеклянными стенами комнате стояли мольберты, повсюду кисти и краски, безголовая женщина в углу и гипсовые детали человеческого тела. Неприятно выделялись две огромные человеческие ступни, словно отрубленные, стояли они в углу.
За окнами густо посинело, и сумерки готовились превратиться в ночь.
— Самое время, — сказал Сергей. — С меньшим светом у меня не выходит…
Он подошел к холсту, установленному посреди мастерской, сорвал с него тряпку, и изумленный Волков отступил назад.
Перед ним было яркое солнце. Оно осветило мастерскую и заставило Волкова прикрыть ладонью глаза.
Игорь не успел промолвить и слова, как Сергей набросил тряпку на холст и довольно засмеялся.
— Что это? — спросил капитан.
— Моя картина, — ответил Сергей.
— Дай посмотрю еще.
Теперь он был подготовлен и мог спокойно осмотреть картину.
Над мрачной красной пустыней, где изредка поднимались на поверхность странные растения, висело оранжевое солнце, большое и жаркое, излучавшее с картины свет. Эффект был настолько поразительным, что Волков осторожно поднес к полотну руку, словно боясь обжечь пальцы.
