— Вы хороший, — сказала Лена.
Она поднялась со скамейки, приложила ладонь к щеке Волкова, отняла ее, отвернулась и быстро ушла в дом.
Капитан покраснел.
«Что это я? — подумал он. — Растравился, будто курсант мореходки… Воздух здесь такой, не иначе».
Ночью начался дождь. Спавший под простынью Волков проснулся от холода и поднялся, чтоб найти одеяло. За окнами шуршало, ни грома, ни молний, тянуло сыростью из открытой форточки, и в свете ночника блестели влажные стекла.
Дождь лил всю ночь, и потому они бессовестным образом спали едва не до обеда.
Так началось воскресенье, день третий.
Холодные тонкие нити привязали к земле опустившееся небо, унылое серое небо, покрывшее мокрые крыши домов и потемневшие кроны деревьев.
Сергей набросил плащ и отправился в сарай за дровами. Дрова были сухими, занялись быстро. Лена стала готовить еду на кухне, печь разгоралась. Капитан подбрасывал поленья. Сергей ушел в мастерскую, становилось тепло и уютно, дождь лил не переставая, в одном и том же ритме, и это постоянство раздражало.
Весь день они просидели втроем. Под стать дождю тянулся разговор, затухал, и они принимались читать. Сергей уходил к себе в тщетной попытке начать работу. Ничего не получалось, и Сергей бросал кисти и возвращался к Волкову и Лене, садился к роялю, играл грустные тонкие пьесы, неожиданно хлопал крышкой, вскакивал и метался, не зная, куда себя деть.
Всем троим было не по себе. То ли от дождя, то ли еще какие силы вносили смятение в души, каждый испытывал гнетущее чувство и напрасно искал разгадки ему. Не пришло это время, а впрочем, наверное, был виноват во всем дождь.
Лена была неспокойна и нервно теребила страницы книги на коленях и украдкой вздыхала, глядя на беснующегося мужа.
Капитан сидел неподвижно в кресле, часто курил и бесстрастно следил за движением сигаретного дыма.
— Может быть, хочешь выпить? — спросила Сергея Лена.
— Мамочка! — завопил Сергей.
Он бросился к ней, схватил в охапку и принялся осыпать поцелуями.
Волков отвернулся.
— Перестань, — сердито сказала Лена. — Тогда надо идти.
— Идем, старик, — сказал Сергей.
— И я с вами, — сказала Лена.
Они надели плащи и вышли на сырую улицу.
После магазина Лена сказала:
— А не пойти нам, ребята, в кино? Выпить, Сережа, успеешь и после. Как вы, Игорь?
— Согласен. Это далеко?
— Нет, рядом.
По всему было видно, что Сергей предпочел бы выпить сейчас, но спорить не решился, промолчал.
Зал поселкового клуба оказался небольшим и уютным. Видно было, что люди здесь знают друг друга и усаживаются не торопясь, основательно, будто в гостях у знакомых, где можно без церемоний, по-свойски.
Мужчины пропустили Лену вперед, она протиснулась между рядами. Сергей подтолкнул Волкова, и тот пошел следом, Лена уже сидела и рукой показала капитану место слева.
Французская комедия заставила их посмеяться, и то неясное смятенье пропало. По дороге домой вновь переживали забавные ситуации фильма, громко смеялись, за ужином пили водку, а дождь продолжал идти, и на время они забыли о нем.
Ночью капитан долго лежал с открытыми глазами в темноте. Помимо воли слышал неясный шепот за стеной в комнате, где лежали Сергей и Лена, шепот стихал и возрождался и умер наконец, лишь шелестели холодные нити, и невидимое небо продолжало лежать на отсыревших крышах домов.
Сон не приходил долго, утонули за шторами окна. Капитан поднялся, посмотрел за окно, на запотевшем стекле вывел пальцем рожицу, показал ей язык, забрался в постель и крепко уснул.
Спал он весь день, и тяжелый понедельник оказался для него коротким.
Как и в пятницу, Лена приехала первой. Они принялись вдвоем готовить ужин, говорили о пустяках, и Волкову казалось, будто знают друг друга всю жизнь.
— Холод какой, — сказала Лена. — Руки закоченели, пока от станции шла…
— Гусиным салом надо.
— Так я же ведь не отморозила их.
— Да-да, верно… Вспомнил историю с этим салом. Во время войны одежонка была худая, поморозил себе пальцы, они распухли. Пришел к школьному товарищу за книжкой, его мать увидела мои руки, салом, говорит, надо… А откуда оно у нас. Ну в том доме жили неплохо, и сало водилось. Дали мне стаканчик, смазывать, мол…
— И помогло? — спросила Лена.
— Очень вкусно было, — сказал Волков.
— Не понимаю.
— Мать достала кукурузной муки и напекла нам с сестрой лепешек. Сало и употребили. Такое добро чтоб на пальцы переводить…
— А я вот войну не помню…
— И хорошо, — сказал капитан.
Наступил вечер. Сергея не было.
— Наверно, встретил друзей, — спокойно сказала Лена. — Приедет в двенадцать… Давайте ужинать.
Они сидели за столом и молчали. Молчали потому, что инстинктивно не хотелось незначащих слов, и не знали они, что нужны другие.
Сергея вечером не дождались. Утром Волков узнал, что тот приехал поздно ночью, на последней электричке.
Наступил вторник, день пятый.
Дожди продолжались, выдыхаясь и вновь набирая силу. А где-то на юге безудержно светило солнце, голубело спокойное море, и Волков с удивлением спрашивал себя, почему он здесь.
Вечером во вторник они сидели у печки с открытой дверцей и молча смотрели на огонь.
— Какие краски, — задумчиво произнес Сергей, — как суметь передать это…
— Мне довелось видеть, как горел в море танкер, — сказал Волков. — Впрочем, когда мы подошли, танкера не было видно. Горело море.
— А люди? — спросила Лена.
— Успели спустить шлюпки и уйти в безопасную зону. На танкере остался капитан… Он покидал судно последним, и вдруг выяснилось, что штурман не захватил судовой журнал. Капитан бросился в рубку и вернуться к борту уже не успел…
— А вам приходилось уходить последним?
Волков не ответил. Он смотрел в огонь не отрываясь и будто не слышал вопроса.
— Страшное дело — пожар на море, — медленно проговорил он. — Мне, слава богу, не приходилось гореть… Но я знаю историю моего друга, он капитанит в нашем Тралфлоте.
— Расскажите, — тихо попросила Лена.
Капитан мельком взглянул на нее, едва заметно улыбнулся.
— Если ночью придут к вам кошмары, не обессудьте, — сказал он.
…Это случилось летом, когда траулер «Грумант» с полным грузом пересек Северную Атлантику, возвращаясь домой с промысла. В полосу тумана «Грумант» вошел вначале пятого часа утра, когда Степан Минаев только что заступил на вахту. Он получил уже диплом капитана дальнего плаванья, но в этом рейсе был еще старпомом.
Согласно инструкции и хорошей морской практике Минаев поставил локатор на подготовку, едва заметив, что «Грумант» приближается к туманной полосе, и через три-четыре минуты стал гонять антенну, пытаясь убедиться в отсутствии идущих в тумане встречных судов.
Судов не было. Уже в тумане Минаев сбавил обороты и включил автомат, подающий туманные сигналы через определенные промежутки времени, — словом, действовал в строгом соответствии с положениями международных «Правил предупреждения столкновений судов в море», хотя — чего греха таить — многие судоводители, имея на борту локатор и видя на экране пустое море, бегут через открытый океан, не сбавляя хода…
Сигналы разбудили капитана. Позевывая, в тапочках на босу ногу, в расстегнутой рубахе и измятых штанах из репса, он пришел на мостик, пожелал вахте доброго утра и спросил старпома, прилипшего к окну рубки:
— Что, Анатольевич, туманишко натянуло?
Минаев поздоровался с капитаном, но отвечать по поводу тумана не стал, он считал дурным тоном излишний треп в рубке.
— И ход сбавил, — не то констатируя, не то осуждая старшего помощника за осторожность, промолвил капитан. — Задержит он нас, туман чертов…
Минаев опять не откликнулся, потому как было ясно, что любое уменьшение хода задерживает корабль. Он знал, что капитан хочет успеть ко дню рождения дочери, ее портрет всегда стоял у него на столе, и сочувствовал капитану, имевшему в запасе лишь одни сутки. А что такое сутки при океанском переходе? Ударил ветер по зубам или, вот как сейчас, сбавили ход в тумане — тут и на неделю запоздаешь…
До восьми часов шел «Грумант» при уменьшенном числе оборотов. Расстроенный капитан, пятью годами был он постарше Минаева, ушел досыпать в каюту, а в восемь, когда появился снова, чтоб присутствовать при сдаче вахт, ведь заступал третий штурман, подопечный капитану, на экране локатора появилась отметка: неизвестное судно слева и впереди по курсу.
Согласно «Правил предупреждения столкновений» неизвестное судно должно было уступить «Груманту» дорогу, потому как наблюдало его в локатор на своем правом борту. Траулеру «Грумант» надлежало следовать прежним курсом. Минаев писал судовой журнал в штурманской рубке и слышал, как на мостике капитан с третьим штурманом прикидывали пеленги на незнакомца. Вскоре капитан сказал, что пеленги не меняются. Значит, пути кораблей пересекутся в одной точке…
