Доцент мечтательно пускал кольцо за кольцом, раскуривая первую утреннюю папиросу, когда полотнище палатки распахнулось и в просвете появилась коренастая фигура Билькинса. С непривычки к полумраку Билькинс подслеповато сощурился. Наконец взгляд его остановился на Зуле.
— Не стану хвастаться, что мне было легко отказаться от удовольствия уже давно разделаться с вами. Ха — ха, пришлось — таки на старости лет поработать над собой, чтобы дотянуть ваше существование до прибытия в более или менее культурные края и проделать в более пышной обстановке то, что я бы хотел сотворить здесь… Очень жаль, конечно. При этом есть доля риска, что за разговорами ускользнет суть дела и я не буду иметь удовольствия видеть экзекуцию, ради которой стремлюсь сохранить вашу жизнь.
Билькинс на минуту умолк.
Воспользовавшись молчанием, доцент овладел разговором:
— Я всегда думал, что вы американец, мистер Билькинс… Жаль… очень жаль, что я ошибся. Мне почему — то казалось, что здравый смысл должен у вас преобладать над всякими соображениями так называемого идеологического, гуманитарного и всякого иного свойства. А здравый смысл я трактую в данном случае как справедливое участие в выгодах, которые получает наше общество от вашего вольного и невольного содействия сделанным мною открытиям. Ведь вы еще не знаете о тех столбах, которые я выставил на этом острове. Мною обнаружены здесь совершенно исключительные месторождения…
— Вот об этих — то столбах я и пришел с вами переговорить, — перебил Билькинс. — Я хочу, чтобы вы собственными руками переметили на них имя Зуль на имя Билькинс и вместо слова Norge поставили три буквы USA. И вы это сделаете! — крикнул Билькинс, наступая на спокойно лежащего доцента.
Норвежец не пошевелился. Когда взбешенный Билькинс остановился, почти наступая на край его постели, Зуль стрельнул в прореху палатки окурком и сел в мешке:
— Именно этой — то глупости, мистер Билькинс, я и не сделаю. Ради ваших собственных интересов! Да, да, не смейтесь пожалуйста. Вы напрасно думаете, что практицизм погасил во мне всякие человеческие чувства — я практик именно потому, что еще не стал американским дельцом, способным совершать всякие глупости только по соображениям делового, а иногда и чисто формального порядка. Я прежде всего человек… а потом уже делец. И именно поэтому на столбах останутся мое имя и название моей страны, как владелицы участков. Пусть тут есть маленькая передержка в части предварительной разведки. Я готов признать, что часть работы принадлежит здесь вашим геологам. Но… ведь они же отказались совершенно официально от каких бы то ни было притязаний на недра этих земель еще тогда, когда вы изволили сидеть на льдинке и ждать нашего прибытия… Да, да, именно так… Вам это неизвестно? Ну, так спросите их об этом. Таким образом, видите, мои столбы более чем законны. Это первое соображение чисто формального порядка. Теперь о личных интересах. На ваших геологов мне, по правде сказать, совершенно наплевать. Что же касается вас, то здесь я не только готов учесть свои обязательства, но трактую их даже значительно шире, чем вы сами. Именно — так! Трактую их очень широко. Я вам гарантирую — в той же точно сумме, в какой получаю акции я, получаете их и вы… Видите? А стоит мне переметить столбы, как владельцем всех этих участков явится не кто иной, как небезызвестный вам мистер Хармон. Кому это нужно? Америке? — Не думаю. Ей не до копания в этих мерзлых камнях. Вам? — Еще меньше. Вы в таком случае не увидите ничего, кроме хорошо известной детишкам комбинации из трех пальцев. Так ради кого или чего я должен перемечивать столбы?
Билькинс молча кивал головой в такт речи Зуля. Тут он не выдержал:
— Должен признаться, ваша откровенность превосходит даже то нелестное мнение, какое я о вас составил по нашему прежнему знакомству.
Зуль пожал плечами и закурил новую папиросу:
— Только ваши интересы, мистер Билькинс.
— У американцев тоже не все продается, мистер Зуль. Вы, вскормленный вашим «суровым отцом — Нордом», не восприняли от него основного — элементарной порядочности, той порядочности, которую приобретают, попав на эти поля, даже самые отпетые типы… Боюсь, что нам с вами не о чем говорить. Придется мне самому с моими людьми переметить столбы. Чорт с вами, это мы сделаем за вас… а разговаривать с вами мы будем в другой раз и в другой обстановке.
Билькинс вышел из палатки. Зуль стремительно выскочил из мешка.
— Алло… Эй, мистер Билькинс!
Американец не оборачивался.
— Мистер Билькинс, подождите одну минуту!
Зуль бежал за летчиком, быстро перебирая разутыми ногами по снегу. Потом он остановился. Подумал и вернулся в палатку.
Наскоро обувшись и натянув теплое платье, Зуль побежал к Зарсену. Но по дороге он встретил группу американских подводников с Билькинсом и Вильсоном во главе. С топорами и досками они быстро шли к местам старых американских разведок. Зуль рванулся было к ним, но остановился и погрозил кулаком.
— Воевать, мистер Билькинс? — крикнул Зуль. — Тем хуже для вас! Имейте в виду, что в этих местах война жестока!
Доцент круто повернулся и пошел к палаткам, покручивая кончик бороды.
Война началась с этого утра.
Ночью, выйдя к своим заявочным столбам, Зуль нашел на них новые американские надписи. Поколебавшись, он протянул руку к доске. Где — то под ухом воздух лопнул в резком хлопке выстрела. Над головой коротко зыкнула пуля. Зуль увидел, как она ударилась тут же в откос берега, взметнув осколки заледеневшего снега.
Доцент стремительно отдернул руку и присел. На лице его была написана растерянность.
— Война оказывается серьезнее, чем я думал, — пробормотал он наконец.
Не разгибаясь Зуль подполз к первой же траншее и свалился в нее. Отряхнулся и осторожно выглянул. Никого не было видно. Подождал. Никого. Осмелел и полез вон. Выстрел грянул с другой стороны. Взрывая снег длинной бороздкой, пуля прочертила свой путь перед траншеей. Зуль снова стремительно сел на дно рва.
Он пополз на карачках. Старался влипнуть в землю. Обдирая руки и колени об острую породу, выполз на бугор. Не разгибаясь, побежал к лагерю. Слышал, как сзади кто — то раскатисто смеялся и звал его по имени. Но он не обернулся.
А на утро вернулся Хансен. И все пошло вверх дном. Немцы оставили свою съемку и работы над гелием. Американцы забросили разведки и уголь. И даже Зуль, похудевший и осунувшийся за одну ночь, забыл про свои столбы.
Хансен привез необычайную новость.
2. ЛАКОМЫЙ ШПАТ
— Я дальше итти по этому следу не мог, и без того уж мы рисковали собаками. Пришлось повернуть к лагерю…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
