Сначала она не обратила внимания на скребущий звук, поскольку привыкла к тому, что ветки дерева за окном задевали о стекло. Потом она поняла, что звук шел из открытого окна, и вскочила с постели, готовая завизжать.
— Не кричи, — произнес приглушенный голос. — Это я.
— Ты! — Ее колени дрожали и слегка подгибались. Она ухватилась за столбик кровати, узнав этот голос. — Ты хочешь напугать меня до смерти? Никогда больше не делай этого!
Но несмотря на испуг, она лишь яростно шептала. Луис тихо засмеялся:
— Хорошо, мэм. Надеюсь, что это единственный случай, когда мне пришлось влезать в окно твоей спальни.
— Почему ты лазаешь по деревьям, когда прошло так мало времени после твоего ранения? Что, если бы твоя рана снова открылась? — заметила она с тревогой в голосе.
— Она не открылась. В конце концов, это всего лишь пустяковая царапина. Я чувствую себя прекрасно. — Он положил ладонь ей на затылок и поцеловал ее. — Я не мог ждать до утра, чтобы узнать, придется ли нам ожидать целый месяц торжественного венчания в церкви, или мы сможем сделать это гораздо быстрее.
Она положила руки на его плечи, набираясь сил от его горячего, крепкого тела.
— Мы можем пожениться, как только ты этого захочешь, — сказала она, и в ее голосе невольно прозвучала грусть.
Заметив печаль Оливии, Луис снова нежно поцеловал ее.
— Мне жаль, дорогая. Я знаю, что ты хотела, чтобы они были счастливы.
— Да, я хотела этого. Но я поняла, что достаточно эгоистична, чтобы хотеть и своего собственного счастья.
С легким вздохом Оливия прижалась к нему. Она испытывала чувство, которое испытывает человек, возвратившись домой после долгого отсутствия. Когда он прижал ее к себе, она неожиданно осознала, насколько тонкой была преграда, создаваемая ночной рубашкой. Она ощущала тяжелую пряжку его ремня, запасные патроны, рассованные в маленькие петли, и даже пуговицы его брюк.
Раньше она бы напугалась до смерти, если бы мужчина прижал ее к себе так, что она могла чувствовать его тело, но Луис потратил месяцы на то, чтобы приучить ее к своим прикосновениям, вызывая удовольствие от физической близости. Ее охватило возбуждение при мысли, что он хочет ее, и она, не задумываясь, прижалась к нему бедрами.
Его рука скользнула к ее ягодицам, он прижал ее к себе еще сильнее, слегка согнув колени для лучшего соприкосновения. У нее захватило дух от того, как их тела подошли друг к другу.
Луис нагнул голову, чтобы прижаться своими губами к ее губам. Сейчас. Время настало, она сделала выбор, и он не хотел ждать даже одну ночь, чтобы овладеть ею. Возможно, джентльмен ждал бы до свадьбы, но он не был джентльменом — он был мужчиной, который хотел свою женщину. Свадебные ритуалы существовали для общества, главные обеты скреплялись их телами.
Она больше не боялась ни его поцелуев, ни его рук на своем теле. Она содрогалась от удовольствия каждый раз, когда он прикасался к ее груди. Он повторял те действия, которым уже научил ее, испытывая восхитительное ощущение, от которого напряглись его мускулы. Он расстегнул ночную рубашку и стал ласкать рукой ее шелковистые груди, а она нежно застонала, когда ее соски напряглись.
Он отступил назад и, расстегнув ремень, бросил его на стул. Потом стянул с себя рубашку.
Оливия приблизилась к нему, восхищенная гладкостью его кожи, едва различимой в слабом свете. Было слишком темно, чтобы видеть выражение его лица, но она почувствовала, что ей не нужен свет. Она знала эти широкие плечи и твердую грудь, этот мускулистый живот. Повязка на его боку казалась небольшим белым пятном, и ее вид снова заставил Оливию почувствовать боль. Она целовала его, водя губами по его груди в поисках его маленьких сосков.
— Я люблю тебя, — шептала она, и ее дыхание обдавало теплом его кожу.
Он приподнял голову Оливии, прижал свои губы к ее, и его язык медленно проник в ее рот. Его руки прошлись по ее плечам, и ночная рубашка соскользнула с нее до пояса, задержавшись на округлостях бедер. Прежде чем она смогла перевести дыхание, он стянул рубашку с ее ягодиц, и она упала у ног Оливии.
Она застыла, всматриваясь испуганными глазами в его лицо. Ах, если бы сейчас было светло… Она так хотела видеть его. Но нет, нет… Ведь она совсем голая, и он бы тоже видел ее, нагую… Она понимала, что ночь не скроет ее: бледная кожа была отчетливо заметна даже в темноте.
Нагота шокировала ее. Ее руки метались, чтобы прикрыть интимное место, но Лукас мягко, но непреклонно взял ее за запястья и развел ее руки.
— Я когда-нибудь делал тебе плохо? — спросил он, касаясь губами ее виска. Она задрожала.
— Нет, — прошептала она.
— Я буду любить тебя сейчас. Ты полностью станешь моей. Ты знаешь, как это происходит?
Она попыталась сосредоточиться, прояснить свое смятенное сознание.
— Я… не совсем.
— Ты видела, как спариваются животные?
— Нет. То есть да. Однажды я видела пару собак.
Наблюдая эту сцену, она испытывала болезненное любопытство, прежде чем осознала неуместность своего поведения и смущенно кинулась прочь.
Луис улыбнулся, зарыв лицо в ее волосы. Невинная девочка.
— Грубо говоря, принцип тот же самый, — объяснил он, успокаивая ее нежным поглаживанием спины и бедер. — Ты почувствовала, как я напрягся, прикоснувшись к тебе. Для того чтобы заняться любовью, мне придется ввести свое древко в тебя, вот сюда. — И он положил свою руку между ее плотно сжатыми бедрами.
Она отчаянно рванулась, но он удержал ее своей сильной рукой.
— Прекрати, — простонала она. — Ты не должен делать это.
Она задрожала еще сильнее и почувствовала слабость. Ее ноги дрожали и были готовы подогнуться. Она не могла поверить в то, что он трогал ее между ног и что от этого по ее телу пробежал жар. Ей было невыносимо душно, а кожа стала такой чувствительной, что его прикосновения почти заставили ее кричать. Только смутное понимание того, что необходимо соблюдать тишину, удерживало ее от громких стонов болезненного экстаза. Он возбуждал ее и раньше, доставляя удовольствие, которое заставляло ее желать большего, но это нельзя было сравнить с тем, что происходило сейчас. Как если бы он раньше давал ей всего лишь воду, а теперь угощал настоящим вином. Это просто нельзя было сравнивать.
— Давай ляжем, любимая, — прошептал он, снова целуя ее.
Она стояла неподвижно, и он настойчиво гладил маленькую выпуклость между ее ног, стараясь прикасаться как можно нежнее, потому что она занималась всем этим в первый раз. Она содрогнулась еще раз, и он почувствовал, как ослабли ее ноги. Он положил ее на кровать и поспешно снял с себя сапоги и брюки. Все его тело горело желанием, когда он лег рядом с ней.
