Леон Оников:
– Чаще всего мы собирались у Володи Бураковского, пока он был жив. Два-три раза в неделю созванивались вечером, встречались у него в институте. Выпивали. И в длинной ванночке, в которой когда-то дезинфицировались шприцы, варились сосиски. Всегда собирались, когда приезжал кто-нибудь из Тбилиси. А они часто приезжали – его школьные друзья. Многие у него дома останавливались. Если к нему кто-то приезжал, меня звали. Если ко мне приезжали, я его звал. Говорили о друзьях, о верности, о ценностях, кто друг, кому надо помочь, кто негодяй. Или шутили, рассказывали анекдоты.
Примаков большой любитель анекдотов. Вот один из его любимых анекдотов.
Встречаются два старика. Один говорит:
– Беда со мной! Полностью потерял память. Все забыл, что знал.
Второй его успокаивает:
– Да не бойся ты. У меня было то же самое. Но мне прислали пилюли из Америки, и теперь все в порядке.
Первый:
– Слава богу. А как пилюли называются?
Второй задумался:
– Знаешь, есть такие цветы, высокий стебель, заканчивается белым или красным цветком… Как они называются?
– Гвоздики.
– Нет, не гвоздики. На стебле колючки…
– Розы, что ли?
– Точно, роза!
Он поворачивает голову и кричит в сторону кухни:
– Роза, Роза, как называются таблетки, которые мне полностью восстановили память?
Леон Оников:
– Для нас застолье – это времяпрепровождение, это беседы. Мы не глушим себя крепкими напитками. Кавказские застолье – это не выпивка: быстро разлили, давай-давай, будем-будем и все. Кавказские тосты – взаимное общение. Разговоры у нас были застольные, но не стандартно-застольные, как в Москве. Никого не хочу обидеть, но кавказское застолье имеет свои принципы, свои цели. В молодости мы пили только вина. Когда он сменил вкусы, я не уследил. Но теперь рядом с ним ставят именно водку. Даже если стоит множество разных напитков – коньяк, виски, водка, вино, он предпочитает водку. Пьяным, когда голову теряют, я его никогда не видел.
У нас культ тостов. Тамада он очень хороший, но когда мы бывали вместе, то обычно я тамада. И он, когда хочет произнести тост, обязательно на меня оглядывается. Что важно в тосте? Во-первых, изюминка – не просто «за здоровье такого-то», надо что-то придумать оригинальное. Он умеет. Во-вторых, искренность. В-третьих, доброжелательность. И немногословность. Болтливость не годится. Тосты есть изысканные, есть обязательные. Вот, например, тост: выпьем за здоровье тех, кто пьет за наше здоровье в наше отсутствие.
– За российским столом считается, что каждый должен сказать, – рассказывал Леон Оников. – Если кому-то не дают слова, он обижается. У нас на Кавказе наоборот. Говорит только тамада, и обижается тот, за кого не выпили. Переняли в Москве выражение «алаверды». В порядке алаверды… И что теперь? Я пью за твое здоровье, а он в порядке «алаверды» пьет за мое. Так нельзя. Один тост за одного человека – так положено…
По словам друзей Примакова, рыбалка его не увлекала, страсти к игре у него никогда не было. Нарды, карты, шашки, шахматы – это не для него. Отдыхал Примаков на юге. Он любит море. Все-таки чуть было не стал морским офицером.
Я сделал это отступление, рассказал о личной жизни Евгения Максимовича, совершенно сознательно, чтобы понятнее были мотивы его поступков и решений.
Почему он не стал президентом?
За поведением Примакова в 1999 году многие следили с затаенным интересом, понимая, что он может сильно помочь избирательному блоку, к которому присоединится, и сильно помешать другим кандидатам в президенты, если бы решился участвовать в президентских выборах. Первым ему предложил союз московский мэр Лужков.
Юрий Михайлович сам подумывал об участии в президентских выборах, но колебался, реально оценивая свои шансы. Тем не менее в 1999 году он создал свое движение «Отечество». Когда Примакова отправили в отставку, Лужков сразу заговорил, что Евгений Максимович очень близок к «Отечеству». Союз Лужкова и Примакова казался очень сильным. Но Евгений Максимович не хотел быть чисто московским кандидатом.
Тогда группа влиятельных губернаторов, создав свою организацию «Вся Россия», предложила Лужкову союз с тем, чтобы общий избирательный список возглавил Примаков. «Вся Россия» – это прежде всего президент Татарстана Минтимер Шаймиев, губернатор Санкт-Петербурга Владимир Яковлев и президент Ингушетии Руслан Аушев. Все трое воспринимались как сильные региональные лидеры, на которых ориентируются другие губернаторы. К блоку присоединилась часть расколовшейся Аграрной партии во главе с Михаилом Лапшиным и бывшим вице-премьером Куликом. Получилась внушительная предвыборная сила.
Местные начальники по всей стране охотно строились под примаковские знамена, считая, что формируется новая партия власти, а в таких случаях главное – не опоздать. Ельцина к тому времени списали окончательно, считая, что он тяжело болен, ни на что не способен и уже никому не опасен. Говорили, что у Ельцина серьезные проблемы с сосудами головного мозга, что иногда во время беседы он вдруг выключается, теряет нить разговора и потом не может вспомнить, о чем говорил. В обществе были уверены, что его политическая карьера закончилась и ему пора уходить.
Лидер коммунистов Геннадий Зюганов уверенно заявлял:
– Режим уже изжил себя окончательно. Он агонизирует. Ельцин уже не может управлять по-старому, а по-новому он не умеет. В ближайшее время «семья» его изолирует, чтобы он не мешал. Администрация президента растерянна, ослаблена, она не имеет авторитета. Время либералов ушло, народ их ненавидит…
Кто-то, правда, вспоминал, что прежде Борис Николаевич был хорош именно в критических ситуациях, когда его зажимали в угол. Но его взлеты и победы, казалось, остались в прошлом. Он не в состоянии был целый день высидеть в Кремле и все больше времени проводил в загородной резиденции. Его появление на телеэкране производило странное и жалкое впечатление.
Он казался далеким не только от народа, но и от собственного правительства. Многие министры видели его только по телевидению. Он замкнулся в узком окружении, где главную скрипку играли его дочь Татьяна Дьяченко и журналист Валентин Юмашев. Пошли разговоры, что за него все делает окружение. И, не спрашивая президента, выпускает указы с помощью резиновой печатки с факсимиле подписи Ельцина, которая хранится в сейфе заведующего канцелярией президента России…
Как только президент замкнулся в узком кругу особо близких и доверенных лиц, сложилось впечатление, что эти люди и принимают все ключевые решения в стране. Летом 1999 года общество было убеждено, что вся власть сосредоточилась в руках этих людей. Со страниц газет не сходил термин «семья», потому что часть этого доверенного круга была связана с президентом не только служебными, но и родственными отношениями. Самовластие «семьи» особенно наглядно проявилось летом 1999 года, в период короткого премьерства Степашина, когда он не в состоянии был назначить ни одного министра против воли администрации. Это очень настроило людей против Ельцина и его окружения. И практически одновременно в мировой прессе появились сообщения о том, что в различных иностранных банках обнаружены личные счета Ельцина, его дочерей, зятьев и ближайших к президенту чиновников.
Эти сообщения – особенно в отношении Ельцина – вызывали большие сомнения. Президентская пресс-служба опровергала эти обвинения, заявляла, что президент, его жена и их дети никогда не открывали счета в зарубежных банках. Борис Николаевич привык к тому, что все заботы о его жизни несет на себе государство. Ему никогда не надо было думать о деньгах, он сам ни за что не расплачивался. Для этого существовала Служба безопасности и управление делами.
Чаще других в западной прессе мелькало имя управляющего делами президента Павла Бородина, которым занялась прокуратура Швейцарии – он нанимал швейцарские фирмы для строительных работ в Москве. Швейцарские прокуроры считали, что и сам Бородин, и привлеченные им фирмы немало нажились на ремонте Кремля.
Коррупция в Кремле стала одной из главных тем предвыборной кампании 1999 года.
Лужковское «Отечество» подхватило эти сообщения и строило свою предвыборную программу на прямых обвинениях президентской «семьи» в коррупции и на том, что самозванцы (руководителей администрации никто не выбирал) засели в Кремле и пытаются командовать правительством и всей страной. Это была очевидная, но не очень удачная идея. Впоследствии ее сочтут главной предвыборной ошибкой Примакова и Лужкова.
«Семья» восприняла разговоры о кремлевских махинациях как личную угрозу. Тем более что один из руководителей предвыборного штаба «Отечества» крайне неблагоразумно напомнил о судьбе семьи румынского вождя Чаушеску, сметенного волной народного гнева. Это прозвучало достаточно зловеще, потому что Николае и Елена Чаушеску были расстреляны без суда и следствия, а их сына посадили на скамью подсудимых…
