С размерами девчонки промахнулись, Нортон в каркасе гуляет, норовит завалиться на бок. Рита из последних сил наращивает на перекладинах дополнительную массу, чтобы зафиксировать бока мотоцикла. В итоге выходит вполне убедительное устройство для транспортировки.
У Джа распухла нога, Джен практически тащит его на себе по узкой полосе между кюветом и вросшими в асфальт фурами. Они идут впереди, следом ведут мотоциклы Савва, Алекс и Рита, замыкает Макс. Отъезжающую скорую они ловят за хвост, водитель вовремя заметил их в зеркала, второй экипаж уже уехал и провозись Рита чуть дольше с прицепом, дорога в город далась бы трудней.
Утром в доме тихо. Ночевать осталась только Олька, и теперь кажется, что комнаты опустели. Неожиданное спокойствие, обманчивое.
Содранное бедро заживает, покрылось крепкой корочкой и стягивает, зудит невозможно, хочется разодрать заново, выпустить кровь. Джен ворочается в кровати, хватается за сон, который ускользает постепенно: сначала рвется сюжет, Джен вроде бы знает, что должно случиться дальше, но ничего не происходит; затем остывают ощущения, эмоциональный флер, которым обычно покрыты сновидения как хорошее атмосферного кино, истончается и сходит на нет; и вот ты уже в реальности, уже слышишь домашнюю тишину и чувствуешь, как зудит заживающая задница. Разодрав веки, Джен тянется к смартфону.
«Мы все уладили, вас на трассе никогда не было. Основная проблема тоже решена. В Икстерске делать нечего. Мы возвращаемся. С Ритой на связи».
Скорее всего, писала Татьяна. Джен не успел даже внести их номера в телефонную книгу. Свинтили помощнички. Бросив телефон рядом на подушку, Джен уговаривает себя встать с постели, расписывая план на день, который, непременно полетит в черту, как и все за последнюю неделю. Раз руки опускаются, значит, их срочно нужно чем-то занять.
Джа уснул вчера сразу, как вернулись, забился на свой диван под лестницей и до сих пор храпит, хотя уже перевалило за полдень. Олька напротив, будто и не засыпала, сидит на подоконнике в кухне с чашкой кофе и сигаретой.
— Конструкторы свалили обратно, — вместо «доброго утра» сообщает Джен, — в свою волшебную страну.
— Я в курсе. Рита звонила.
— Херово выглядишь.
Олька криво улыбается.
— Следы напряженной умственной деятельности. Замечал, что чем меньше человек думает, тем свежее выглядит?
— Серьезно?
— Вспомни фотки ученых. Эти жуткие бородатые черти у нас в школе в каждом кабинете висели. Один Менделеев чего стоит.
Кофе-машина крякнула и принялась варить кофе. Олька носком пододвинула пустую чашку по подоконнику в сторону Джена. Уставилась в угол кухни, будто зависла. Массивная пепельница из бара Косы забита доверху.
— Вот скажи мне, я понять не могу, — Олька разворачивается, свешивает ноги в комнату. — Он на кой хер за руль садится? Ладно, когда вы летите на приступ и надо дорогу показывать. И то, на машине тоже можно, зимой вы ведь как-то справляетесь без байков, а пробок больше.
— У него спроси, — отмахивается Джен от неприятного вопроса.
— Вот именно, — доносится из гостиной. — Сделайте мне кофе. Сейчас доковыляю.
Джа добирается до кухни азбукой Морзе: стук костыля — шарканье тапка. Взъерошенный, с темными кругами, от которых глаза-фары кажутся еще ярче.
— Доброе утро, — доковыляв до подоконника, клюет поцелуем Ольку в макушку.
— Доброе, — отвечает она, отстраняясь. — Вот, спрашиваю. Зачем? Ты ведь целенаправленно на мотоцикл пересел. Почему?
Отвечать придется. Джен ногой цепляет стул и двигает от стола к Джа.
— Спасибо, — пророк усаживается рядом с подоконником, прислоняет костыль к стене. — Оль, мне все равно нужно ездить по городу, чтобы узнавать места. У меня же навигатор в голову не встроен, что увидел, то и запомнил. Да и вообще. Раньше приступов было меньше. Один в два, а то и в три месяца. Я же не могу сидеть дома и ждать, пока осенит.
— Почему не авто?
— Я один раз уже отключился в жестянке. Больше не хочу. С мотоциклом… — Джа осекается, сболтнув лишнего.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Что?
— На байке при столкновении гибнет только мотоциклист.
Олька глубоко вдыхает. Тянется за очередной сигаретой, чиркает зажигалкой. Кремень не с первого раза высекает искру, и Олька обжигается о колесико, но все равно добывает пламя.
— Есть еще пешеходы, — напоминает она упрямо.
— Это вряд ли. Только если на красный попрутся. Оль, я тридцать лет живу с этим.
— Но это не значит, что ты живешь с этим правильно!
Он не спорит. Встает, чтобы обнять ее, прошептать в волосы, что все будет хорошо.
Подставив под нос кофе-машины олькину кружку, Джен уходит из кухни, оставляя их вдвоем. Из четырех стадий принятия Джа, они на третьей. Первую стадию — признание — они проскочили. Джен помнит, как сам в первые месяцы настойчиво искал огрехи в видениях Джа, пытался свести к совпадениям, даже вспоминал теорию вероятности из лекций Политеха, в котором он так и не доучился. Но пророк воспроизводил детали с точностью кинопленки.
На второй стадии в способностях Джа видишь бога. Высшую силу, за которой готов идти в огонь, воду, под пули, ножи в полный рост, не прячась, водрузив его дар как флаг над собой, как плащ супергероя, способный защитить и его самого, и тебя, его воина, его инквизитора. Ведь если Джа видит смерть чужих, то твою-то он точно узнает…
Не узнает. И это — третья стадия. Когда трезво осознаешь, в какой темный омут погружается пророк раз за разом, чтобы вынырнуть с чьей-то смертью в обожженой памяти. Как стачивают стержень его разума эти заплывы. И как хрупок он сам. Он — цепляющийся за реальность невротик с психикой подростка и опытом старика. Пока сознание принадлежит ему, он постоянно доказывает себе, что жив, что способен чувствовать и видеть прекрасное — он сажает цветы, прокачивает сквозь себя музыку и улыбается, иногда одними мышцами лица, будто заставляет их запомнить это состояние.
На этой стадии ты пытаешься его защитить. Джен шел на хитрости и применял силу. Он запирал пророка дома, спускал шины на всем транспорте, кроме своего Нортона и даже накачивал Джа наркотиками разной тяжести в попытке отключить его «связь с космосом» или хотя бы выбить из сил. Но ему удалось лишь запретить Джа встречаться лицом к лицу с убийцей. А еще — научить Джа стрелять.
Что касается четвертой стадии — принятия и смирения — Джен до сих пор через границу лишь одной ногой.
ЧАСТЬ 4. ПУТЬ
Глава 16
— И когда это началось? — спрашивает Макс, кусая яблоко — хрустящую, брызжущую соком на пальцы ранетку.
— Ты про что? — Джен дожевывает свой огрызок — дурацкая привычка съедать яблоки полностью, вместе с косточками (они, кстати, богаты йодом) привилась с детства, когда ранетки таскались мимоходом из вазы на кухне, а возвращаться, чтобы выбросить огрызок, было лень. Сейчас мусорка на расстоянии щелчка, не промахнешься (а промахнешься — огребешь от Джа за мусор в саду), но Джен все равно в два прикуса оставляет от яблока только веточку и укладывает ее рядом с остальными на стол, собирая геометрический абстрактный узор.
Отсюда, из беседки отлично просматривается и мастерская с распахнутыми настежь обоими воротами — проветрить от случайно пролитого бензина, и входное крыльцо, возле которого задумчиво курит Савва, сбрасывая пепел в переехавшую на улицу пепельницу из бара Косы. Перед Саввой полукругом расставлены вазоны с разногабаритными растениями, ждут своей очереди на место в ландшафтном рисунке.
— Про проект по озеленению вашего дома, — ржет Макс.
— Я и сам не уловил, — признается Джен. — Сначала они приперли какую-то пальму, потому что у Ольки дома ее держать негде. Потом она привезла всякую мелочь, которой нужен свет, а у нас подоконники все свободные. Потом Джа заказал для нее полосатого дикобраза, который в гостиной у шкафа теперь стоит. А дальше все как в тумане.
