Она легко спрыгнула на землю, и Марья за ней следом, моментально догадавшись, что она собиралась делать. Синед последовала их примеру, но значительно медленнее.
— Почему? — опросила она.
— Поймёшь позже, — огрызнулась Марья. — Двигайся побыстрее. У нас нет времени.
— Нам понадобится Редин, — сказала Рин. — Пусть возьмёт с собой ещё нескольких воинов. Желательно лучников.
Синед была обеспокоена. Она отвела лошадей назад, и через минуту к двум женщинам подошли новые воины, включая Редина и Синед.
Рин ничего не сказала, она лишь коснулась своего лука и показала пальцем вверх. Крестьянские воины моментально уловили её замысел. Они полезли на деревья, стараясь, чтобы стволы скрывали их от банды приближающихся «дезертиров».
Пожилой офицер первым достиг леса. Их хитрость, похоже, сработала: крестьяне их не преследовали. Он заехал в лес и всё ещё улыбался, когда стрела откуда-то сверху пробила ему череп и застряла в позвоночнике. Он упал на шею своего коня, который продолжал идти вперёд, обходя препятствия и не замечая смерти хозяина.
Дальше события разворачивались так быстро, что дрёма не вполне понимал, что происходит. Умирающие лошади, скребущие копытами по земле; лежащие под кустами люди с кровавой пеной у рта; прыгнувший на эллона крестьянин и последовавший за этим хруст сломанной шеи.
Только четверо солдат смогли вырваться из леса. Трое из них были настигнуты стрелами. Четвёртый, более хитрый, повернул коня и помчался на крестьян, размахивая мечом во все стороны.
Синед, которая не успела увернуться, получила удар мечом в переносицу и, упав на землю, моментально застыла.
Пытавшегося спастись эллона настигла стрела Марьи.
Крестьяне перегруппировались. Все они тяжело дышали, причём не от усталости, а от осознания только что содеянного.
— Пожалуй, стоит подождать ещё немного, — наконец сказала Рин, не глядя на Марью.
— Согласна. — В голосе Марьи звучала горечь. — Подождём. Жаль, что этот гад умер так быстро. Правда, есть и другие, которые пока ещё живы.
Рин посмотрела на неё.
Взгляд Марьи напугал даже Рин.
* * *
Дрёма хотел проснуться, но не смог. Каким дураком он был, что ушёл из деревни и позволил вот так манипулировать собой! Он мог остаться среди крестьян, не дававших ему спать. Он надеялся не увидеть, что сделает черноволосая женщина по имени Марья с каким-нибудь несчастным солдатом, который подвернётся под её безжалостную руку.
Потом сон перенёс его в другое место, к другим сценам и событиям. Если бы он не спал, он смог бы зажмурить глаза, свернуться в клубок и надеяться, что все эти видения исчезнут…
* * *
Вот второй сон:
Меч Надара ударил крестьянку в шею, но несколько мгновений женщина ещё стояла, не веря, что умирает. Он толкнул её, высвобождая меч, и тело упало на землю. Его конь не понял намерений хозяина и стал отходить в сторону. Надар сердито закричал, пришпоривая коня так, что кровь ручьями потекла с его боков.
Здесь, в сердце битвы, шум был оглушительным. Несколько крестьян решили его атаковать, предстояло с ними разобраться. С обагрённым кровью мечом он медленно пробирался к тому месту, где находился золотоволосый человек, посягнувший на гордость Эллонии. Между Надаром и тем человеком был плотный барьер из человеческих тел. И когда под его мечом упала очередная жертва, он попытался вообразить, что прокладывает себе дорогу через лес.
«Эти нелюди так громко кричат, — думал он, а затем неиз6ежно: — У неё были зелёные глаза».
Крестьянские лучники, заметив слабину эллонской обороны, возобновили свой смертельный дождь. Надар почти инстинктивно загородился щитом от стрелы и погрузил меч в живот очередному воину.
Вокруг было столько народу, что ему стало трудно продираться сквозь эту толчею. Конь тоже был испуган шумом и давкой.
Надар отрубил чью-то руку. Человек выглядел таким дружелюбным перед тем, как попытался отрезать ему стремена своим грубым крестьянским мечом.
«Плуги, переделанные в мечи, — думал Надар. — Лучше бы наоборот. Может, если бы мы… Нет, они перебили бы нас всех». Он с лёгкостью отразил удар боевого топора, тот отлетел в гущу сражающихся людей. Может, даже убил кого-то; кто знает? Конь Надара ударил копытами по почкам одному из противников.
«Ведь они люди», — думал Надар, убивая ещё кого-то. Земля под копытами его коня имела ужасный красно-коричневый оттенок. Зелёный цвет травы почти полностью исчез. Под ногами были лишь кровь и грязь.
Его конь наступил на труп, и Надар посмотрел на него, мечтая убраться поскорее из этого места.
Стрела вонзилась в круп его коня. Ранение не было серьёзным, но оно напомнило Надару, что выбор у него только один: он должен выиграть эту битву или умереть.
Он чуть не плакал, с трудом различая людей, которых убивал своим мечом, превратившимся, казалось, в независимое существо, управляющее его рукой так, чтобы наносить максимальный урон шевелящейся перед ним плоти.
Его правая рука гудела от усталости. Меч от частого использования стал непомерно тяжёлым.
Ещё одна крестьянская женщина с криком умерла.
Дальше, дальше сквозь барьер.
Кто-то прокрался снизу и перерезал горло коню Надара. Тот, обливая кровью нападавших, повалился вперёд.
Надар с огнём в глазах поднялся на ноги, и его меч заработал так быстро, что взгляд не успевал за ним. Вот он вонзился в пах пожилому плохо одетому крестьянину, вот разрубил ключицу рыжеволосой женщине, которую он предпочёл бы видеть среди своих жён.
«Она падает, провозглашая криком свою смерть, а я могу лишь двигаться вперёд, к тому человеку со светлыми волосами. И при этом Дом Эллона считается цивилизацией. Да, но его благословило Солнце, а эти вот — просто животные, которых мы разводим. Хотя, может, Солнце и ошибается, и тогда истекающая кровью женщина — вовсе не убитое животное…»
Ланьор умирает, и на её лицо наступает эллонский ботинок.
Снова дождь стрел. Отовсюду доносятся крики.
«Неужели нельзя из этого выбраться?»
Убить лидера — не главное, это можно сделать и позже. Вот подавить бунт…
Эту битву необходимо выиграть.
Продолжая рефлекторно рубить крестьян, Надар оглянулся, чтобы узнать, сколько из его офицеров осталось в живых.
«Гарндон никогда бы не одобрил этого, но есть шанс, что…»
* * *
Сны становились всё более и более кошмарными…
Глазами Лайана Джоли видит океан страданий.
Нет, не боль умирающих от ударов его топора, рассекающего вены и артерии так, что белая шея Анана становится кроваво-красной, а боль самого Лайана. Сын Термана хотел уничтожить Дом Эллона, чтобы прекратить его тиранию над крестьянами. Теперь, видя эту бойню, он начал ценить жизни солдат. Раньше ему всё казалось очень простым: после уничтожения Эллонии крестьяне сами смогут управлять своим будущим, руководимые, если они вообще нуждались в руководстве, каким-нибудь сильным человеком. Может быть, хотя и не обязательно, самим Лайаном. Эти грандиозные мечты были необычайно далеки от грязного дела, которым он сейчас занимался: его топор перерубил шею какому-то несчастному дураку, полагавшему, очевидно, если он пойдёт в армию, то будет иметь столько женщин, сколько захочет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
