Нет, ваше величество, завтра я тоже буду занята, – каждое слово давалось мне с большим трудом.
Но я знала, что это правильно. Быть его женой я не могу, а стать его любовницей было бы унизительным. И если бы он сделал мне подобное предложение, это разрушило бы мои чувства к нему. И я всеми силами пыталась этого избежать.
– Что-то случилось, Джейн? – он всё-таки подошел ко мне вплотную, взял за руку, и я ее не отняла. – Прошу вас, скажите!
Я замотала головой, боясь, что не смогу сдержать слёз, и они ответят на его вопрос куда откровеннее, чем я сама.
Он не имел права ни о чём меня спрашивать. Даже несмотря на то, что был королем.
В дверь постучали, и я отшатнулась от его величества. А вот он, к его чести, продолжал стоять на том же месте.
– Ваша светлость, – в дверь заглянула няня Джереми, – ваш сын спрашивает, можно ли ему сегодня покататься на пони? Его светлость примерно вёл себя всё утро, и учитель фехтования им весьма доволен.
Я не успела ответить, как Алан спросил:
– Так ваш сын уже фехтует? Я бы хотел на него посмотреть. Я с удовольствием показал бы ему несколько отличных приемов, о которых знает не каждый фехтовальщик.
Я сглотнула подступивший к горлу комок и с трудом подобрала слова для ответа:
– О, он еще только начал этому учиться.
– Если хотите, мы можем взять на прогулку и его светлость, – предложил Алан. – Думаю, мальчику будет полезно выехать за город.
Неужели, чтобы провести со мной несколько часов, он готов был пойти даже на это?
Чувство радости и материнской гордости боролись во мне со страхом. Я не могла позволить им увидеться. Не знаю, почему, но я была уверена, что если Алан увидит Джереми, то что-то непременно случится.
– А еще его светлость опять открыл дверь в комнату со старинным оружием, – пожаловалась няня. – Не представляю, как он это сделал – я не давала ему ключа.
У меня помутилось в глазах. И боюсь, я ответила слишком резко:
– Ступайте, Анаис! Да, его светлость может покататься на пони – но только в нашем парке.
– Простите, ваша светлость, – смутилась она и выскользнула из комнаты.
К счастью, Алан не обратил на ее слова о ключе особого внимания.
– Сколько лет вашему сыну, Джейн?
Мы ступали на тонкий лёд, и я ответила не сразу.
– Почти десять, ваше величество.
– Столько же, сколько и моему. Правда, Эдмон не испытывает влечения ни к верховой езде, ни к шпагам, – он сказал это с заметным сожалением. – Но вернемся к нашему разговору, ваша светлость. Мне показалось, или вы действительно начинаете избегать моего общества? Надеюсь, не мое поведение тому причиной?
В его темных глазах плескалась грусть. На сей раз он не сделал попытки подойти ко мне, и мы разговаривали на расстоянии.
– Разумеется, нет, ваше величество. Ваше поведение безупречно, – я отметила, что при этих словах он усмехнулся. – Но мне не хотелось бы ставить под сомнение ни свою, ни вашу репутацию. Мы не можем позволить себе, чтобы во время прогулки нас кто-то увидел, – это прозвучало двусмысленно, и я поспешила добавить: – я хотела сказать, что мы должны думать не только о себе…
– Я понимаю, Джейн, – перебил он. – Простите, если мое внимание к вам чем-то вам повредило. У меня не было ни малейшего намерения вас оскорбить. И прошу вас, не думайте, что с моей стороны это было чем-то недостойным.
Он говорил с горечью, и я не выдержала и сама подошла к нему ближе.
– О нет, ваше величество, я не это имела в виду! Вы всегда вели себя как подобает настоящему дворянину, и каждую нашу встречу я вспоминаю с теплотой и благодарностью. Но…
Он снова взял меня за руку, притянул к себе. Я чувствовала его дыхание на своей щеке и не пыталась отстраниться.
– Я не свободен, Джейн, и это не дает мне права говорить вам о своих чувствах. Но если бы я мог, я признался бы вам, что никогда и ни к кому я не испытывал ничего подобного. Ах, если бы я мог…
Сдерживая слёзы, я закрыла глаза и через секунду почувствовала его губы на своих губах. Это был такой сладкий и одновременно такой солёный поцелуй.
В нём не было ничего от тех поцелуев десятилетней давности, потому что я сама уже была не той. Не девчонкой, а женщиной. Женщиной, которая хотела любить и быть любимой. И от невозможности этой любви я приходила в отчаяние.
Когда наши губы, наконец, разомкнулись, мне казалось, я не могла дышать. Я боялась посмотреть на Алана. Молчание затянулось, и я нарушила его первой.
– Вам нужно идти, ваше величество.
Он отступил на шаг и поклонился. Его глаза тоже блестели.
Я отобрала лучшие ткани, которые только смогла найти в лавках наших луизанских мануфактур. Маркиз Намюр помогал мне с большим воодушевлением.
– Надеюсь, это откроет нам двери на камрийские рынки, – промурлыкал он, добавляя к рулонам шелка еще и льняную ткань. – Как ты думаешь, Джейн, если я намекну министру торговли, который прибыл в составе их делегации, что мы заинтересованы в сотрудничестве, это будет не слишком навязчиво? Мы могли бы поехать в Камрию вместе с ними.
Я позволяла ему болтать о чём угодно, но на в ответ на эти слова покачала головой:
– Вся торговля с Камрией будет полностью на тебе. Я одобрю любое твое решение. И я давно уже хотела тебе сказать, что намерена меньше времени уделять мануфактурам и больше – сыну. Прости, но он скоро станет совсем взрослым, а я почти не вижу его.
Он посмотрел на меня так пристально, что я смутилась.
– Тебе нужно завести возлюбленного, Джейн. Твое нежелание снова выходить замуж я вполне могу понять, но я говорю об отношениях без обязательств. Короткие романы весьма бодрят и оставляют приятное послевкусие.
Я не стала даже отшучиваться. Его легкомысленное отношение к любви было мне хорошо известно.
Я привезла во дворец несколько десятков рулонов шелка и льна. Наши льняные ткани были почти совершенством (не случайно мы поставляли их даже в Эталию), а вот шелковые еще можно было улучшить. Месье Понсон уже взялся за постройку станка по кусочку рисунка, что дала
