что, если ей нужно уйти от того, чтобы это не было, что заставляло мои лёгкие сжиматься, а моё сердце биться в болезненных ударах, тогда это её право.
Потому что не важно, что я бы не чувствовал, она не могла быть моей. Она Наследная Принцесса, я Наследный Великий Герцог. Это всегда будет для нас запретом. Мы никогда не сможем быть вместе, не навсегда, не без необходимости одного или нас обоих отрекаться от наших тронов. А кому их передавать? Лукасу? Изабель?
И всё же…
Всё во мне хотело сказать «пошло всё» и пойти на риск.
— Я тоже рад нашему знакомству, — я солгал. Это было лучше, чем «рад». Это была счастливая случайность во время поистине дерьмовых обстоятельств.
Она выпустила руку первой, припав передо мной в реверансе, словно мы были незнакомцами, а не людьми, которые только что ели пирог и целовались так, словно наши жизни зависели от этого. В ответ я вынужденно поклонился, одной рукой пересекая грудь, накрывая ладонью сердце.
Чёрт, боль была физической. Болело так, будто кулак смял жестяную банку.
И потом, раньше, чем я выпрямился, она ушла.
Глава 39
Эльза
— В общем, неделя прошла лучше, чем я думала, — Изабель положила свой журнал на колени, чопорно складывая руки поверх глянцевой обложки. — Ты так не думаешь?
Потребовалось немало усилий, чтобы не разразиться на неё матом: «Ты что, твою мать, прикалываешься?» на весь маленький частный самолёт, в котором мы летели. Вместо этого я сказала так спокойно, как только можно, когда ты совершенно пал духом:
— Были и хорошие, и плохие моменты.
Она глянула туда, где сидел наш отец: он был с головой увлечён беседой с Биттнером. Понизив голос, она сказала:
— Я написала Альфонсо перед отлётом. Сказала ему, что нам нужно поговорить.
Я закрыла папку, которую отчаянно пыталась читать, в надежде сохранить что-то похожее на здравый смысл на время этого невыносимо долгого перелёта, и отложила ее в сторону. Это не помогало. Как и этот разговор.
Мой голос не выражал никаких эмоций:
— Я думала, что вы поссорились.
Она опустила голову в моём направлении, и ко мне качнулся занавес из блестящих тёмных волос.
— Он не хотел, чтобы я уезжала на этой неделе. Мы страшно поругались из-за этого. Альфонсо хотел, чтобы вместо этого мы сбежали в Женеву.
Поэтому, теперь она открылась мне, когда всё было сказано и сделано. И всё же сейчас мне было совсем не до её личной драмы. Не тогда, когда утром в моей груди разбилось сердце.
— Не жалеешь, что не поехали?
— В Женеву? — она заворачивала кончики своих волос, проводя локонами вперёд-назад по подбородку. Когда я кивнула, она вздохнула. — Во мне сейчас так много противоречий, Эльза.
— Что ты ему скажешь?
Изабель закусила губу, откинув голову назад на кожаное сиденье.
— Полагаю, правду, — она отбросила волосы и погладила моё колено. — А ты как, держишься? Я хотела поговорить с тобой этой ночью, но ты не появилась, пока…
Пока не пришло время улетать.
Мы всегда были честны друг с другом, но наша честность больше отражала нашу королевскую природу: равнодушная и идеально преподнесённая. Никто из нас не врал, но наши ответы были аккуратно подобраны до того момента, где слова пересекали границу между правдой и вымыслом.
Поэтому я продолжила нашу шараду. Я сказала ей, что со мной всё хорошо. Потому что технически, так и было. Я была в оцепенении, но всё хорошо.
Она долго разглядывала меня, задумчиво сужая глаза.
— Ты была где-то этой ночью. Или, возможно, утром.
Я достала недавно отложенную папку.
— Полагаю, да.
— Ты каждый день исчезала на несколько часов посреди ночи.
Я вынула документ.
— Как и ты, по-моему. А также большинство наследников.
— Во время ночных вечеринок я и Кристиана никогда не видела.
Я хотела засмеяться ей в лицо:
— Как интересно.
Я практически напрашивалась на следующий вопрос, всё равно у неё не было доказательств. Но Изабель отстранилась, как я и думала. Её лицо нахмурилось от разочарования. И я вернулась к документу у меня в руках, посвящённому парламентским вопросам для собрания на предстоящей неделе, что было гораздо предпочтительнее какого-либо разговора по душам с сестрой.
Глава 40
Кристиан
Теперь Волчица упивалась своей победой, как и бессчётным числом стаканов её драгоценного коньяка, выжранного за время полёта домой. К тому же её крыша улетела так же высоко, как воздушный змей, благодаря разным таблеткам, название которых мне даже не интересно. К счастью, она забрела в одну из спален самолета, в сопровождении стюарда, так что, как минимум час или около того, мы могли лететь спокойно.
Почти все, включая Паркера, спали, стараясь не допустить сбоя биочасов из-за перелёта. Но мы с братом были чересчур возбуждены, чтобы последовать их примеру.
— Как думаешь, это будет дурным тоном, если я созову прессу на взлетную полосу к нашему прилёту домой? — пробубнил Лукас. Он вынул свою фляжку, милосердно заполненную водкой, а не коньяком. — Потому что, сначала я бы вставил в рамку снимок, как Её Высочество падает лицом на асфальт и что-то кудахчет при этом. А потом я послал бы его в каждый дом в качестве рождественского подарка.
Мы стукнулись кулаками. Я бы с радостью принял в этом участие.
— Может, мы даже могли бы поменять на него её официальный портрет. И тогда Эйболенд действительно увидел бы, что она за ведьма.
Чаще всего мальчики испытывают к матерям сыновнюю любовь, и, наверное, мы двое тоже где-то очень-очень глубоко внутри.
— Но, если честно, эта неделя была грёбаным кошмаром, Крис, — Лукас перекатил голову ко мне. Удивительно, каким трезвым он был, учитывая количество спиртного — поправлюсь, коньяка — на борту самолёта и в его фляжке. — Чертовски унизительно. Сейчас же двадцать первый век, а не пятнадцатый.
Моя печаль не знала границ.
— Ты, по крайней мере, обошёлся без приказаний.
— Да уж, блин, нет. В последнюю минуту. Этой ночью, когда ты делал чёрт знает что неизвестно с кем, Волчица выследила меня и сказала, что я теперь официально являюсь будущим женихом той испанки.
— Вот дерьмо. Сожалею, Люк. Я думал, тебе нравится Мария-Елена.
— Да дело не в этом, и ты это знаешь. Дошло до того, что я сказал Волчице, что она не сможет заставить меня жениться на той, кого выбрал не я, и…
Его щека тоже выглядела немного припухшей.
— Она собирается буквально тащить мою задницу к алтарю, — резко заявил он.
— Ей придётся
