Хочу обратить ваше внимание и на то, что эти процессы просто не могут не идти, потому что именно сейчас страна вступила в полосу развития, когда горожане во втором и последующих поколениях стали составлять большинство населения. Такого в истории России не было никогда, это произошло в последние 15 лет. При этом известно, что только горожане второго поколения образуют субстрат для формирования какого бы то ни было типа культуры, кроме традиционной, а в определенных условиях — и культуры модерна. У нас — в зависимости от ряда факторов — складывается некий гибрид — частично культуры модерна и частично какой-то альтернативной культуры.
В целом, повторяю, я оптимистично смотрю на ситуацию, если говорить о происходящем в историческом масштабе, а не о текущей ситуации с демократией в стране. Конечно, с ней у нас плохо. Но трудно было бы рассчитывать на то, что в таких условиях с ней могло бы быть хорошо, кто бы ни пришел к власти.
Игорь Клямкин:
У меня еще много вопросов, но я отложу их до обсуждения вашего доклада на нашем семинаре. Нам очень важно представлять себе спонтанную культурную динамику российского общества. Мы же ее знаем, по-моему, не очень хорошо, и потому мне лично эмпирическая картина реальности сегодня наиболее, пожалуй, интересна. Тем более что социологи приводят данные, на основании которых возможны разные и даже взаимоисключающие выводы. Я не могу, например, совместить то, что вы говорили, с той социологической информацией, которая приводится в докладе Паина.
Так что обсуждение вашего доклада обещает быть очень содержательным. Я имею в виду в том числе и ваше предположение относительно формирования в России некоего нового (утилитаристского) типа культуры. Типа, альтернативного традиционалистскому и не совпадающего полностью с модернистским.
А теперь послушаем Михаила Николаевича Афанасьева.
Михаил Афанасьев:
«Госпиар, либеральное упадничество и якобы традиционалистская реакция образовали сегодня в России общий антимодернизационный фронт интерпретации российских традиций»
Как и предыдущие выступавшие, я начну со слов благодарности Эмилю Абрамовичу за очень интересный текст. Для меня это работа, которая не на полку задвигается, а к которой можно и нужно будет возвращаться. То есть она побуждает к размышлению. Размышляя же над прочитанным, выскажу ряд своих сомнений.
В отличие от коллег, передо мной выступавших, мои сомнения относятся как раз к самой интенции доклада — к существу того умонастроения, которое я обозначу взятым из доклада понятием «неомодернизм». Докладчик согласно кивает головой — есть в конце его текста такой термин. В чем же его содержательный смысл?
Эмиль Абрамович в целом ряде публикаций и дискуссий — например, в его публичной дискуссии с Александром Аузаном и при обсуждении в «Либеральной миссии» историко-публицистической трилогии Александра Янова — выступает примерно с одной и той же позиции, предъявленной теперь и в его докладе. По сути, Эмиль Паин — антитрадиционалист, в чем и проявляется, по-моему, его «неомодернизм». Но в тактическом плане он выступает как а традиционалист. То есть он выбрал энергосберегающую технологию полемики. Он не воюет с традициями, а доказывает, что их давно нет. А там, где все находят проявления традиции, он производит эффектную деконструкцию такой традиции и говорит: да это же никакая не традиция, это недавнее изобретение. А если нет традиции, то нет и проблемы, говорить больше не о чем, надо просто модернизироваться.
Я с этим не согласен. Не с тем, конечно, что надо модернизироваться, а с тем, что без традиции модернизироваться легче и лучше. Нет, мол, уже у нас традиций — и слава богу. И еще спасибо товарищу Сталину, который нас от них избавил, а то мы бы не знали, что с ними делать.
Основа моего собственного умонастроения заключается в том, что модернизация — это создание продуктивных, развивающих синтезов инноваций и традиций. В результате этого растет социальное и национальное многообразие, возникают разные типы модернизации, разные общества модерна, а теперь — смотри ссылку на Инглхарта в докладе — и очень разные постиндустриальные общества. Число цивилизационных комбинаций увеличивается, а вместе с ними, повторяю, и общественное разнообразие.
И это мое умонастроение отнюдь не колеблют те примеры конструирования традиций, которые приведены в докладе. Во всех таких примерах — как упомянутых докладчиком, так и других — действительно есть больший или меньший элемент стилизации, мимикрии, имитации и даже целенаправленного обмана. Но в любом случае это создание новых социальных артефактов, представляющих собой вариативные синтезы традиционного и современного. Это очень разные синтезы — плохие и хорошие, полезные и вредные, гениальные и глупые, но все они входят в социальную жизнь, начинают на нее влиять, конкурируют друг с другом, отмирают или становятся устойчивым элементом социальной мозаики.
А что получается, если все это отвергнуть? Получается проект модернизации, суть которого мне лично не доступна. «Я имею в виду, — пишет докладчик, — целенаправленную политику выращивания традиций модернизации, политику культивирования новой институциональной матрицы из остатков традиционной культуры и за счет моральной легитимации новых ценностей».
С этим тезисом я вполне согласен. Но, на мой взгляд, у докладчика — по крайней мере в рамках данного доклада — указанный тезис не из чего не произрастает, он висит в воздухе. Если традиций в современной России нет, то какие такие остатки традиционной культуры нам предлагается синтезировать с модернизацией? И ведь это не проходной какой-то пассаж, а специально выделенная курсивом главная рекомендация. Но при реализованном в докладе подходе эта главная рекомендация выглядит риторическим бантом.
То, что не очень последовательно получается в тексте, это бы еще ладно, это не большая беда. Куда хуже то, что, пока мы тут вместе с Эмилем Абрамовичем увлеклись деконструкцией традиционализма, многие другие теоретики и прикладники занимаются конструированием и тиражированием негативной русской традиции. И они почему-то докладчику гораздо интереснее, чем их оппоненты.
Показательно, что никаких примеров воссоздания и репопуляризации позитивных отечественных традиций или хотя бы позитивной — с точки зрения модернизации — интерпретации российского прошлого в докладе не приводится. Зато приводятся целых три негативных примера, типологизирующих взгляды тех, кто сегодня занимается изобретением традиций в России. Во-первых, это кремлевские пиарщики, во-вторых, пребывающие в упадничестве либералы и, в-третьих, воинствующие реакционеры. Таким образом, госпиар, либеральное упадничество и якобы традиционалистская реакция образовали сегодня в стране общий интеллектуальный фронт антимодернизационной интерпретации российских традиций. Это факт. И этот социальный факт является очень вредным фактором, ослабляющим волю к модернизации и искажающим ее программу.
Поэтому у меня вопрос: неужели Эмиль Абрамович полагает, что в такой ситуации можно что-то улучшить, можно вообще не проиграть — не в личном, конечно, плане, а в национально-историческом масштабе, — занимая позицию, озвучиваемую им на всех наших семинарах? Позицию, согласно которой традиция умерла, а исторические концепции (сиречь выдумки) по поводу каких-то европейских модернистских традиций в России не имеют значения? Да вы так и останетесь, Эмиль Абрамович, один-одинешенек в своей уверенности, что традиции не имеют значения. А все люди, смотрящие телевизор и читающие то, что им напишут и зададут выучить в школе, а потом в университете, — все они будут полагать, что русская традиция такова, каковой им ее преподносят, и больше ни какова.
Далее, из позиции «традиция умерла» проистекает недооценка силы и роли традиций в синтезе новых социальных явлений, о чем я уже начинал говорить. Эта недооценка очевидна во всех тех примерах догоняющего развития, которые затрагивает докладчик. А к этим примерам следовало бы, между прочим, добавить и Западную Европу: ведь в европейской модернизации национальные традиции играли колоссальную роль. Но докладчик об этом по понятным причинам не вспоминает.
Роль традиций в создании разных национальных форм модернизации и сегодня огромна. Однако с позиции, согласно которой «традиция не имеет значения», нельзя верно эту роль оценить. Не случайно в докладе присутствует тезис о том, что те общества, где сильны традиции, в процессе модернизации обречены на пребывание то ли во втором, то ли в третьем эшелоне, куда развитые постиндустриальные нации сбрасывают индустриальные технологии. Вот, дескать, их удел.
