— А ты?
— Я останусь. Не бросать же мне его, — кивнул Змей на мальчонку.
— Ни хрена ни разу, — обозлился седой. — Дядя Снейк меня выпустит, сам останется, а потом придут другие дяди и вместо меня убьют дядю Снейка. Давай-ка я лучше тебя подсажу, и дуй отсюда, пока никто не заметил, что ты сюда лазаешь.
Он попытался подхватить Егора, но тот увернулся и посмотрел Муну прямо в глаза. Сталкер почувствовал, что не может отвернуться.
— Дядю Змея не убьют, — улыбнулся мальчишка. — У него все по-другому будет.
Егор смотрел ясно, глазенки лучились тепло, как весеннее солнце. И от этой ясности и уверенности Муну почему-то стало зябко.
— Давай, — пихнул в плечо Снейк.
— Что давать? А ты?
— Со мной ничего не будет, — уверенно сказал Снейк и тепло поглядел на Егора.
Мальчишка шмыгнул к двери и ковырял ключом в скважине. Замок поддался, дверь со скрипом приотворилась. Мун выматерился.
— Не ругайся при ребенке, — осадил Змей.
— Ничего, — вступился за седого мальчишка. — Мамка еще не так ругалась.
— Твоя мамка? — удивился Мун.
— Ага, — довольный собой поделился Егор. — Когда Рыжик ей предложение делать пришел.
Снейк не сдержался и заржал. Мальчишка улыбнулся и повернулся к седому уже серьезный. Мун снова почувствовал, что его насаживает на детский взгляд, как рыбу на крючок. В ушах легко зазвенело.
— Бегите, дядя Мун, — попросил Егор с неподдельной искренностью. — Они вас убьют.
— А может, и правильно? — Мун глядел мальчишке в глаза. — Они же не просто так меня убить хотят. Значит, дрянной я человек.
Он ждал, что Егор отвернется, но тот смотрел прямо в душу, и в глазах была мольба, с какой иные его сверстники выклянчивают у родителей дорогую игрушку.
— Вы хороший, — уверенно сказал он. — Они просто не видят.
Парнишка не просто не отвел взгляда. Он смотрел так, словно и вправду видел Мунлайта насквозь. Словно сталкер был для него инструментом, который мальчишка умел настраивать. Звон в ушах прекратился. Седой потупился.
— А ты видишь? — пробормотал сердито.
Егор кивнул. Седой сплюнул. Даже если поверить маленькому телепату и знать, что со Снейком ничего не случится, а ему в самом деле угрожает смерть, даже если воспользоваться предложением и бежать, то куда он убежит ночью посреди Зоны безоружным.
Мальчишка словно прочитал мысли, а может, и в самом деле прочитал, деловито вытащил из-за пазухи пистолет. Протянул Муну.
— Вот.
— А это у тебя откуда? — нахмурился Снейк.
— От Рыжика.
— Он тебе сам дал или опять телепатия? — заинтересовался Мун.
— Нет, — покачал головой Егор. — Это я просто спи…
— Что? — взвился бородатый.
— Стащил, — поправился мальчик и виновато уткнул взгляд в пол.
Мунлайт взвесил на ладони ПМ. Отщелкнул обойму. Полная. Вставил обратно. Снейк молча подошел, хлопнул по плечу, подтолкнул к двери.
— Давай дуй.
— А ты? — уже не так уверенно спросил Мун.
— Ничего со мной не будет, — заявил Снейк. — Слышь, чего телепат говорит? Ну! Или мне тебя силой выпихивать?
Мун попытался отвернуться, но наткнулся на детские глаза, которые буравили сильнее Снейковых. Снова зазвенело в ушах. Будто повинуясь чужому влиянию, он вывалился в дверь.
Свежий воздух не привел в чувство. Сзади скрипнуло, хлопнуло. Завозился ключ в замке, запирая дверь, да так и остался торчать. Мун повернулся, отчего-то боясь смотреть в глаза Егору. Только заметил его силуэт краем глаза.
— Ключ, — вырвалось хрипло.
— Рыжик подумает, что в двери забыл, а про вас решит, что через крышу сбежали, — ответил мальчик.
И Мунлайт с удивительной ясностью понял, что так и
будет.
— До свидания, дядя Мун, — сказал Егор тихо и, прежде чем седой успел что-то ответить, тенью растворился в темноте.
3
Тихо трещали доски от овощных ящиков. Мун сидел на бревне и пытался согреться.
Мысли путались. Как он поддался на провокацию и сбежал, оставив Снейка? Тогда все казалось верным и понятным. Сейчас возникали вопросы и сомнения. Деталей побега он практически не помнил. Самым ярким был открытый взгляд детских глаз. От этого воспоминания становилось еще холоднее и возникала мысль, что сбежал он все же не по своей воле.
Неужели мальчишка и на такое способен? Дети Зоны, мать ее. Откуда чего берется? А Снейк-то, выходит, был прав. Жить можно везде. Причем не выживать. Выживают поначалу, а потом приспосабливаются и просто живут. Всю жизнь. Считая то, что происходит вокруг, нормой.
И все равно страшно. Сейчас мальчишка такое вытворяет во благо. А завтра? Да и кто сказал, что благо то, что он считает благом?
Но как? Мысли снова поскакали галопом. Слишком много всего в последние дни случилось нестандартного. Даже для Зоны. И если прежде мозг все это сжирал в том темпе, который задавали обстоятельства, то сейчас, когда выдалась свободная минута, его начало клинить.
Мунлайт поежился. Холодало, и костер не спасал.
Оставаться и прятаться где-то в деревне он не рискнул. Идти среди ночи с несчастным «Макаровым» через Зону было смерти подобно. Единственным местом, где можно было заночевать, пришедшее на ум, была землянка, в которой он впервые схлестнулся с ныне покойным лейтенантом.
Местечко было довольно близким, знакомым и идеальным по всем показателям. Кроме одного. В подвале было сыро. Каким-то образом туда натекло воды, сейчас она примерзла, и по всему периметру хрустела корка льда, под которой воды было по колено.
В тот момент его наконец отпустило невесть откуда взявшееся чувство эйфории, и он подумал о том, куда и зачем он бежит?
Ответов не было. В голове заварилась какая-то непотребная каша из слов, образов и обстоятельств. Разобраться в этом на первый взгляд казалось не реально, и, чтобы хоть что-то делать, он начал вытаскивать из землянки овощные ящики и разбирать их на запчасти.
Горка досок скопилась внушительная, на ночь в экономном режиме могло хватить, чтобы не замерзнуть. Вот только с розжигом пришлось повозиться. Сырые ящики не желали гореть, и он еще основательно попотел, прежде чем над сырой древесиной заплясали языки пламени.
Странное дело, температура воздуха возле костра поднялась, а оставшемуся без дела Муну вдруг стало холодно. Холод был не снаружи, он полз изнутри.
Холод начинался там, где его прижал Васька Кабан, заставляя делать то, чего делать не стоило. Этот холодок помнило что-то внутри него.
А вот холод от странной аномалии помнила каждая клеточка его тела, и все эти клеточки будто вопили от страха, вспомнив тот холод. Помимо памяти от того лютого мороза остался холодок внутри, который возник, когда ему улыбнулся прозрачный двойник, возникший неведомым образом.
Холодом веяло от генерала с его дурацким заказом. И от Угрюмого, ставшего овощем. Глядя в глаза живого, но переставшего быть человеком сталкера, он чувствовал озноб, будто его в исподнем засунули в склеп.
И от теплого взгляда Егора его тоже бросало в озноб.
Мун подбросил пару дощечек, хотя этого не требовалось. Пламя поутихло, привыкая к сырым деревяшкам, оттаивая их, выгоняя из них промозглый сырой холодок.
Даже из деревяшки это можно выгнать. А из души человеческой?
Что-то произошло с ним. Что и когда? Ведь просто так, из ниоткуда, не берется такой холод внутри. Замерзают не сразу, а постепенно. Значит, что-то когда-то он начал делать не так. Раз за разом. А теперь все это скопилось и отягощает.
А он опять куда-то бежит. По новому кругу, с которого, казалось, уже много раз должен был сойти. И ведь знает же, что от себя бегать — последнее дело. От себя бессмысленно, от других противно. Тогда зачем бежать? Почему не остановиться?
Стоп, все это уже было. Очередная Снейкова философия. Шансы, остановки, самосозерцание для понимания своего места в мире.
Ему не остановиться. Ему не измениться. Но и не сбежать. И что остается? Может, правильнее было бы остаться и подождать, пока его пристрелят озверевшие от обиды парни Резаного? Может, лучше, как Угрюмый? Нет, не овощем по Зоне ходить. Но когда он закрывал мертвый глаз сталкера, в нем было облегчение. Вот облегчения им всем не хватает.
Этим молодым, детям Зоны, им легче. Они живут здесь. Те, что пришли сюда зелеными пацанами, или тот же Егор, который здесь вырос. Они не знают толком ничего другого. Для них это — жизнь. А для Муна, Резаного или того же Угрюмого Зона — точка на краю географии, куда можно сбежать. Сбежать от той, другой жизни.
Кто-то бежит сюда от неприспособленности к той жизни, кто-то от скуки, кто-то за острыми ощущениями, кто-то обогатиться. Все они разные, но вместе с тем одинаковые в одном — они беглецы. Они все бегут сюда. А человек всегда, в любой ситуации, в конечном итоге бежит только от себя. И этот бег бесконечен и бесперспективен.
