В итоге мы вообще перестали выступать. Ночи в его комнате превратились в дни, недели, месяцы. Когда мы попытались уйти, он приковывал нас цепями к кровати.
Как чертовых собак.
Нет, даже с собаками обращались лучше.
Мы были секс-рабами.
Когда звук хлопающих крыльев наполнил комнату, я схватил брата за руку и разбудил его.
— Рифф, просыпайся. Чума возвращается.
Рифф застонал и натянул подушку себе на голову. Я нахмурился, глядя на синяки на его спине, которые еще не зажили после прошлой ночи. Он всегда был дерзким, как его называл Чума «Дерзкая дырочка для траха».
Меня преследовали кошмары о том, что станет с моим братом, когда Чума неизбежно перестанет находить его забавным.
Стеклянные двери, ведущие на балкон, задребезжали под порывом ветра, возвещая, что наш хозяин дома. Сквозь стекло мелькнула золотая чешуя. Несколько мгновений спустя Чума появился в своей меньшей форме.
Он повернулся к нам лицом. Я глубоко вздохнул и успокоил нервы.
Моя ненависть к этому ублюдку съедала меня изнутри, как какой-то низкопробный паразит. Но я не мог выдать это на своем лице и поблагодарить Раздора за то, что он не сексуальный демон, способный читать наши эмоции. Тогда бы он узнал, что мои фантазии о его пытках вызвали у меня стояк.
Потому что смерть демонов не была похожа на смерть людей. Когда демон умирал, он отделялся от своего тела, но его душа освобождалась и в конечном итоге обретала новую форму. Это было бы слишком хорошо для Чумы.
Мы приготовились к тому, что он разденется, или прикажет нам сделать это за него. Вместо этого он вытащил из кармана предмет, который мы собирались украсть сто раз. Ключ к нашим цепям.
— Сегодня особенная ночь, мальчики. Сегодня вечером к нам на ужин присоединятся остальные Всадники. Вы будете выступать для них.
С этими словами он ушел, оставив нас с Риффом в замешательстве.
— Мы не выступали уже несколько месяцев, — сказал я, моргая и глядя на дверь, через которую он быстро вышел.
— Может быть, это наш шанс вернуть прежнюю работу. Или, по крайней мере, время от времени выходить из этой чертовой комнаты и хоть раз сосать другой член. Или обслужить самку. Клянусь членом Раздора, я скучаю по киске, — заскулил Рифф, падая обратно на гору подушек.
Дышать стало легче, чем обычно, поскольку надежда Риффа, казалось, немного развеяла неприятное напряжение, которое всегда тяжело висело в покоях Чумы. Я, с другого конца рога, не мог избавиться от неприятного, дурного предчувствия, которое скручивало мне живот и проникало в мозг, что каким-то образом нам лучше оставаться в этой постели.
Жаль, что у нас не было выбора.
Чума настолько любил «искусство», что построил в своем замке театр. Из-за тяжелого занавеса, отделяющего нас от публики на другой стороне, играла жуткая оркестровая музыка.
Судя по шуму болтовни, доносившемуся с другой стороны, Чума пригласил на ужин и представление не только Всадников.
Я повернулся к Риффу. Мы оба были в истинной форме. Мускулистые и высокие, с более толстыми хвостами и более мощными рогами, чем у наших полуформ. Наши головы были лишены плоти, это были чудовищные черепа, которые мы разрисовали так сильно, что кости покрылись пятнами грима. Нам не разрешалось краситься, но вокруг глаз у нас все равно были выцветшие ромбы.
Нам также не разрешили использовать наш старый реквизит. Ни наши костюмы, ходули или что-то еще, что мы использовали в наших шоу раньше.
Когда Чума подошел к нам за кулисами, его голубые глаза скользнули по нам в тихом оценивании.
— Пора на выход.
Мы с Риффом переглянулись, прежде чем я снова оглянулся на Чуму и спросил:
— А, что именно ты хочешь, чтобы мы сделали, Хозяин?
— Побей ее немного. Напугай. Трахни. Развлеките моих гостей, и я освобожу вас обоих.
Не успели мы обработать информацию, как занавес опустился, и нас ослепил свет сцены. Нас встретили оглушительные аплодисменты, и все, что мы могли сделать, это в оцепенении двинуться на звук.
Мое сердце подпрыгнуло к горлу, когда я заметил кровать посреди сцены. Если это вообще можно было назвать кроватью. Это был матрас на возвышении, без каких-либо одеял или подушек. Это определенно не была кровать, предназначенная для сна.
И место не было пустым.
В центре матраса находилась молодая девушка, совершенно обнаженная и дрожащая. Ее ноги были поджаты под тело, а руками она обхватила грудь, пытаясь прикрыться.
Даже отсюда мы могли прочитать ее эмоции.
Она была в ужасе.
Ужас усилился только тогда, когда занавес опустился, открывая нас.
— Что это за демон? — Рифф пробормотал себе под нос. — Ее меньшая форма кажется странной.
Я кивнул, разглядывая маленькую женщину, пытаясь понять, что это за существо. Она пахла по-другому и казалась такой робкой для демона. Даже для той, кого насильно поместили сюда против ее воли. Она безудержно дрожала, а ее сердце билось так сильно, что я практически чувствовал, как оно ревет у меня в ушах. Я никогда не слышал, чтобы сердце демона билось так быстро.
Я рассматривал ее еще несколько секунд, прежде чем повернуться к Риффу.
— Я думаю, она смертная.
Глаза демона мерцали синим светом.
— Нет… Смертные души не обретают форму после смерти.
— Я думаю, она еще жива.
Ходили истории об высших демонах и королях различных регионов, имеющих доступ к Верхнему миру и утаскивающих смертных в наше царство. Но я никогда не видел ни одного лично.
Я поймал взгляд Чумы за сценой, где он стоял за занавесом, расположившись так, чтобы быть скрытым от публики, но иметь место в первом ряду для того ужасного дерьма, которое мы собирались сделать.
Всё ради свободы.
Сжав кулаки, я сменил беспокойство на решимость и направился к кровати, Рифф следовал за мной.
Девушка попятилась назад, ее взгляд отчаянно бегал по сторонам, казалось, она искала выход. Все это время безнадежность пронизывала ее ауру. Она знала, что ей некуда бежать.
— Н-не делай мне больно, п-пожалуйста.
Ее голос звучал так мягко, так хрупко, как и все остальное в ней. У нее были самые красивые светлые волосы, которые падали на плечи шелковистыми волнами. Ее тело казалось самым гибким из всех, что я когда-либо видел, а щеки и плечи покрывали веснушки.
— Мы не собираемся причинять тебе боль, — сказал я ей, ненавидя то, что это заявление показалось мне горьким и тяжелым на языке. Ложь. Протянув руку, я медленно приблизился, как к робкому животному.
Ее глаза, как у олененка, округлились.
— Ты понимаешь английский!
— Немного, — ответил Рифф, подходя ко
