Все мужчины, о чем бы они не переговаривались за столом, поглощая изысканные яства, буквально не сводили о Агнессы взволнованных глаз.
Или всё это Эвридике только казалось? Она старалась не смотреть в сторону Агнессы, но боковым зрением улавливала её улыбающееся лицо, сияющие глаза. Эвридике время от времени даже мерещилось, что именно с Птолемея Агнесса не сводит своих бесстыжих глаз, что её восхитительный озорной смех предназначен её мужу, чтобы отнять его у нее. Она слегка покраснела, словно сейчас ей незаметно дали пощечину. И подумала: «Берегись, Агнесса!»
Прервав беседу с Бриаксием и Дегинократом, Птолемей обратился к Агнессе.
– Агнесса, подари нам песню о любви.
Агнесса несколько раз тронула струны арфы и своим удивительно чистым, высоким голосом запела одну из своих самых красивых песен.
Слушая этот поразительной красоты голос, Птолемей почувствовал, что у него подступает комок к горлу, не давая возможности глубоко вздохнуть.
Каждое слово песни звучало настолько нежно и интимно, словно высказанное наедине признание в любви, и все невольно затаили дыхание, даже Эвридика.
Агнесса все свои чувства и эмоции выплескивала в песню, пробуждая во всех живые чувства и глубокие переживания.
Птолемей внезапно ощутил во всем теле непонятный жар, сердце сильно заколотилось в груди. «Что со мной? – с тревогой подумал он. – Неужели меня снова поразила стрела Эрота? Но это же нелепо, ведь Агнесса – совсем еще ребенок, который только-только достиг своего совершеннолетия. Хотя сейчас ей, вероятно, столько же, сколько было Таиде во время нашей первой встречи. Агнесса навряд ли познала ласки мужчины, а я уже прожил бесконечную, длинную жизнь, полную любви, разочарований и потрясений.»
Нет, Птолемей не хотел пока верить, что с ним – для всех недосягаемом и могущественном – могла случиться такая внезапная беда. Именно беда – потому что как иначе можно назвать чувство к девушке, в которую влюблен младший, родной брат. Но для Птолемея стало необходимостью ежедневно видеть Агнессу перед глазами, на расстоянии вытянутой руки, слушать её божественный голос.
«Великий Зевс, куда это меня снова заносит под звуки этого неповторимого голоса?» – ужаснулся Птолемей своим мыслям, вихрем обрушившимся на его разгоряченную голову.
Исполняя песню, Агнесса часто бросала взгляды на Менелая, словно песня предназначалась только ему.
И Менелай не сводил глаз с Агнессы.
Птолемей ничего не мог с собой поделать. Внутри него вспыхнул давно позабытый огонь.
– Что с тобой, Птолемей? – услышал он вопрос Эвридики, на который не смог ответить, так как сам еще до конца не осознал, что с ним происходит.
Птолемей снова взглянул на Агнессу. Она закончила песню, пробежав последний раз по струнам арфы, опустила руки и сидела с довольным видом шаловливого ребенка, ожидавшего похвал за прекрасное выступление. И восторженные похвалы не замедлили себя ждать. Каждый, кроме Эвридики, считал необходимым высказать Агнессе приятный слова.
– Волшебно! – воскликнул Бриаксий. – Поразительный по красоте голос.
– Какая одухотворенность и в то же время неискушенность! – вторил ему Дегинократ.
– Давно я не получал такого удовольствия от пения, как сегодня, – промолвил немногословный, скупой на похвалы жрец Тимофей.
Агнесса буквально сияла от счастья – еще бы, она оказалась в центре внимания всех этих взрослых, знаменитых людей. Губы певицы помимо её воли расплылись в победной улыбке, обозначив на щеках еле заметные ямочки и придавая её лицу задорный, девичий вид.
Только Птолемей возлежал без тени улыбки на лице, сосредоточенно о чем-то думая. Из задумчивости его вывели слова скульптора.
– Теперь вы понимаете, какой силой обладает настоящее, искреннее искусство? Сильнее этого – только любовь!..
Птолемей почувствовал, что в его душе нарастает смутное ощущение катастрофы, словно перед извержением вулкана, задремавшего в потаенных глубинах чувств.
Через несколько дней Эвридика через свою служанку передала Птолемею настойчивую просьбу срочно принять её для важного разговора.
Супруги не виделись со дня последнего пира, на котором юная Агнесса блестяще исполнила песню о любви.
Всё это время Птолемей был загружен неотложными делами, связанными со строительством Храма бога Сераписа.
Слава Александрии росла и её могущество крепло с каждым днем.
Спеша, словно боясь упустить благоприятное время, приступили александрийцы к исполнению замысла Птолемея, Дегинократа и Бриаксия. Из многих стран прибыли к Дегинократу и Бриаксию умелые помощники, которые были необходимы для осуществления грандиозной идеи.
С утра город оглашался криками погонщиков мулов, длинные вереницы которых везли к строительной площадке большие глыбы мрамора.
Кипучая деятельность велась и там, где добывалась глина.
То же, чего не было в Александрии: черное дерево, слоновая кость привозилось из соседних стран.
Мрамор и дерево нужно было обработать. Слоновая кость должна была пройти через руки искусных резчиков. Золотых дел мастера были заняты изготовлением всевозможных украшений для храма. Рабы прокладывали дороги для перевозки всевозможных материалов, необходимых для строительства.
Работа кипела повсюду.
Для выполнения строительных работ предпочитались молчаливые, трудолюбивые, серьезные египтяне. Они работали так же неутомимо и усердно, как над своими родными пирамидами.
Не ведающий усталости Птолемей часто возвращался во дворец ближе к полночи.
В один из поздних вечеров, удостоверившись, что Птолемей вернулся во дворец раньше обычного и отдыхает, Эвридика отослала к нему одну из служанок напомнить о своей просьбе и велела рабыням нарядить её для встречи с мужем.
Птолемей, усталый, возлежал на подушках на ложе, а справа и слева от него на изысканных столиках, услаждая его взор, стояли красивые статуэтки, – различные животные и птицы из золота, серебра, слоновой кости, малахита и лазурита. Он отдыхал, целиком сосредоточившись в себе и думая об Агнессе.
Гибкая тень бесшумно появилась в зале и, низко согнувшись, упала ничком на колени, ладонями к полу.
Птолемей медленно перевел на неподвижную фигуру усталый взгляд: это была одна из служанок Эвридики.
Он поднял правую руку и приказал:
– Говори!
Служанка оторвала лоб от пушистого ковра и тихо произнесла:
– Моя госпожа напоминает, что с нетерпением ждет встречи со своим великим мужем.
– Пусть приходит.
Служанка, пятясь, исчезла из залы. Птолемей сел на ложе, опустив ноги на маленькую скамеечку. Прошло несколько мгновений, и на том месте, где прижималась к полу рабыня, уже стояла Эвридика. В полумраке тускло блестели дорогие украшения на её одежде.
Птолемей поднялся ей навстречу, попытался изобразить радость на лице.
– Я рад тебе, Эвридика. Какие желания привели тебя ко мне в столь поздний час?
Этот визит нарушил привычный деловой порядок его заполненных до секунды государственными хлопотами дней.
– Какие желания могут быть у твоей супруги? – ответила она вопросом на вопрос и продолжила мягким, покорным голосом. – Я живу только тобой, так как благодаря твоему величию у меня есть всё, о чем можно только мечтать. Без тебя моя жизнь была бы скучной и однообразной в гинекее дома какого-нибудь богатого македонянина в Пелле.
В слабоосвещенном зале к нему подошла кроткая, любящая женщина, – она была изворотлива, как змея, – и пролепетала самым обворожительным голосом.
– Ах, Птолемей, ты изменил моё тело и мою душу настолько, что я перестала себя узнавать. У нас скоро будет сын, прекрасный солнечный мальчик, такой же мужественный и красивый, как ты.
– Это правда? – Птолемей был ошеломлен, но радости он не по чувствовал.
Она прижалась к нему.
– Да, это правда.
Они стояли посреди затемненной залы вплотную друг к другу, и она говорила тихо, горячо, вкрадчиво.
– Мне было так одиноко все эти ночи без тебя. Ты должен любить только меня. Пойми, мы уже спаяны воедино нашим будущим ребенком. Я хочу видеть тебя ежедневно, ежечасно, иначе я погибну.
Глядя на её взволнованное, раскрасневшееся лицо, он подумал: «Конечно же, она пришла ко мне с какой-то особенной просьбой. Только бы я смог удовлетворить её просьбу и побыстрее остаться один, чтобы обдумать всё, сказанное ею.»
Про себя Птолемей отметил, что наряд идет Эвридике, и она по-своему красива. Но её красота не согревала, отталкивала, в ней было что-то от опасного, затаившегося хищника. Всё в ней было чуждо ему, хотя он и заставлял себя привыкнуть к ней.
Эвридика удобно устроилась в кресле рядом с ложем Птолемея, на котором расположился он. Она продолжила разговор. Он слушал.
– Нам слишком редко случается за последнее время быть вместе. Не так ли?
Он утвердительно кивнул головой, при этом в его сознании пронеслось: «Редко? Очень редко. Но лучше бы этого совсем не случалось. 0 боги, как права была мать.» И, увидев, что она ждет ответа сказал.
