Прибыв в Ладогу, Олег, не медля ни одного дня, направил отряды в селения с таким расчетом, чтобы перекрыть людям Вадима все пути к бегству. А затем начал одновременное наступление, настойчиво приближаясь к логову лесных воинов. Сам ехал в передовых рядах, надеясь сразиться с самим посадником.
Вот сквозь деревья завиднелись землянки, издали похожие на небольшие заснеженные холмики; выдавали их только трубы, из которых поднимались к небу еле приметные дымки.
Олег дал команду, и конники ворвались в лагерь. Застигнутые врасплох, лесные воины пытались вскочить на коней, где-то вступили в сражение, но сопротивление было неорганизованное и беспорядочное, скоро все они были вырублены. Олег скакал из стороны в сторону, в запале задавал один и тот же вопрос:
– Где Вадим? Кто видел Вадима?
Наконец один из пленных махнул рукой в сторону леса:
– Туда убежал…
Олег припустил коня. Вскоре недалеко от лагеря заметил конские следы, погнал по ним. Скакал недолго. Остановился. Между деревьями лежали трое зарубленных дружинников. Вадим снова исчез.
V
Сварун пришел к Чуриле. Разговор шел наедине.
– В ездовых у боярина работаешь?
– Зачем? Вчера пришли купцы, вернули долг. Собираюсь расплатиться с тобой.
– Не надо. Оставь себе. Вот тебе дощечка с твоим долгом. Сожги при мне.
Чурила повертел в руках переданную Сваруном дощечку с руническими письменами, подошел к горящей печи и бросил в огонь. Снова сел напротив купца.
– Новое задание у меня для тебя, – сказал Сварун.
– Ни на какое задание я больше не пойду, – твердо ответил Чурила. – Хватит. Я расплатился с тобой, больше ничего не должен и ты меня не заставишь.
Сварун обжег Чурилу колючим взглядом, сказал жестко:
– Выполнишь каждое мое указание. Как скажу, так и сделаешь!
Лицо Чурилы стало красным, но он выдержал взгляд купца, проговорил упрямо:
– Никуда не пойду!
– Цыц! Замолчи! Ты у меня вот где! – и Сварун поводил перед его носом маленьким сухим кулачком. – Никуда не денешься! Понятно?
– Нет! Я свободный человек теперь и рисковать своей жизнью не намерен!
– Придется.
Сварун откинулся на спинку стула, продолжал, язвительно поглядывая на ростовщика:
– Ты представляешь себе, что с тобой будет, если я сегодня же пойду к боярину Боеславу и подробно расскажу ему всю дорогу до прежнего лагеря Вадима и сообщу ему, от кого узнал про нее? Доживешь ты после этого до завтрашнего дня? Думаю, и ты сам, и твоя семья будут вырезаны, а дом сожжен. Разве забыл, как поступают с теми, кто предает родичей?
По мере слов купца Чурила пригибался все ниже и ниже к столу, по лицу его побежал обильный пот.
– Так что слушай и запоминай. Пойдешь к боярину, захватишь какой-нибудь подарок для него. Поблагодаришь за помощь в трудное время, за выручку. А потом постарайся вывести разговор на Вадима, как ты ему сочувствуешь, ну и все такое. Человек ты проверенный, надежный. Думаю, он предложит тебе принять участие в помощи бывшему посаднику. А от тебя немногое требуется: помогать боярину, делать, что он попросит, и при этом хорошо запоминать, что будут говорить, и все сведения передавать мне. А я в долгу не останусь. Как расправимся с Вадимом и его приспешниками, обещаю тебе дать столько, сколько ты был должен мне – пятьдесят гривен. Сумма немалая, можно двадцать пять коней купить!
Чурила согласно кивал. Куда ему было деваться? Ведь он теперь со своей семьей в руках этого невзрачного человечка, и не под силу ему вырваться из его цепких рук. Так и придется, видно, до самой смерти служить ему верой и правдой. Впрочем, какая правда? Одно предательство нагромождается на другое…
Пошел Чурила на другой день к Боеславу прихватил с собой иноземное вино и черную икру, которые, как он знал, очень любил боярин. Но уже не так волновался, как в первый раз, поднаторел в обмане, навострился в коварстве.
– Что, опять за помощью? – спросил Боеслав не поднимаясь из-за стола. – Что-то, видно, не заладилось у тебя в жизни…
«Знал бы ты, боярин, как у тебя не заладилось! – подумал Чурила. – Тогда бы не только на порог своего дома не пустил, а собаками затравил насмерть!»
Но сам улыбнулся, ответил:
– Наоборот, с большой радостью пришел! Купцы мне вернули долг, и теперь я богаче прежнего! Вот пришел поблагодарить за то, что выручил в свое время и не дал пропасть ни мне, ни моей семье. А в благодарность принес твои любимые кушанья!
Боярин подарку обрадовался. Посадил Чурилу рядом, стали выпивать. Видя, что Боеслав начал пьянеть, Чурила стал осторожно расспрашивать про Вадима.
– А кто его знает, где он сейчас мотается! – отвечал тот. – Подсобили мы ему тогда оружием. Думали, нападет он на Новгород, а он что-то промедлил, тут зима наступила… Передают, будто разбили его недавно, скрылся куда-то…
– Если что, я готов хоть на край света ради него! Ненавижу этого Рюрика! Откуда он заявился? Даже бога нашего Перуна по-иному называет!
– Я тоже думаю, что недолго удержится он на престоле. Народ наш новгородский вольнолюбивый, не потерпит над собой насилия. Вот объявится Вадим, пойдем мы за ним все дружно, вернем верховенство народному вече!
Месяца через полтора Чурилу вызвал боярин сам. Они заперлись в горнице, разговаривали шепотом.
– Вадим в городе объявился, – сообщил боярин. – Надо готовиться к большим событиям.
– А где он остановился? – неосторожно спросил Чурила.
Боярин бросил на него суровый взгляд, отрезал:
– Не твоего ума дело. Или что-то замыслил?
– Нет-нет, – испугался тот. – Просто так спросил. Подумал, может, ко мне его пристроить?..
– Пристроили без тебя, не беспокойся. А теперь слушай, какое тебе будет задание. Потихоньку выпытывай среди своих людей, кто готов к борьбе против Рюрика. Беседуй, разузнавай настроение. И потихоньку объединяй вокруг себя недовольных. Но чтобы тихо! Чтобы комар носа не подточил! И организуй склад с оружием. Закупай без спешки. Лучше через подставных лиц. Сам не светись. Будь осторожен. Один неверный шаг – провалим все дело! Понял?
– Понял, боярин. Как не понять. По острию лезвия идем!
– Такиди и действуй!
Чурила в тот же день пересказал весь разговор Сваруну. Тот пожевал сухими губами, проскрипел:
– Делай, как боярин приказал. И сообщай все новости.
– А что будет с теми людьми, которых я вовлеку в заговор?
– Разберемся по ходу дела…
И для Чурилы наступили мучительные дни. Не набирать людей в свой отряд он не мог, это вызвало бы недовольство, а может, и подозрение боярина, а в то же время тяжело было врать и изворачиваться перед честными людьми, которые верили ему и шли на смертельно опасное дело. Он извелся, похудел, стал нервным и раздражительным, и жена только удивлялась, наблюдая, как он изменился за последнее время. Пыталась было расспросить, но он пресек ее любопытство на корню:
– Помолчи. Не твоего ума дело!
Наконец Боеслав сообщил: выступаем 12 июля, в день Снопа-Велеса, когда бог Велес учил праотцов славян и землю пахать, и злаки сеять, и жать, и снопы вязать.
– В этот день, – сказал боярин, – весь народ выйдет на улицы, начнется большое гулянье, и в толпе можно будет легко затеряться, не привлекая к себе внимания, а потом напасть на княжеский дворец.
Чурила тотчас заспешил к Сваруну.
– Вот и прекрасно! – обрадовался тот. – Накроем всех разом, да так, что только мокрое место от них останется!
После этих слов Чурила решил скрыть день выступления от своих людей и не выводить их на улицу. Сам он тоже никуда не пошел, а целый день просидел дома, мучаясь и изнывая от неизвестности. Только на другой день он узнал, что сторонники Вадима собрались в центре города, а затем двинулись к дворцу, однако почти тут же были окружены и побиты. Только немногим удалось прорваться к воротам и бежать из города. В их числе был и боярин Боеслав.
Вадим сражался до конца. Весь израненный, он был взят в плен и отведен в подвал дворца. Через неделю на центральной площади ему и его соратникам отрубили головы, посадских людей посадили на кол, а к норманнам, замешанным в мятеже, применили старинную скандинавскую казнь: каждому из них со спины вырезали ребра и через полученное отверстие вырвали легкие и сердце.
После восстания начался исход многих новгородских семей в Киев и другие города.
VI
В Изборске Трувора встретили не очень приветливо. Оно и понятно: княжеский глаз появился, кому понравится! Воевода Хотибор, невысокий, широкоплечий, узкий в талии, с длинными вислыми усами, улыбнулся ему сухими тонкими губами и повел в свой терем. С дороги по славянскому обычаю повели в баню, женщины как следует попарили князя, со смехом окатили горячей водой из деревянной лоханки, сопроводив добрым пожеланием:
– С гуся вода, с Трувора худоба!
Вот уж худым-то его было не назвать. Наоборот, он был толстым, дородным сорокалетним мужчиной, с солидным животом и двойным подбородком. Тяжело переступая, Трувор вышел в предбанник и присел, с наслаждением вдыхая прохладный, пахнущий березовыми листьями воздух.
