Слуга здорово перетрусил. Ну и страху нагнала на него эта беременная фурия! Но стоит мне на нее взглянуть, невольно замечаю мешки под глазами и отекшие лодыжки синюшного цвета, которые покоятся на двух подушках.
– Будешь так нервничать, повредишь ребенку.
– Не меня надо отчитывать, – раздраженно ворчит она и указывает на слугу, – а этого разгильдяя…
– Сесилия… – начинаю я.
– Да нет, она права, – перебивает меня Дженна и, сняв крышку с одной из тарелок, морщится с видимым отвращением. – Гадость редкая. Этим только свиней кормить.
Я смотрю на нее в совершеннейшем изумлении, она же отвечает мне долгим взглядом.
– Думаю, тебе следует спуститься на кухню и пожаловаться.
Ах, вот оно что!
– Приношу свои извинения, леди Дженна, – встревает слуга.
– Не стоит извиняться, – говорю я. – Это не твое упущение. За наше питание отвечает старшая на кухне, и она прекрасно знает, что мы терпеть не можем картофельное пюре, – снимаю еще одну крышку и, сморщив нос, продолжаю: —И свинину. Дженна от одного ее запаха покрывается красными пятнами. Пойду-ка я на кухню и сама все улажу.
– Да, конечно, – подхватывает слуга.
Мне кажется, его слегка трясет, пока он идет к лифту, толкая перед собой тележку, груженную подносами с нашим обедом. Не отстаю от него ни на шаг.
– Не обижайся на них, – ободряюще улыбаюсь я, как только за нами закрываются двери лифта. – Дело не в тебе. Честно.
Отвлекшись на мгновение от разглядывания своих туфель, он улыбается мне в ответ.
– Мне сказали, ты из них самая хорошая.
На кухне царит привычное оживление – верный знак того, что Вона нет поблизости. Останавливаемся в дверях.
– Извините, – подает голос сопровождающий меня слуга. – Здесь леди Рейн, чтобы выразить свое недовольство сегодняшним обедом.
Все оборачиваются в нашу сторону. Старшая повариха реагирует мгновенно.
– Эта никогда не жалуется, – фыркает она.
Пока я благодарю за помощь слугу, который меня сюда привел, тележку быстро разгружают. Жалко смотреть на то, как в мусорный бак отправляются вполне съедобные блюда, но у меня есть дела поважнее, чем переживать об этом. Пробираюсь мимо дымящихся кастрюль и занятых разговорами слуг к кухонному столу, у которого, склонившись над огромным кипящим котлом, стоит старшая повариха. Она единственная, кто во всей этой суматохе сможет мне помочь.
– Что случилось с Габриелем?
– Тебе не следует приходить сюда и расспрашивать о нем, – говорит она. – Ему и без того хватит неприятностей. Распорядитель Вон со дня твоего провального побега с парня глаз не спускает.
От этих слов у меня холодеет спина.
– С ним все в порядке?
– Я его не видела, – она смотрит на меня с выражением грусти на лице, – с того самого утра, когда Распорядитель Вон вызвал его к себе в подвал.
17
До самого вечера мучаюсь сухой рвотой. Дженна придерживает мне волосы, пока я, склонившись над унитазом, корчусь от рвотных спазмов. Тошнота не отступает.
– Может, выпила вчера лишнего, – мягко предполагает она.
Но дело не в этом. Уверена, что не в этом. Отодвигаюсь от унитаза и сажусь прямо на пол, сложив безвольные руки на коленях. Глаза наполняются слезами, но я не даю им воли. Не доставлю Вону такого удовольствия.
– Нам нужно поговорить, – объявляю я.
Рассказываю обо всем без утайки: о теле Роуз в подвале, о поцелуе Габриеля, о полном неведении Линдена относительно истории нашего здесь появления и о неограниченной власти Вона над нашими жизнями. Упоминаю даже о мертворожденном ребенке Линдена и Роуз.
Дженна опускается рядом на колени и обтирает мне лоб и шею куском влажной ткани. Ощущение настолько приятное, что я, позабыв обо всем, кладу голову ей на плечо и закрываю глаза.
– Это не дом, а оживший ночной кошмар, – объясняю я. – Только я думаю, что все не так уж плохо, обязательно происходит что-нибудь ужасное. Как будто мне снится ужасный сон и я никак не могу проснуться. Распорядитель Вон – просто чудовище.
– Сомневаюсь, что Распорядитель Вон мог убить собственного внука или внучку, – возражает Дженна. – Если то, что ты рассказала, правда и он использует тело Роуз, чтобы найти противоядие, то какой ему смысл избавляться от ребенка Линдена?
Я не нарушаю данное Дейдре обещание и умалчиваю о том, что младенец, якобы родившийся мертвым, был вполне живым. Но ее слова не идут у меня из головы. Так хочется верить, что Дженна права. Зачем Вону убивать собственную плоть и кровь? У него самого были только сыновья, но, даже если предположить, что девочки ему не по душе, от внучки все равно была бы польза: она могла бы выносить следующее поколение Эшби. Девушкам из богатых семей иногда позволяется самим выбирать себе мужей, и в новых семьях они часто оказываются в более выигрышном положении, чем их «сестры по браку». В характере Вона все пускать в дело, людей или их мертвые тела, неважно, расточительства он не приемлет.
Но я все-таки уверена, что Дейдре и Роуз не ошиблись: они действительно слышали детский плач. И меня ни на секунду не удивляет, что Линдена в тот момент не было дома. От этих размышлений к горлу опять подкатывает тошнота. До меня словно издалека доносится голос Дженны. Она спрашивает, все ли со мной в порядке, потому что я вдруг побелела как простыня.
– Если что-нибудь случится с Сесилией или ее ребенком, я этого не переживу, – говорю я.
– Все обойдется, – ободряюще похлопывает меня по руке Дженна.
Сидим в тишине. Думаю обо всех мучениях, которые могут ожидать Габриеля в подвале. Представляю его избитым, всего в синяках, валяющегося там без сознания. Гоню от себя страх за его жизнь. Вспоминаю, что наш поцелуй прервал какой-то подозрительный шум в коридоре. Угораздило же нас оставить дверь в комнату открытой! На моем туалетном столике все еще лежит атлас, который Габриель стащил из библиотеки. Я одна виновница всех его несчастий. Все это только из-за меня! Пока я здесь не появилась, он пребывал в счастливом забытьи и даже не задумывался о мире за пределами этого имения. Такой жизни не позавидуешь, но она все же лучше, чем смерть. И уж конечно, не идет ни в какое сравнение с глухим подвалом Вона, обителью всех мыслимых ужасов.
На ум приходит книга, которую мне читал Линден, пока я выздоравливала. Это был «Франкенштейн», роман о безумце, создавшем человека из частей умерших людей. Перед глазами мелькает холодная рука Роуз с розовыми наманикюренными ногтями, голубые глаза Габриеля, крошечное сердечко мертвого младенца, и внезапно – я даже не успеваю ничего сообразить – меня сотрясает приступ рвоты. Дженна отводит от моего лица волосы. Мир крутится с головокружительной скоростью. Но это лишь очередная иллюзия Вона.
