Джилл, потеряв всякое терпение, нагнулась и, подобрав с земли камушек, швырнула его в спину Томпсона. Тот вздрогнул, обернулся. Завидев ее, приподнял брови – девушка выглядела чересчур растрепанной для такого важного мероприятия. Джилл сделала страшное лицо и поманила журналиста к себе.
Карл Поликарпович приблизился к «Бриарею» почти вплотную: обогнул его левую пятку и осторожно пошел дальше, озираясь по сторонам. И, как выяснилось, не зря – у края сборочных лесов, как раз около лестницы, стояла пара охранников из местной полиции. Клюев стал перебирать варианты, коих у него было немного: показать свое приглашение и надеяться, что фамилия «Клюев» им хоть немного знакома, либо же применить силу. Впрочем, можно было начать с простой просьбы, а потом уж…
– Добрый день, – вежливо поздоровался с полисменами Карл Поликарпович на английском. Они посмотрели на господина, пробирающегося к ним через перекрестные балки лесов, без особой опаски, и синхронно закивали.
– Я – помощник мистера Шварца. – Клюев протянул приглашение. – Срочное дело.
Полисмены переглянулись, один из них поднес руку к виску в вежливом салюте. Затем он медленно, тщательно выговаривая слова, объяснил, что по приглашению – это мистеру надо к трибунам, там, где зрители.
Карл Поликарпович вздохнул тяжело, порылся в кармане пальто и, достав револьвер «Бульдогъ», «бельгiйской работы, съ особымъ предохранителемъ отъ нечаяннаго выстрела», наставил его на стражей порядка.
– Срочное дело, – повторил он. – Уходите.
Полисмены, поставленные сюда отгонять детей и особо любопытных журналистов, растерялись; затем, решив что начальству виднее, скрылись за высоким штабелем из труб, прикрытых брезентом. Клюев опустил револьвер в карман и стал подниматься по лестнице.
План его особенной хитростью не блистал. Добраться до головы гиганта, пока Яков будет выступать, проникнуть внутрь – если мисс Кромби права, а скорее всего, так и есть, должен быть вход, через который Адам туда попал, – и затем под дулом того же «Бульдога» заставить секретаря выйти. Ну и разбить что-нибудь, выглядящее, как важная деталь – для спокойствия. Или же разнести там внутри все к чертовой матери – Карл еще не решил.
Лестница все не кончалась. Поглядев в сторону, Клюев отметил, что находится где-то на уровне коленей «Бриарея», и с тоской посмотрел наверх. Он считал, что для одного дня ему выпало достаточно физических упражнений – взять хотя бы этот безумный велопробег с мисс журналисткой; однако судьба, похоже, считала иначе. Но оказалось, что он зря пеняет на судьбу. Завидев подъемник – самого простого типа, с противовесом, – он поблагодарил мысленно всех святых, каких смог припомнить. Зашел в открытую кабинку, дернул рычаг. И медленно поехал вверх.
Частично леса были скрыты все тем же брезентом – видимо, рабочие не все успели снять до начала торжеств, да так и бросили; все равно самое внушительное – голова, широкие бронированные плечи и грудь гиганта, – было открыто для восхищенных взоров. Подъемник остановился. Карл Поликарпович подергал рычаг – безрезультатно. Осмотрев механизм в кабинке, он понял, что дальше она и не способна ехать, а, подняв голову, догадался, что ему предстоит очередная пара лестничных пролетов, но зато там, наверху, был еще один подъемник.
Клюев заклинил рычаг подъемника, затем вышел на площадку, медленно приблизился к краю. Ухватившись рукой за деревянные перила, чуть наклонился вперед. Не то чтобы он боялся высоты, но все же что-то сжалось в животе, когда он увидел внизу толпу, казавшуюся сейчас уже не такой огромной. Ветер тут дул сильный, то и дело Карл Поликарпович поправлял шляпу, прихлопывая ее ладонью. Края брезента, свисавшего с балок, резко хлопали под порывами ветра. Клюев отвернулся от раскинувшейся перед ним панорамы и, определив себя где-то в районе пояса гиганта, пошел по кругу, преодолевая ступеньки шаг за шагом. Где-то у сердца закололо.
Уже подходя ко второму подъемнику, он услышал громкий звук сзади: обернулся, но понял, что это ветер треплет брезент. Развернувшись, Клюев встретился взглядом со стоящим напротив Жаком, появившимся словно из ниоткуда. Тот был одет празднично – цилиндр, фрак, бабочка.
– Меня эта встреча совсем не удивляет. – Ухмыльнулся Мозетти. – И не сказать, чтобы радует, несмотря на то что, в целом, я на вас зла не держу.
Клюев медленно поднял руку, расстегнул пальто и с усилием вытащил засунутый за пояс брюк массивный золоченый крест, в каменьях и филиграни. Не то чтобы Карл Поликарпович не верил в силу божью, он лишь сомневался, что именно на Жака крест подействует, и именно нужным образом. Он вытянул его перед собой и лишь после взглянул в лицо «графу», надеясь, что узрит на нем страх. Увиденное больше походило на искреннее недоумение. Потом ухмылка Жака стала шире.
– Карл Поликарпович, дорогой вы мой… Поверить не могу, что вы принесли… крест? Вы серьезно?
– Он тяжелый. Им и по шее можно. – Мрачно ответил Клюев, крепче перехватывая основание «божьего орудия».
– И что, вы думали, произойдет? – Жак перестал ухмыляться, и, сделав шаг вперед, прислонился к ближайшей балке плечом. – Думали, я зашиплю и рассыплюсь в прах? Вы меня, случаем, за другого графа не принимаете?
– А кто вас, нехристей, знает. – Рассудительно заметил фабрикант. – Отойди, Жак.
– Отойду – и что? Пойдете наверх? Помолитесь и стукнете этого железного болванчика крестом по лбу? С таким же успехом вы и себя могли бы по лбу треснуть, пользы было бы, право, больше. Может, прояснилось что у вас, и вы поняли бы, что понятия не имеете о том, что происходит, а значит – вмешиваться не имеете права.
– А что происходит… – Клюев опустил руку с крестом – тот и правда был тяжелый, держать на весу – быстро устанешь, да и Калиостро, кажется, никакого волнения при виде святой вещи не испытывал. Карл повторил: – Что происходит… Хороший человек разума лишился, узнав о твоих секретах. Я себя виню всецело, сам его послал расследовать, да и после не заметил, насколько он плох; да не в этом дело… Происходит, калюпчик, – язвительно выговорил Карл ненавистное слово, – что вы с Яковом, уж не знаю, демон ли он огненный, как Петруша сказал, или это бредни, решили этим «Бриареем» всех напугать и заставить на себя работать. А чтоб поверили в ваш этот «искусственный разум», посадили туда Адама. Гомункулуса бездушного. А теперь скажи, будто я не знаю, что происходит.
Жак посерьезнел.
– О-о-о, Карл Поликарпыч, да вы куда глубже закопались, чем я думал. Если это вас утешит – признаю, что узнали вы гораздо больше, чем кто бы то ни было. Но – уж не обессудьте, – выводы сделали неверные. И, хоть и следует мне вас сейчас развернуть да отправить домой, успокаиваться каплями от доктора Блюма, я все же, из уважения, расскажу вам, что происходит.
Калиостро сделал паузу, и Карл Поликарпович послушно подал реплику:
– И что же происходит?
– Армагеддон, голубчик. Прямо сейчас.
Клюев моргнул непонимающе. Услышанное укладываться в голове не желало, и на секунду подумалось ему, что Жак тоже с ума сошел, да только что-то внутри твердило – правда. А Жак продолжил:
– Хотели до истины добраться – получайте, в подарочной упаковке. Не того масштаба вы человек, чтобы вмешиваться, уж поверьте. И, уверяю вас, вы только хуже сделаете, если пойдете дальше. Что мне сказать, чтобы вы успокоились? Что Петруша придет в себя? Думаю, нет, хотя все возможно. Вы думаете, что Яков – демон? Я отвечу – нет. Не Дьявол, не Сатана, и не Антихрист…
– Но ты сказал – Армагеддон… – прохрипел Карл.
– Это одно из названий. Другое – Рагнарёк. Ragnarök, День Гнева, Сумерки Богов. И, как бы его не называли еще – Конец Света.
– Зачем Якову уничтожать мир?
– А кто говорит об уничтожении? – Жак пожал плечами и шагнул ближе к Карлу. – Это лишь одна из возможностей. Он хочет устроить конец Света – но именно этого Света.
– Я не понимаю…
– Вот поэтому вам и не стоит вмешиваться. Вы не понимаете – и не поймете, даже если устроить вам трехчасовую лекцию. Смиритесь – вы ничего не сможете сделать. – Еще шаг вперед. – Сейчас все на краю висит, любое неверное действие, и покатится мир в тартарары, сиречь, в Тартар – это, если не знаете, древние греки так Ад называли. Так что идите-ка домой, поцелуйте жену и ждите. Может, и пронесет.
– Домой – это вряд ли… – Клюев, по-прежнему не выпуская из левой руки крест, правую сунул в карман и наставил на Жака револьвер, целясь тому прямо в сердце. – Не знаю, насколько ты долгоживущий, а вот бессмертный ли – сейчас проверю.
И выстрелил, взводя курок, три раза подряд. Попал, все три раза, что его безмерно удивило. Грудь Жака будто взорвалась, разбрызгивая во все стороны кровь, он зашатался, и, сделав по инерции несколько шагов назад, упал всем телом на деревянные перила. Те с хрустом сломались, и Жак полетел вниз.
